9

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

9

12-го августа армия выступила на рассвете и шла, построенная в большой батальонный каре и окруженная несколькими рядами возов, как шанцами. И кавалерия и пехота шли пешие, и этот порядок соблюдался до прибытия к Днепру.

Армия едва построилась, как турки начали показываться небольшими отрядами на холмах. Когда в полдень арьергард армии сходил с холма, турки с одной стороны, а татары с другой пытались помешать его движению или, по крайней мере, задержать его, но это им не удалось. Тогда они удовлетворились тем, что целый день до ночи вступали в стычки с армией.

Фронт армии отстоял от их прежних укреплений едва на одну английскую милю. Эта ночь была проведена армией в том же порядке, как она шла, и турки не отважились напасть на нее.

13-го на рассвете христианская армия двинулась дальше и несколько раз останавливалась, пока арьергард не перешел через болота. В арьергард, как самый опасный пост, боярами были назначены лучшие войска. По правую сторону находился генерал-майор Вульф с своими полками, а рядом с ним выборные полки, к которым примыкали стрельцы. Казаки хотя и составляли отдельный корпус, но все же тесно примыкали к русским Турки и татары бродили вокруг русской армии, не делая, однако, на нее смелого нападения, а только время от времени пытаясь задержать ее движение. Около полудня фронт армии вступил в прежние свои укреплений (на берегу Днепра), после чего турки и татары принуждены были отступить.

Этот лагерь или укрепления имели форму полумесяца, оба конца которого упирались в Днепр. В нем было несколько раншментов, а со стороны поля на возвышенности находилась крепостица. На левой стороне укрепления бояре поставили пехотные полки, составлявшие фронт и примыкавшие к казакам. Полки правого фланга получили приказ занять правую сторону укреплений до Днепра. Прежний арьергард составил теперь центр и фронт. Главная часть армии, состоявшая из московских и земских дворян, прошла через лагерь и укрепления на низменность на берегу Днепра.

По оплошности русских воевод не была занята гарнизоном «крепостица» на холме перед фронтом укреплений, и это немедленно использовали турки.

«Едва русские вошли в свой лагерь, как турки завладели этой крепостицей и тотчас же принялись за исправление ее; она является самым высоким пунктом, с которого видна вся русская армия; стрельба с него, может сильно вредить русским. Ночью турки вырыли 12 траншей, привезли свои мортиры в крепостицу и уставили пушками холм, с которого виден был весь лагерь, в который и начали не переставая стрелять.

14-го в полдень турки после небольшого сопротивления покинули свои траншеи, оставив мортиры и бомбы. Русские тотчас же заняли их и захватили много оружия. Однако турецкая кавалерия, смешанная с пехотой, напала на русских с фланга и без труда отогнала их обратно в лагерь. При этом было убито с русской стороны 31 человек и вдвое больше ранено. Сколько погибло турок — узнать нельзя, но, вероятно, гораздо больше, чем русских; между прочими был убит Делафер-паша.

15-го турки безостановочно стреляли в русский лагерь из пушек и мортир и многих убили, частью ранили. Наконец, решено было сделать вылазку на другой день, но не раньше наступления ночи.

16-го на песчаных холмах происходили стычки между добровольцами. Стрельба из пушек с обеих сторон продолжалась без перерыва…»

Такие же бои «местного значения» шли и в последующие два дня.

Наконец, 19 августа Григорий Ромодановский решает атаковать неприятеля. Вся русская армия вышла за линию укреплений. Турки и татары тоже вышли в «поле», и началась жестокая битва. Русские полки медленно теснили противника, но решающего успеха не добились — турки просто отступили в свой укрепленный лагерь, засели в траншеях и за шанцами. Перед русскими полками была настоящая крепость, готовая встретить атакующих пушечным и ружейным огнем. С ходу приступать к турецкому лагерю было бесполезно, требовалось подтянуть пехоту, артиллерию, пробить бреши в полевых укреплениях противника. Русские трубачи протрубили отбой. Полки вернулись в свой лагерь. Все понимали, что завтра — новое сражение. Начинать переправу через широкую и полноводную реку, имея перед собой сильную армию противника, бессмысленно…

Но все получилось по-иному. В ночь на 20 августа в турецком лагере поднялся сильный шум. Григорий Ромодановский приказал полковникам строиться в боевой порядок, предполагая ночное нападение. Но оказалось, что турки в темноте сворачивали лагерь, чтобы отступать обратно к Чигирину.

