5

5

Польский король Сигизмунд III не желал примириться с провалом планов завоевания России. Он снова предложил на царский престол своего сына Владислава. С сильным войском из шляхетской конницы (до тысячи двухсот всадников) и трех тысяч наемных немецких ландскнехтов он двинулся к русской границе. Еще одна тысяча конницы была вызвана для похода из состава польского гарнизона Смоленска. В Вязьме к королю присоединился с остатками своего воинства гетман Ходкевич.

Но короля ждали постыдные неудачи. Первый урон был нанесен полякам у стен маленькой крепости Погорелое городище. Городовой воевода наотрез отказался сдать крепость, дерзко посоветовав: «Пойди под Москву, будет Москва за тобою и мы готовы быть твои!» Приступивших к стенам ландскнехтов встретил пушечный огонь, вынудивший их отступить.

Тогда королевская армия пошла к Волоколамску. Пограничный русский город, до этого неоднократно отражавший врагов, выстоял и на этот раз. Казачьи атаманы Нелюб Марков и Иван Епанчин хорошо организовали оборону, отбили три жестоких приступа. Королю пришлось перейти к затяжной осаде — в опустошенной военными действиями местности, в окружении враждебного населения, в условиях приближающейся зимы. Русские партизаны уничтожали отряды фуражиров, устраивали засады на дорогах. Наемники роптали, не получая ни жалованья, ни обещанной добычи. А казаки из Волоколамска устраивали вылазки, даже захватили несколько пушек.

27 ноября 1612 года Сигизмунд III приказал своим полкам отступить к Смоленску. Московский поход провалился.

Обстановка в Москве была сложной. Из-за недостатка продовольствия пришлось распустить по своим поместьям часть дворянской конницы, из четырех тысяч дворян в столице осталось не более половины. Значительно сократилось и количество казаков — не всем им удалось выплатить жалованье. Но что самое главное, не было единодушия в вопросе о выборе нового царя. Многих трудов стоило Дмитрию Пожарскому собрать Земский собор и настоять, чтобы на русский трон не приглашали ни польского и шведского «королевичей», ни татарских «царевичей», ни «Маринкиного воренка», ни иных иноземцев. Постоянным противником полководца являлся князь Дмитрий Трубецкой, который сам претендовал на положение правителя. С настороженностью относились к вождям земского ополчения и другие знатные бояре.

Навряд ли можно считать случайностью, что за свои заслуги Дмитрий Пожарский получил весьма скромную награду. Ему вернули старинное владение Пожарских — вотчину Ландех, пожаловали богатое село Холуй с соляными промыслами и земли в Суздале. Кстати, другие бояре, к тому же запятнанные службой самозванцу (Борятинский, Черкасский, Бутурлин), получили значительно больше, не говоря уже о самом князе Дмитрии Трубецком.

После долгого обсуждения Земский собор избрал на царство шестнадцатилетнего Михаила Романова. Так в 1613 году было положено начало династии Романовых, правивших Россией более трехсот лет.

Дмитрий Пожарский участвовал в торжественной церемонии коронации, ему было поручено нести за царем золотое яблоко. На следующий день объявили о пожаловании «стольнику князю Дмитрию Михайловичу Пожарскому» боярского чина. Это была последняя награда полководцу.

Кузьма Минин вообще не участвовал в коронационных торжествам — должности при дворе ему не нашлось. Второму вождю земского ополчения пожаловали чин думного дворянина, двести рублей жалованья в год, но без поместья. Должность казначея он так и не ^:получил, хотя фактически ведал всеми финансами государства.

Казалось, время Дмитрия Пожарского и Кузьмы — Минина прошло, новые люди из родовитой знати окружили трон молодого царя, и не было среди них места вождям распущенного земского ополчения. Но это было не так. Продолжалась война с польским королем Сигизмундом III, шведские войска по-прежнему стояли в Новгородской земле. Прославленный воевода вновь был призван на воинскую службу!

Войска польского короля пересекли русскую границу, взяли Козельск, Волхов, Перемышль, подходили к Калуге. С большим трудом их удалось отогнать.

Еще хуже обстояли дела на севере. Шведы захватили Новгород, Орешек, Копорье, Ивангород, Ям, Гдов, Порхов и другие города. Против них была послана рать во главе с князем Дмитрием Трубецким. 14 июля 1614 года Трубецкой был разбит полками Якова Делагарди у Бронниц, в тридцати километрах от Новгорода, и поспешно отступил. В 1615 году интервенты осадили Псков.

