2

2

Хлопотливыми и непредсказуемыми были для Москвы «украинные дела», но не они определяли общую международную обстановку в Восточной Европе. С середины шестидесятых годов происходила постепенная переориентация турецкой агрессии со Средиземноморья на север: Трансильванию, Польшу, Россию. В 1664 году Турция заключила мир с Австрией, в 1669 году — с Венецией. Предложение гетмана Правобережной Украины о переходе в турецкое подданство представляло удобный предлог для вмешательства в дела Восточной Европы. Россия, связанная условиями Андрусовского договора, не могла послать свою армию за Днепр, а польский король ничего не мог поделать со своим непокорным гетманом — Петр Дорошенко засел с шеститысячной армией в Чигирине и был неуязвим. Польша сама просила помощи у России, чтобы предупредить турецкое проникновение в Приднепровье. В этом же была заинтересована и Россия. Иметь поблизости от своих рубежей такого соседа, как Турция, было опасно.

В 1672 году русским посольством в Константинополе был предпринят серьезный дипломатический демарш с целью предотвратить турецкое нападение на Польшу. Толмач Василий Даудов и подьячий Никифор Ванюков вручили султану царскую грамоту, в которой предлагалось присоединиться к мирному договору между Росси ей и Польшей. В противном случае Россия вынуждена будет помогать Польше. Далее следовали конкретные угрозы в случае нападения турок на владения польского короля: «То и мы, как христианский государь, за него вступимся и учнем против вас промысел чинить и наше повеление пошлем донским атаманам и казакам, чтоб они на Дону и Черном море всякий военный промысел имели…»

В ответной грамоте верховный визирь Аззем-Магомет-паша предложил России оставаться в стороне от «польских дел», угрожая в противном случае войной: «Вы же еще будете друзи или недрузи нам, в кой ни есть путь пойдете, с сей стороны такожде тож увидите!»

Перед Россией встал нелегкий выбор. Ввязываться в немедленную войну с Турецкой империей и Крымским ханством было безрассудно, но и допустить утверждение турок на Днепре тоже нельзя. Оставалось надеяться, что Польша какое-то время продержится. Но события развивались стремительно.

В марте 1672 года турецкий султан прислав польскому королю грамоту с выговором, что поляки «беспокоят» владения гетмана Дорошенко, который вступил в число «невольников высокого порога нашего», то есть стал подданным Турецкой империи. Это была открытая претензия на Правобережную Украину, оставшуюся по Андрусовскому договору во владении польского короля. Поляки ответили, что Украина «от веков была наследием наших предшественников, да и сам Дорошенко, не кто иной, как наш подданный».

Весной огромная турецкая армия (по некоторым сведениям — триста тысяч человек!) переправилась через Дунай. Впереди турецких колонн двигалась крымская конница. Она первая подошла к Южному Бугу. Здесь, при Батоге, ее разгромил шеститысячный польский отряд Лужецкого. Но это был, пожалуй, единственный военный успех поляков. Лужецкому вскоре самому пришлось; поспешно отступать к городу Ладыжину, где стояли! главные силы гетмана Ханенка. Город был осажден, и польско-казацкое войско фактически оказалось блокированным. Между тем турецкая армия форсировала Десну и вторглась в Подолию. Польский король возлагал большие надежды на крепость Каменец. В августе турки подошли к Каменцу и после полуторамесячной осады; взяли город. Затем, почти не встречая сопротивления, турецкие янычары и крымская конница начали «воевать» Галицию. 28 сентября 1672 года они захватили Львов. Польша оказалась перед военной катастрофой и; запросила мира. 5 октября 1672 года в Бугаче, городе в Восточной Галиции, был подписан мирный договор. Султан Мухаммед IV мог торжествовать: меньше чем за полгода ему удалось утвердиться в Подолии и на Правобережной Украине. Польша уступила Турции Каменец с прилегающими землями, признала Петра Дорошенко подданным турецкого султана.

Приближавшаяся зима заставила Мухаммеда IV отвести свою армию за Дунай, но было совершенно ясно, что это не последний турецкий поход на север. На очереди были Левобережная Украина и Россия.