21 августа боярин и воевода Григорий Григорьевич Ромодановский отправил донесение в Москву: «Встретив крепкое и мужественное стояние и в своих войсках уроны великие, августа против 20, в полночь, турского султана везирь с пашами с турскими и иных разных земель с войсками из окопов своих и хан крымский с ордами побежали назад…»

В Москве сразу не поверили в поспешное отступление турецкой армии, прислали гонца с приказом точно выяснить, «действительно ли они пошли в свои земли и не чает ли от них в том какова лукавства?»

Почти неделю простоял Ромодановский на правом берегу Днепра, у Бужинской переправы, посылая вперед разъезды казаков и рейтар. Разведчики сообщали, что на несколько дней пути турок нигде не видно, разрушенный Чигирин пуст. 27 августа русская армия начала переправу на левый берег Днепра.

5 сентября 1678 года полки Григория Ромодановского двинулись к городу Сумам, а казаки гетмана Ивана Самойловича — в Переяславль. Полководцы считали, что на этом летняя кампания 1678 года закончилась. Пора было подводить итоги.

По «росписи», представленной Григорием Ромодановским в Разрядный приказ, главные силы армии потеряли в сражениях с 13 июля по 19 августа убитыми — три тысячи сто двадцать три человека, умершими от ран — шестьдесят три человека, без вести пропавшими — пятьдесят шесть человек, пленными — сорок пять человек, а всего безвозвратные потери русской армии составили три тысячи двести восемьдесят семь человек, Пять тысяч четыреста «ратных людей» получили ранения. Потери весьма скромные, если учесть масштабы и накал военных действий против огромной турецкой армии.

Еще более скромными представляются потери гарнизона Чигирина, если вспомнить непрерывные бомбардировки, многочисленные взрывы турецких мин, неоднократные приступы. За время осады убиты два офицера (один из них — Иван Иванович Ржевский) и триста тридцать рядовых «ратных людей», ранено двадцать офицеров и тысяча двадцать семь рядовых.[35]

Воевода Григорий Ромодановский сохранил, таким образом, боеспособную армию, и это сыграло решающую роль — через Днепр великий визирь Мустафа-паша перейти не решился.

Он отступил от Бужинской переправы, предоставив русским воеводам возможность без помех перевести свои войска на Левобережную Украину. Стратегически кампания была турками проиграна, от наступления на Левобережную Украину и тем более — на Россию пришлось отказаться. Потери турок оказались очень большими. По русским данным, Мустафа-паша потерял от тридцати до шестидесяти тысяч человек. Неудивительно, что военные операции турок на Правобережной Украине носили частный характер.

Небольшие отряды крымской конницы появлялись под Киевом, грабили окрестности, но к городу даже не приступали, хотя, по донесениям киевского воеводы Михаила Голицына, в его распоряжении тогда находилось всего сто шесть солдат!

Были взяты и разграблены несколько небольших правобережных городков: Канев, Черкасы, Корсунь, Немиров.

На помощь киевскому воеводе немедленно вышли генерал Вульф с тысячей солдат и полковник Ротерт с пятью тысячами драгун. За древнюю столицу Руси теперь можно было не беспокоиться.

А в октябре 1678 года стало известно, что великий визирь со своей армией ушел за Буг, крымский же хан покинул его и спешит обратно в Крым. Воеводе Ромодановскому было приказано вернуть московских стрельцов и солдатские полки, а «служилых людей» распустить на зиму по домам. В Москве считали кампанию оконченной.

Есть основания полагать, что турки сами расценивали второй поход к Чигирину как неудачный. В случае успеха следом за армией великого визиря должен был двинуться сам султан, но он так и простоял все лето на Дунае…

Турецкий историк Фундуклулу писал, что в войне с русскими турки выбились из сил и неоднократно заявляли верховному визирю о невозможности продолжать войну. На военном совете было прямо заявлено, что турецкое победоносное войско может погибнуть и поверять пушки. «Честь державы вплоть до самого воскресенья мертвых будет потеряна и мы подвергнемся за это проклятью!»