Не лучше сложилась обстановка и под Смоленском, который пытался взять князь Дмитрий Черкасский. Полная блокада города ему не удалась, литовские отряды пробивались в крепость и доставляли обозы с продовольствием. Осаждающие несли большие потери. А когда к юго-востоку от Смоленска, в Карачеве, объявился пан Лисовский со значительными силами, положение князя Черкасского стало отчаянным, его войско нужно было срочно спасать. Вот тогда-то, после двухлетнего вынужденного бездействия, и вспомнили о воеводе Дмитрии Пожарском!

В июне 1615 года воеводу вызвали в Москву. Дьяки Разрядного приказа составили «роспись» полкам, которые под командованием воеводы должны были выступить в поход. Семь тысяч человек, сила немалая!

Борьба со шведской интервенцией на Русском Севере (1609–1615)

Но, к сожалению, в Москве оказалось не более одной тысячи дворян, стрельцов и казаков. Остальных еще предстояло собрать, распределить по полкам, вооружить. На это требовалось время, а как раз его-то и не было.

29 июня 1615 года воевода Дмитрий Пожарский выступил из Москвы с тем небольшим отрядом, который удалось собрать. В Боровске он пополнил свою рать, призвав на службу всех местных служилых людей. В Белеве к воеводе присоединился отряд казаков, ранее служивших в земском ополчении. В Волхове он включил в свою рать две тысячи татарских всадников. В бою на Них надежды было мало, но при умелом командовании степняки могли помочь в разведке, при преследовании отступавшего противника.

Пан Лисовский не стал ждать встречи с прославленным воеводой, он покинул Карачев и быстро пошел к Орлу. Но и Дмитрий Пожарский умел совершать стремительные переходы. «Лисовчикам», как называли людей пана Лисовского, не удалось оторваться от преследования. 30 августа 1615 года передовой конный отряд головы Ивана Пушкина неожиданно напал на польский лагерь. Следом подоспели главные силы Дмитрия Пожарского.

Внезапное нападение вначале имело полный успех. Ратникам Ивана Пушкина удалось ворваться в польский лагерь, перебить много шляхтичей, не успевших как следует вооружиться и собраться в роты. Но русских было всего несколько сотен человек, и пан Лисовский сумел остановить свое отступавшее воинство. Подоспевший на помощь передовому отряду полк Дмитрия Пожарского поляки встретили уже в боевом строю.

Началось ожесточенное полевое сражение, продолжавшееся несколько часов. Князь Дмитрий Пожарский трижды атаковал «лисовчиков», захватил пленных, несколько знамен. Обе стороны потеряли много воинов. В затянувшемся сражении фронт против фронта, когда все силы втянуты в битву и уже невозможен неожиданный маневр, отличающий талантливого полководца, численное превосходство начинает играть решающую роль. А численное превосходство было у Лисовского…

Пан Лисовский собрал свою тяжелую гусарскую конницу в кулак и ударил по самому ненадежному звену русского строя — по татарским легковооруженным тысячам. Татары не выдержали и побежали, увлекая за собой других ратников. От полного разгрома русских спасли стойкость и мужество воеводы Дмитрия Пожарского, который собрал вокруг себя небольшой отряд (две сотни дворян, сорок стрельцов и несколько сотен пешцев) и стоял насмерть. Так и не сломив сопротивление этого отряда, пан Лисовский временно прекратил атаки.

Передышку Дмитрий Пожарский использовал как нельзя лучше: он окружил свой стан несколькими рядами обозных телег, расставил пехотинцев с «огненным боем». Получилось нечто вроде острожка. Воевода сам подавал пример мужества и стойкости, призывая ратников: «Лучше погибнуть всем на месте, чем уступить поле боя врагу!»

На что рассчитывал воевода, кроме мужества своих немногочисленных воинов и укрепления из обозных телег, которое поляки не могли штурмовать в конном строю?

Дмитрий Пожарский правильно оценил то гнетущее впечатление, которое произвели на «лисовчиков» тяжелые потери в дневном сражении, нежелание наемников штурмовать укрепления, из-за которых их могли расстреливать в упор стрельцы и вооруженные «огненным боем» пешцы. Предыдущие бои научили интервентов осторожности, приступы к острожкам, как правило, кончались для них неудачей. Кроме того, Дмитрий Пожарский надеялся, что отступившие татарские и русские воины в конце концов вернутся, видя, что их воевода продолжает сражаться, и усилят «осадную рать». Так и получилось.