Тревожным сигналом об опасности прямого вторжения турок стало для Москвы падение Каменца. По всем русским городам разошлись царские грамоты, в которых объявлялось о надвигавшейся войне: «Турский салтан свое желание исполнил, крепкую оборону и замок государства Польского город Каменец со многими знатными городами взял, и видя то султан турской, что в походех его учинились всякие находки, возгорделся, приложил в то дело неуклонную мысль, что ему не токмо Польское государство разорить и завладеть, но и всеми окрестными христианскими государства завладеть. Паче ж тщится на Московское государство войною и разорением».

Далее в грамотах говорилось о намерении султана пойти на Киев и иные «малороссийские города» и объявлялось о решимости России оборонять свои новые владения: «Мы решили, не щадя своей казны, послать на защиту Украины свои конные и пешие полки. Для пополнения казны и тем ратным людям на жалованье мы указали и бояре приговорили: взять с патриарших, архирейских, монастырских вотчин и поместий и вотчин бояр, окольничьих и всяких чинов людей против сбора 1670 г. по полтине со двора. С именитых людей Строгановых, с гостей, гостиной, суконной дворцовых сотен и слобод, с торговых, промышленных и ремесленных людей собрать десятая деньга».

Такие чрезвычайные сборы по всему государству проводились только в ожидании большой войны!

В начале января 1673 года большое войско под командованием известного воеводы боярина Юрия Петровича Трубецкого двинулось на Украину. 13 февраля Трубецкой был уже в Киеве.

В Москву тайно приехал польский посланник, который просил прислать русские полки в Валахию и на Правобережную Украину, чтобы вместе с польскими войсками противодействовать султану, если тот снова начнет поход. Но в Москве разгадали нехитрый замысел польскою короля — напрямую столкнуть лбами Россию и Турцию — и отказались. Был принят чисто оборонительный план войны, встретить турок на Днепре и, если удастся, склонить Петра Дорошенко к выходу из турецкого подданства.

Еще один наступательный план предложил гетман Самойлович. В марте в Москву приехало посольство: протопоп Симон Адамович и два сына гетмана — Семен и Григорий. От имени гетмана они били челом, чтобы царь прислал воеводу Григория Ромодановского, пушек, пороху, свинцу и «ратных людей» для совместного с гетманом похода на Крым. Предложение это Москва категорически отвергла, послав гетману Самойловичу подробную инструкцию, как действовать в летней кампании 1673 года. Видимо, аналогичную инструкцию получил и Ромодановский.

Воеводе и гетману было велено идти к Днепру и, став там лагерем, начать переговоры с гетманом Дорошенко о переходе в русское подданство, обещая ему прощение и защиту от турок. Если Дорошенко не согласится, постараться привести к присяге «заднепровских казаков» и выбрать им нового гетмана или, если станут просить, объявить гетманом обеих половин Украины самого Самойловича.

Русское правительство все еще надеялось обойтись без войны.

Русские полки и гетманское войско соединились близ Лохвицы только 22 мая. Ромодановский объяснял задержку весенней распутицей: «У нас на Украине с полей снег сбило и водное располнение большое, никоторыми мерами мне походом спешить нельзя». 1 июня передовой отряд переправился через Днепр и пошел к Каневу. Одновременно поехали гонцы к Дорошенко — склонять его к присяге, но снова неудачно.

Даже этот небольшой рейд за Днепр вызвал гнев царя, который писал: «Разве вам велено было переправляться за Днепр? Вам велено было стоять у Днепра, где пристойно, и, устроясь обозом, послать к Дорошенку с милостивыми грамотами двоих досужих людей, а не полк!» Осуждая самовольные действия Ромодановского, правительство еще раз подтвердило свое явное желание ограничиться на Днепре лишь военной демонстрацией, не вызывая султана на прямую войну.

Примерно так же развивались события и на Дону. Донской атаман Фрол Митлев доносил, что «добрых и промышленных молодцов» у него всего пять тысяч, и просил прислать московских «ратных людей», чтобы «не токмо в Азове, но и в Царьграде страх был великий». В июне 1673 года на Дон действительно прибыли думный дворянин и воевода Иван Хитрово и стольник полковник Григорий Косагов, с ними находились два солдатских полка и восемь стрелецких «приказов» (всего шесть тысяч девяносто восемь ратных людей). С обозами привезли шесть пушек железных, девять пушек верховых, четыре пушки голландские, да в Черкасском городке было сорок восемь разных пушек. С такими силами можно было приступать к Азову, но воевода Иван Хитрово ограничился тем, что потребовал очистить от турецких гарнизонов Каланчинские башни, которые стояли «на прежней его царского величества земле», и добавил, что на сам Азов, а также морским путем на Крым и Черное море ему «ходить не приказано», если сам султан не начнет войну.