Не об этом ли предостережении вспомнил Мустафа-паша, отдавая приказ в ночь на 20 августа покинуть лагерь у Днепра и отходить к Бугу?

Пленные турки единодушно говорили о русском войске, что таких «крепких полков» они еще не встречали. Особенно высоко оценивалась русская пехота. Пленные утверждали, что против ста русских пехотинцев не решалась выступать и тысяча турецких солдат. Особенно удивила турок храбрость русских солдат, штурмовавших неприступную, как они считали, Чигиринскую гору; они называли русских людьми, которые «записываются на смерть». Тяжелое впечатление произвело на янычар ранение Каплан-паши, самого известного полководца султанской армии. И, конечно, отрезвляюще подействовали огромные людские потери. Только под Чигирином было убито двенадцать тысяч турок. Посольскому гонцу Василию Даудову сами турки рассказывали в Каменце, что в Чигиринском походе погибло шестьдесят тысяч человек, то есть едва каждый третий возвратился домой…

В январе 1679 года в Москву пришло известие, что весной султан и великий визирь вновь собираются в поход на Киев. Русское правительство начало готовиться к новой кампании.

По «росписи» Разрядного приказа в распоряжение «большого воеводы» князя Михаила Черкасского выделялось сто тринадцать тысяч «ратных людей», в том числе семьдесят одна тысяча конницы и сорок две тысячи пехоты. Полки должны были стоять в Переяславле, Киеве, Путивле, Сумах. Численность казачьих полков доходила до сорока тысяч. Таким образом, стопятидесятитысячная армия была готова встретить противника далеко за пределами России.

Но турецкий султан на новый большой поход не решился.

В мае 1679 года он при посредничестве господаря Валахии Дука начал переговоры с Москвой. Турки предлагали провести границу по Днепру, причем Киев оставался за Россией. Московское правительство в принципе было согласно, но требовало, чтобы на Правобережной Украине не стояли турецкие войска. A это не устраивало турок. Переговоры затягивались.

В декабре в Константинополь поехало полномочное русское посольство. Русские послы соглашались на границу по Днепру, но к России должны перейти, кроме Киева, большая территория с Чигирином и все Запорожье.

Длинными и трудными были эти переговоры. Но русские послы были настойчивы, за ними стояла сила! Наконец, 3 января 1681 года был подписан мирный договор. На правом берегу Днепра, кроме Киева, за Россией оставались города Васильков, Триполь, Тайки. Крымский хан обязался больше не нападать на русские владения. Вопрос о подданстве запорожцев оставался пока открытым, но в Сечи явно преобладало русское влияние.

9 сентября 1682 года русский посол Возницын привез в Москву из Константинополя утвержденную султаном «договорную грамоту».

Чигиринские походы и огромные жертвы закончились для турецкого султана ничем.

Но происходило все это уже без Григория Григорьевича Ромодановского. Второй Чигиринский поход оказался концом его военной карьеры. Сдача Чигирина, несмотря на общий успех кампании 1678 года, была очень болезненно воспринята в России, и Ромодановский чувствовал это.

В делах «Белгородского стола» сохранился любопытный документ, озаглавленный так: «Просьба князя Ромодановского о смене его и сына его князя Михаила за службы, за многия его кровавые нужные службишки». Написан этот документ осенью 1678 года и фактически содержит просьбу об отставке:

«Милости у тебя, великий государь, прошу, умилосердись над холопом своим за многие службишки, вели, государь, меня и сынишка моево Мишку переменить и об отпуске ис Курска к Москве свой великого государя милостивый указ учинить…»