На немедленный приступ «лисовчики» не решились. Вечером пан Лисовский отвел свое воинство на две версты и остановился на ночлег. А в русский лагерь, на огонь костров, всю ночь собирались беглецы, спрятавшиеся от польской погони в оврагах, перелесках, в кустарниках по берегам речек и ручьев. Погибших оказалось не так уж много. У Дмитрия Пожарского было теперь достаточно воинов, чтобы надежно прикрыть все свое импровизированное укрепление.

Это понял и пан Лисовский. Сражения он не стал возобновлять. Три дня противники стояли друг против друга, и это было на руку Пожарскому — он ждал дополнительных подкреплений из Москвы. Лисовскому же ждать подкреплений было не от кого.

Было и еще одно, неблагоприятное для пана Лисовского обстоятельство. Иноземные наемники, составлявшие немалую часть его войска, не отличались надежностью, их можно было попросту перекупить. В лагере Пожарского находился его старый знакомый, шотландский капитан Шоу с несколькими своими соотечественниками. Шоу по совету Пожарского послал своих людей в лагерь Лисовского, и они быстро договорились о переходе шотландских и английских наемников на русскую службу. Дмитрий Пожарский тотчас послал им грамоту с обещанием «великого государева жалованья». Наемники стали переходить в русский лагерь, войско пана Лисовского рассыпалось на глазах.

Тогда пан Лисовский решился на коварный маневр. Он тихо покинул лагерь и обходным путем, через Кромы и Волхов, быстро двинулся к Калуге, надеясь, что Дмитрий Пожарский, задержавшись под Орлом, оставит этот богатый город без защиты. Но пан просчитался, воевода разгадал маневр и по прямой дороге послал к Калуге конные согни. Сам же, получив значительные подкрепления из Казанского края, поспешил к Перемышлю, чтобы преградить путь Лисовскому. Пан Лисовский не принял сражения. Он сжег Перемышль и отступил к Вязьме, а затем еще дальше — к Ржеву. У него оставалось не более половины войска, которое начинало поход…

Но в дальнейших военных действиях Дмитрий Пожарский уже не участвовал. Больной воевода остался в Калуге, передав командование своему брату Лопате-Пожарскому.

О нем вспомнили только через год, и вновь при обстоятельствах чрезвычайных. Продолжавшаяся война с Польшей и Швецией требовала огромных денег, а казна оказалась пуста. Обычными средствами собрать необходимые для войны деньги было уже невозможно. Вопрос передали на рассмотрение Земского собора, который согласился на чрезвычайный сбор «пятой деньги» по всей стране, однако потребовал, чтобы во главе этого дела стоял человек, пользующийся безусловным доверием. Таким человеком был только князь Дмитрий Михайлович Пожарский. В помощники ему определили дьяка земского ополчения Семена Головина. Так воевода оказался во главе финансового ведомства всей страны. К сожалению, рядом с ним не было верного соратника по земскому ополчению Кузьмы Минина, который умер в 1616 году по дороге из Казани, куда был послан «для розыска» о злоупотреблениях местных властей.

Была и еще одна «государева служба» князя Дмитрия Михайловича Пожарского — дипломатическая. Правительство Михаила Романова старалось использовать авторитет и популярность прославленного полководца, освободителя Москвы от интервентов, и поручало ему важнейшие дипломатические переговоры. Например, именно Дмитрий Пожарский имел дела с англичанином Джоном Мериком, который выступал как посредник в переговорах между Россией и Швецией, участвовал в составлении условий мирного договора. Как известно, Столбовский мирный договор со Швецией был заключен в начале 1617 года, по нему шведы вернули Новгород, Старую Руссу, Ладогу и другие северные города, но устье Невы и Карелия для России были потеряны.

Осенью 1617 года возобновилось наступление польских королевских войск на Россию: королевич Владислав снова попытался захватить русский трон. Русские воеводы сняли осаду Смоленска и отступили. Войско гетмана Ходкевича заняло Вязьму. Другое сильное польское войско двинулось на Калугу.

Как и раньше неоднократно случалось, в минуты опасности на военную службу был призван воевода Дмитрий Михайлович Пожарский, на этот раз — по прямому требованию жителей Калуги. В Москву приехали «выборные от всех чинов» и просили царя прислать в Калугу воеводу Пожарского.