Только в ноябре 1673 года, когда переговоры с Дорошенко окончательно зашли в тупик, Григорий Ромодановский получил приказ готовиться к походу за Днепр.

В середине января 1674 года русские полки и казаки Самойловича переправились через Днепр, сожгли Вороновку, Боровицу, Бужин. 27 января взяли город Крылов. Путь к Чигирину, где засел Дорошенко, был свободен.

Передовой отряд под командованием стольника Скуратова и переяславского полковника Дмитрашко-Раича 31 января подошел к самому Чигирину, разбил двухтысячный отряд «заднепровских казаков», прикрывавший подступы к городу, и сжег посады. В это время главные силы продолжали захватывать правобережные города: Черкассы, Мошну, Канев, принимая присягу на верность от местных полковников.

На раде в Переяславле в марте 1674 года Иван Самойлович был объявлен гетманом всей Украины. В раде приняли участие и полковники «Западной стороны». Дорошенко, оказавшись почти в полной изоляции (его поддерживали только татарские отряды, присланные крымским ханом), направил своего генерального писаря Мазепу в Турцию — просить помощи у султана. Но посольство перехватили запорожские казаки. Тем не менее другой посланник Дорошенко — полковник Евстафий Гоголь — все же сумел пробраться в Константинополь.

В начале июня 1674 года сорокатысячная турецкая армия перешла реку Днестр и двинулась к Чигирину. С другой стороны к городу спешила крымская орда. Турки взяли и сожгли Тульчин, Лодыжин, Умань.

Григорий Ромодановский и Иван Самойлович достиг; ли Чигирина 29 июля и сразу приступили к осадным работам: начали ставить шанцы, сооружать батареи. Вскоре заговорили пушки. Но взять Чигирин с ходу не удалось. Шеститысячный гарнизон яростно отбивался. На стенах и башнях стояло около сотни пушек. И что самое главное — Григорию Ромодановскому приходилось держать значительную часть войска в укрепленных станах для предупреждения неожиданного нападения турок и татар, которые подходили к городу.

9 августа первые конные разъезды крымцев появились в окрестностях Чигирина. Следом шла вся орда крымского хана. Где-то недалеко были и турки.

10 августа Ромодановский и Самойлович приказали сжечь свои «таборы» и отступать к Черкассам; Крымский хан пришел к Чигирину на следующий день, но уже не застал русского войска. Крымская конница начала преследование и вновь опоздала. 12 августа Ромодановский вошел в Черкассы, а татары «добежали» до города только 13 августа. Встретив крепкий отпор, хан увел свою орду в Умань, где стояли главные силы турецкой армии. Туда же, на поклон к великому визирю, отправился и Дорошенко со своими сторонниками.

Оставаться в Черкассах было теперь бесполезно, да и опасно: турки и татары в любой момент могли двинуться дальше. И Григорий Ромодановский отвел полки за Днепр. Он построил укрепленный лагерь на левом берегу реки против Канева, чтобы не пустить противника в Левобережную Украину. Но в начале сентября турки ушли из-под Умани и Лодыжина обратно за Днестр. Вскоре, узнав о нападении донских казаков и калмыков на свои владения, покинул Украину и крымский хан.

Осенью царь разрешил Ромодановскому вернуться на воеводство в Курск, оставив в Переяславле полк «московских ратных людей» во главе с сыном воеводы, стольником Михаилом Григорьевичем Ромодановским. Служилые люди были распущены на зиму по домам — войску требовался отдых. Григорий Ромодановский писал в Москву: «Ратные люди Севского и Белгородского полков, будучи на службе в беспрестанных походах полтора года, изнуждались, наги и босы, запасов у них вовсе никаких нет, лошадьми опали, а многие от великой нужды разбежались и теперь бегут беспрестанно, а которых немного теперь осталось, у тех никаких запасов нет, оставить их долее на службе никак нельзя…» Не в лучшем положении оказались и полки гетмана Самойловича — с гетманом оставалось не более пятнадцати тысяч казаков.