Просьба старого воеводы была удовлетворена — его отозвали в Москву. У опального воеводы сразу появилось множество недоброжелателей, которые постарались обвинить его в падении Чигирина. Патрик Гордон разглагольствовал о медлительности воеводы, будто бы не пославшем вовремя помощь гарнизону. Гетман Самойлович вдруг объявил, что «у нас с Ромодановским людей было много, а на боях было их мало: только солдатские полки да стрелецкие приказы; да и стрельцов было немного, прочее все пряталось в обозе, в телегах; от рейтар, городовых дворян и детей боярских только один крик! Гетман много раз посылал к ним, а они не шли, и гетман вынужден был посылать в бой свои казацкие полки». По любопытному совпадению, эти клеветнические измышления передавал в Малороссийском приказе гетманский посланец Иван Мазепа, изменивший России накануне Полтавской битвы! Были пущены слухи об измене самого Ромодановского. В плену у крымского хана находился его сын, Андрей Ромодановский, и хан будто бы обещал князю отпустить сына, если он сдаст великому визирю Чигирин…

Григорию Григорьевичу Ромодановскому пришлось защищать свою честь, и он сделал это весьма остроумным способом.

После первого Чигиринского похода воевода получил в награду вотчину — село Ромоданово с приселками и деревнями, с крестьянами, с пустошами, мельницами и рыбными ловлями, с перевозами и со всеми угодьями. Предки Григория Ромодановского были владетельными удельными князьями и именно от этого села получили свою фамилию, называясь ранее князьями Стародубскими. Восстановление древнего удельного прозвища сразу возвысило бы воеводу, заставило бы замолкнуть недоброжелателей, так как такое жаловалось только в случае особой царской милости. И воевода подал челобитную царю Федору Алексеевичу:

«До твоего указа я писаться не стану, а прежде писался я для того; тебе, великому государю, известно, князишки мы Стародубские, а предки мои и отец мой и дядя писались Стародубские-Ромодановские. Умилосердись, не вели у меня старой нашей честишки отнять!»

Царь «умилосердился», поддержав честь заслуженного воеводы, и все встало на свои места: недоброжелатели притихли.

Правда, нового назначения воевода не получил, но его фамилия продолжает упоминаться в дворцовых разрядах, причем на почетном месте. 9 сентября 1679 года Григорий Ромодановский оказался среди ближних бояр, которые сопровождали царя в его «походе» в село Хорошево. 12 января 1682 года Ромодановский участвовал в Соборе по вопросу об отмене местничества, и его подпись стоит под «соборным деянием». 2 мая 1682 года князь «дневал и ночевал» при гробе царя Федора Алексеевича. Был он в Кремле и во время стрелецкого бунта 15 мая 1682 года. Тогда и погиб князь Ромодановский вместе с другими боярами, сторонниками Нарышкиных, родственников матери будущего российского императора Петра Великого. Смерть старого воеводы была ужасной.

Стрельцы схватили Григория Ромодановского против Посольского приказа и потащили к Разряду. По описанию одного из современников стрелецкого бунта, «ведуще его за власы и браду, зело ругательно терзаху и по лицу бивше», а затем подняли на копья и, опустив на землю, зарубили. Труп был брошен на Лобное место с приговорами: «Любили величаться, вот вам и вознаграждение!»

Слепа и безжалостна ярость толпы…

Но навечно имя Григория Григорьевича Ромодановского соединилось с Чигиринскими походами — славной страницей русской истории, а проложенную им большую дорогу к Чигирину от Путивля мимо Конотопа, Ромен и Хорола на протяжении двух столетий народ называл просто «Ромоданом».

* * *

РОМОДАНОВСКИЙ, Григорий Григорьевич (?-15.5.1682) — русский государственный и военный деятель XVII века, князь, боярин (с 1665 года). В 1653 году в составе посольства В. В. Бутурлина участвовал в Переяславской раде. В 1654–1656 годах — один из воевод русской армии в войне против Польши. Возглавив Белгородский разряд, Ромодановский сыграл выдающуюся роль в организации военного дела на южной границе России. Из Белгорода Ромодановский переводился для руководства Севским и Новгородским разрядами. Активно вмешивался в избрание гетманов, проводя угодных России кандидатов (Брюховецкого, Многогрешного). Командовал войсками во время Чигиринских походов 1677–1678 годов. После этого Ромодановский нес службу при дворе. Убит во время восстания в Москве.

Советская историческая энциклопедия. 1969, Т. 12. С. 138.