Тяжелый был год, не прибавивший славы ни воеводе Ромодановскому, ни его соратнику гетману Самойловичу. Не победами, а изнурительными походами, вынужденными отступлениями, разочарованиями отмечен он. Хорошо хоть, войско под турецкие ятаганы не подставили, вовремя отвели за Днепр и дорогу туркам и татарам на Левобережную Украину закрыли. Как бы вничью закончилась кампания. Поэтому не высказал государь своему верному воеводе царского милостивого слова, но и укорять не стал.

А следующий год принес облегчение. Турки навалились всеми своими бесчисленными тысячами на Польшу. Новый король Речи Посполитой Ян III Собеский сражался отважно и умело, и осенью 1675 года отбил-таки султанское воинство от Львова.

Много усилий приложили польские посланники, чтобы и Россию втянуть в войну. Но только два полка армии Григория Ромодановского были переброшены через Днепр — полк генерал-майора Франца Вульфа и полк генерального есаула Ивана Лысенка. Но и этого оказалось достаточно, чтобы от Петра Дорошенко начали отъезжать многие казаки. Помощи от турок и татар он не мог получить — сами завязли в войне с Польшей.

И случилось то, к чему стремилось, оттягивая чисто военное решение вопроса, русское правительство: при посредстве кошевого атамана Запорожской Сечи Серка гетман Дорошенко начал переговоры с Москвой.

В начале января 1676 года послы Дорошенко приехали в Москву, привезли бунчук и санджаки, врученные гетману Правобережной Украины от имени турецкого султана. Только гетманскую булаву оставил себе Дорошенко, сославшись, что без булавы ему неприлично будет ехать в Москву, если государь России дозволит «видеть свои царские очи». Послам было приказано, чтобы сам Дорошенко явился к Григорию Ромодановскому и Ивану Самойловичу для принятия присяги.

Но Дорошенко сдать гетманство Самойловичу отказался. «Не поеду, — сказал он, — и не сдам гетманства без войсковой рады: это безчестно!» Возможно, дело было вовсе не в «чести». Дорошенко не мог не знать, что между Польшей и Турцией начались мирные переговоры (мирный договор был заключен позднее, 17 октября 1676 года). Ситуация могла измениться, новая турецкая помощь Чигирину становилась реальностью.

Летом в Москве стало известно о движении турок к Днепру. Григорию Ромодановскому, стоявшему с полками в Курске, был отдан приказ выступать несмотря на то, что сбор «ратных людей» еще не закончился. По «наряду» в Севском, Белгородском, рейтарских и солдатских полках значилось пятьдесят две тысячи шестьсот двадцать два человека, а налицо оказалось лишь тридцать две тысячи двести пятьдесят восемь «ратных людей», из них двадцать тысяч шестьсот семьдесят три конных и одиннадцать тысяч пятьсот восемьдесят пять пеших воинов. Планом предусматривались оборонительные действия на случай вторжения турецкой армии и наступательные против гетмана Дорошенко. Приказ нового царя Федора Алексеевича (Алексей Михайлович умер 30 января 1676 года) был категоричен: «Итти за Днепр к Чигирину!»

Главные силы Григория Ромодановского продвигались медленно, отягощенные большими обозами и артиллерией. К войску присоединялись по пути отряды из других пограничных городов (Путивля, Рыльска, Белгорода, Нового Оскола). Нужно было торопиться, и за сто верст до Днепра воевода послал вперед пятнадцатитысячный отряд полковника Григория Косагова и три полка казаков генерального бунчужного Леонтия Полуботка. Они быстро переправились через Днепр и пошли к Чигирину. Дорошенко пытался задержать их на подступах к городу, но силы оказались явно неравными. После короткого боя многие сторонники правобережного гетмана разбежались, а сам он с двумя тысячами казаков заперся в крепости. Гетманские гонцы поскакали к крымскому хану — за помощью. Но на этот раз татарской конницы поблизости не оказалось. Далеко находились и турки — еще за Днестром. А в Чигирине уже обсуждали «увещевательную грамоту», присланную от имени царя, и настроение горожан складывалось явно не в пользу Дорошенко.

Тем временем войска Косагова и Полуботка окружили Чигирин, а главные силы Григория Ромодановского начали переправляться через Днепр под Крыловом. Не видя возможности обороняться, Дорошенко созвал чигиринцев на раду, которая решила отдаться на милость русского царя, о чем Дорошенко сам известил Косагова. 19 сентября гетман в сопровождении Косагова и Полуботка приехал в лагерь Ромодановского и передал знаки гетманского достоинства. Ему было разрешено возвратиться в Чигирин, чтобы приготовиться к сдаче города.

На следующий день гетман Иван Самойленко, стольник Михаил Ромодановский и черниговский полковник Василий Борковский приблизились к Чигирину. Встреча была торжественной. Прогремел салют из крепостных пушек. Дорошенко встретил гетмана далеко за городом, вручил городские ключи. Вскоре русско-казацкое войско ушло за Днепр, оставив в Чигирине трехтысячный гарнизон. Ромодановский доносил в Москву: «Того часу Москва стала у Чигирина по указу его царского величества».

Сначала Дорошенко жил в Батурине, под присмотром гетмана Самойловича, а затем его перевезли в Москву. Он был даже допущен «к царской руке» — в Москве проявили великодушие к своему давнему врагу. Дорошенко получил разрешение вызвать с Украины жену и детей.

Падение Чигирина имело большое военное и политическое значение. Россия получила сильную крепость, прикрывавшую днепровские переправы. «Двоегетманство» закончилось. Фактически русские владения, вопреки Андрусовскому договору, перешагнули через Днепр. Весть о падении Чигирина облетела всю Украину. Люди говорили: «При ком Чигирин и Киев, при том и казаки должны быть в вечном подданстве!» А оба эти города были теперь «при России»…

Но возникли новые обстоятельства, которые не могли не тревожить. Русские владения ныне соседствовали с причерноморскими владениями султанской Турции. Две великие державы стояли лицом к лицу, и это противостояние было чревато большой войной. Дорошенко предупреждал Ромодановского, что турецкий султан считает себя властителем Правобережной Украины, что он может назначить нового гетмана и поддержать его военными силами. К сожалению, предсказание бывшего гетмана сбылось. Султан выпустил из Семибашенного замка пленного Юрия Хмельницкого, сына знаменитого вождя освободительной войны украинского народа против шляхетского ига, пожаловал званием князя Малороссии и приказал готовиться к походу…

Первые сведения о готовившемся турецком походе на Украину в Москве получили через Польшу. В октябре 1676 года польский король Ян III Собеский в беседе с русским посланником Тенкиным предупредил: «Пиши к царю, что следует ему немедленно послать более войска в украинные города, в Киев и Чигирин, и особенно инженеров и артиллерию, турки сильны умением действовать пушками и осаждать крепости».

Предостережение не было лишним. На Украине и в русских пограничных городах войска недоставало. У гетмана Ивана Самойловича было не более двадцати — двадцати пяти тысяч казаков, у Ромодановского — тридцать две тысячи. Обнадеживало только то, что шестьдесят семь процентов русского войска составляли солдатские и рейтарские полки нового строя, отличавшиеся высокими боевыми качествами. Сильной оказалась и артиллерия — сто двадцать шесть пушек, среди которых много тяжелых, дальнобойных. Артиллерии в предстоящей войне выделялась особая роль. Полевые пушки и солдатские полки, вооруженные мушкетами, должны были выстоять против многочисленной турецкой и крымской конницы. А то, что «большой воевода» Григорий Ромодановский отлично умеет управлять «огненным боем», знали все…

Тревожные вести продолжали поступать. В апреле 1677 года литовский гетман Михаил Пац вызвал русского посланника Василия Тенкина, находившегося в Польша, и сообщил, что турецкая армия переправляется через Дунай. Вместе с турками пришел Юрий Хмельницкий. Своих казаков у него немного, сто пятьдесят или даже шестьдесят человек, но он рассылает по всей Подолии свои «универсалы», обещает безопасность от турецких янычар, если горожане признают его своим гетманом и князем. Стало известно, что кошевому Запорожской Сечи Серко Юрий Хмельницкий послал специальное письмо, и будто бы кошевой атаман склоняется на его сторону. А турецкую армию возглавляет Ибрагим-паша, по прозвищу Шайтан, и у него не менее шестидесяти тысяч людей, и другие паши тоже готовятся к походу…

На юг, к Григорию Ромодановскому, срочно посылались подкрепления. Весной 1677 года русско-украинское войско располагалось таким образом: в Батурине, на реке Сейм, стоял заслоном гетман Самойлович с двадцатью тысячами казаков; главные силы во главе с боярином и воеводой Ромодановским (сорок две тысячи солдат, рейтаров и конных служилых людей) собрались amp; Курске; резерв составили полки Голицына и Бутурлина в Путивле и Рыльске (пятнадцать — двадцать тысяч человек).

В июне 1677 года Ибрагим-паша и присоединившаяся к турецкой армии орда крымского хана Селим-Гирея перешли Днестр. Польский резидент в Москве Павел Свидерский еще раз предупредил от имени своего, короля: «Тягота войны турской валитца под Киев и под Чигирин». Но в Москве уже знали, куда будет направлен главный удар. В Чигирин срочно были посланы Генерал-майор Афанасий Трауернихт, инженер-полковник фан-Фростен и два стрелецких головы Титов и Мещаринов с «приказами» стрельцов. При обороне городов именно стрелецкая пехота проявляла большую стойкость. В конце июня Трауернихт прибыл в Чигирин и сразу начал готовить город к обороне.

В дневнике Патрика Гордона (в котором о себе он пишет в третьем лице), шотландца на русской службе, содержится подробное описание укреплений Чигирина к моменту приезда Трауернихта:

«Замок был не особенно хорошо вооружен. В нем находилось 45 разнообразных пушек; 4 из них, очень длинные, были отлиты в Германии. Кроме них было еще 10 больших пушек; остальные были или короткие для стрельбы картечью, или легкие полевые; кроме того, в замке было еще 5 мортир, из которых 3 были железные. Бомб было очень мало, ручных гранат не более 800. После же осады осталось всего 28 бомб и 23 бочки пороха.

Длина замка достигает 88 сажен, ширина со стороны поля 65, со стороны города всего 17 саж.; окружность замка с бастионами, фланками и валом до самой реки равняется 375 саж.; окружность города с каменной стеной и палисадами 982 саж.; от замка до старых укреплений 219 саж.»

Гордон не случайно сетует на малое количество «ручных гранат». Эта «малая артиллерия» появилась в русской армии десять лет назад, когда на тульских и каширских заводах было приказано отлить четыре тысячи ручных гранат и «отдать в стрелецкие приказы». В полку воеводы Черкасского, например, было более одиннадцати тысяч «нарядных» (готовых к бою) и «тощих» (без пороховой начинки) гранат — количество, по сравнению с которым Чигиринские запасы кажутся весьма скромными. Были еще и «скляночные гранаты» (с корпусом из стекла). Стрельцы и солдаты имели особые холщовые сумки, «что ручные гранаты носят». Но даже свой небольшой запас ручных гранат гарнизон Чигирина использовал с большой эффективностью.

Далее Гордон подробно рассказывает, как действовал в Чигирине назначенный «комендантом генерал-майор Афанасий Трауернихт, иностранец, принявший православную веру»:

«В конце июня месяца он прибыл в Чигирин. Первым его делом было исправить разрушившуюся в некоторых местах стену и достроить то, что не было исполнено полковником Кропковым (крепость, сделанная из дубового леса, прошлой зимой сгорела, вновь же была выстроена из соснового леса. Затем Трауернихт велел приделать лафеты к пушкам, не имевшим их, и расставить их на валу, бастионах и других местах».

Турецкий командующий «Шайтан-паша» явно недооценил трудности взятия Чигирина. По сведениям турок, гарнизон составляли всего три тысячи казаков и полторы тысячи русских «ратных людей». Паша надеялся, что, увидев под стенами огромную турецкую армию, комендант со стрельцами сам уйдет за Днепр, а казаки сдадутся «гетману» Юрию Хмельницкому. Что касается Киева, то турки считали, что он плохо укреплен, гарнизон не превышает шести тысяч человек, пушек и запасов мало, и после сдачи Чигирина его легко будет взять. В возможность помощи осажденным городам из-за Днепра турецкие военачальники попросту не верили. Переправлять войска через широкую и полноводную реку на виду у крымской конницы и турецких пушкарей, имея перед собой превосходящие силы противника, они считали безрассудным. Было заранее объявлено, что всех янычар распустят по домам «ко дню Касыма» (26 октября) и снова позовут на войну в «день Хозыра» (23 апреля следующего года), а в захваченных городах останутся зимовать только казаки Юрия Хмельницкого.

Но Ибрагим-паша ошибался. Под командованием коменданта Трауернихта находилось не менее десяти тысяч «ратных людей»: четыре тысячи стрельцов в «замке» и шесть тысяч казаков в «нижнем городе» и на посаде. Затем подошли еще тысяча стрельцов и тысяча казаков, а перед самым приходом турок гарнизон был усилен еще тремя стрелецкими «приказами» и сводным полком казаков численностью до четырех с половиной тысяч. Русский гарнизон не только не покинул город, но оказал туркам отчаянное сопротивление. Казаки отвергли призывы Юрия Хмельницкого и стойко обороняли «нижний город». Наконец, воевода Григорий Ромодановский решительно двинулся к Днепру, чтобы помочь осажденному городу, и это, в конечном счете, решило исход кампании.

В отличие от Ибрагим-паши, русские военачальники были хорошо осведомлены о противнике. Казачьи сторожевые станицы постоянно сообщали о продвижении турок, а гетман Самойлович своевременно посылал донесения. В июне он сообщил о форсировании Днестра и движении Ибрагим-паши и крымского хана к Южному Бугу. 2 августа Самойлович предупредил, что турецкая армия перешла Южный Буг и движется на Чигирин. Были захвачены пленные, от которых стало известно о составе и численности турецкой армии.

«По словам пленного турка Сулимана Ахмета, Ибрагиму-Шайтану-паше было подчинено 14 пашей, именно: Ахмет, паша египетский, Али, паша софийский, Афет-Мустафа-паша, Дейлет Юлуп польский, Ахмет-паша корбекитский, Кур-паша, Мустафа-паша, Чурум-паша, Базиа-паша, Узеним-паша анатолийский и Емолх-паша. Кавалерии было 40000 человек, янычар и остальной пехоты 20000, валахов и молдаван 12000 и татар 19000…

По другим рассказам было всего 8 пашей…

По третьему известию, Ибрагим-паша имел под своим начальством под Чигирином боснийского и силистрийского пашей, около 15000 янычар и другой пехоты, 30000 турок и валахов и около 20000 татар. Пушек у них было не больше 28, из которых 8 стреляли ядрами от 30 до 36 фунтов, остальные же были легкими полевыми орудиями».

Все эти цифры — из реляции коменданта Чигирина генерал-майора Трауернихта.

По другим сведениям, численность только турецкой армии (без орды крымского хана) достигала ста тысяч человек. Под Чигирин шли шестьдесят тысяч турецких солдат (в том числе — десять-пятнадцать тысяч янычар, отборной пехоты), девятнадцать тысяч молдаван и валахов (вспомогательное войско), около сорока тысяч татар, тридцать пять пушек и огромный обоз.

Сведения, как видите, не вполне совпадают, но при всех разночтениях ясно одно: численное превосходство турецко-крымской армии было огромным. Тем громче воинские подвиги русских ратников и казаков, сумевших остановить неприятеля под стенами Чигирина, а затем и прогнать его прочь.

На это численное превосходство, вероятно, надеялся Ибрагим-паша, посылая в Чигирин грамоту с требованием сдачи города. Перевод этой грамоты, отосланной из Чигирина воеводе Григорию Ромодановскому, сохранился:

«Вы московские люди войсковые буде же в замке Чигиринском христианского народа и над войском начальные московскими и казацкие обретающиеся. Ведомо вам чиним это наияснейший цесарь и наисильнейший на свете междо монархи пан мой милостивой, что своею саблею и силою завоевал Украину.

А как Дорошенко в государство Московское ушел, вы пуст город обретше, в замок Чигиринской вошли.

И тако наияснейший царь мой милостивый Юрья Хмельницкого властного дедича прислал, чтоб пан властвовал и был владетелем над всею Украиною до границы. Для чего послал с ним же хана крымского и нас с войском, чтоб ево на гетманство посадить. Для чего, чтоб вы с нами не бьючись город нам отдав и сами с чем ни есть пришли есте, с тем народ, в свою землю, возвратились. Будете надежны того дня чего от хана крымского также и от нас самих и от всего войска во здравии, безо всякого умаления отойдете.

А буде не послушаете нас и тако за божнею помощию, мечом и огнем побеждены будете. А опосле не досадуйте, что вам прежде времени не дали ведать…»

Военный совет Чигирина принял решение на это письмо «отвечать не иначе, как пушками». Чигиринская оборона началась.