В октябре 1617 года с небольшим отрядом из двух десятков московских дворян и тремя сотнями стрельцов воевода поспешил в Калугу. Город был почти беззащитен: там оказалось всего лишь около восьмисот дворян и стрельцов. Военную силу нужно было искать на месте, и Пожарский сумел это сделать. За рекой Угрой стояли таборы казачьих атаманов. Он предложил казакам «государево жалованье», равное денежным выплатам дворянам и «детям боярским». Сыграл, конечно, свою роль и личный авторитет воеводы. Вскоре в Калугу пришли две тысячи казаков. Еще одну тысячу стрельцов и казаков с «огненным боем» Дмитрию Пожарскому удалось получить из южных городов — осенью опасность крымских набегов уменьшилась, и необходимость держать в пограничных крепостях на «крымской украине» многочисленные гарнизоны отпала. В самой Калуге спешно формировалось ополчение. Более тысячи горожан были вооружены, в том числе и «огненным боем», все посадские люди «расписаны» по стенам и башням.

Но осадная армия в Калуге собралась не сразу, и первые бои с интервентами пришлось вести крайне незначительными силами. В результате воеводе Опалинскому с гусарской конницей в сражении под стенами города удалось разбить калужский отряд и взять в плен племянника Дмитрия Пожарского. Опалинский предпринял неожиданный ночной штурм и даже ворвался в город, но был выбит русскими ратниками. Полученный урок отрезвляюще подействовал на польского воеводу. Он отвел свое войско за пятнадцать верст, в село Товарково, и встал на зимние квартиры. Всю зиму продолжались бои, которые в военных сводках нашего времени назвали бы боями местного значения. То русские отряды подъезжали к лагерю поляков и учиняли «многую тесноту Опалинскому», то польские гусары делали «великую шкоду калужанам», нападая на пригородные села, перехватывая обозы на дорогах. Но не эти частные успехи или неудачи являлись главным. Главным было то, что королевский план захвата Калуги явно провалился. Короля Сигизмунда III вынудили искать удачу в другом месте.

Было решено, что королевич Владислав и гетман Ходкевич летом 1618 года пойдут прямо на Москву. Первой целью похода стал Можайск. Сюда пришел из-под Калуги и воевода Опалинский со всеми солдатами. Фактически командовал объединенными польскими силами уже известный нам гетман Ходкевич. Королевская армия осадила Можайск. Попытки царского воеводы князя Черкасского помочь городу кончились полным провалом, войско его было разбито, а сам воевода, раненный ядром, увезен в Москву.

Вся надежда была на Дмитрия Пожарского, который не только отстоял Калугу, но и сумел собрать значительные силы. Полки Дмитрия Пожарского выступили из Калуги к Боровску.

Сражаться со всей королевской армией не представлялось возможным, слишком неравны были силы, но отвлечь часть войска от Можайска означало бы облегчить положение его защитников, и Дмитрий Пожарский поступил именно так. Ратники Пожарского быстро соорудили острог у стен Боровского Пафнутьева монастыря и прочно закрепились в нем. Конные сотни дворян и казаков стали тревожить осадный лагерь гетмана Ходкевича под Можайском. Тем временем к Пожарскому прибывало подкрепление: отряд астраханских стрельцов, конные сотни служилых татар, московские, ярославские и костромские дворяне. Полки Дмитрия Пожарского двинулись к Можайску.

Одно из проявлений полководческой мудрости — постановка перед войском реальных задач. Надеяться на разгром всей королевской армии Дмитрий Пожарский не мог, для этого у него явно не хватало сил. И он решил обеспечить безопасный отход от Можайска заблокированного там поляками войска князя Лыкова, а в городе оставить только гарнизон, для которого хватило бы продовольствия. Это Пожарскому удалось. Темной дождливой ночью конница воеводы подобралась к самому Можайску и прикрыла дорогу, по которой ушли к Боровску полки князя Лыкова. В Можайске остался только «осадный воевода» Федор Волынский с отрядом пехоты.

Отвод полков от Можайска был очень своевременным: с юга, по сговору с польским королем, начал поход на Россию гетман Петр Сагайдачный с украинскими казаками. Он уже сжег Ливны и Елец. Спасенное из-под Можайска войско заняло переправы через Оку, прикрыв столицу. Но в этих событиях Дмитрий Пожарский участия уже не принимал. Он снова заболел и возвратился в Москву. Оставшийся за него князь Григорий Волконский не сумел остановить Сагайдачного. Запорожские «таборы» появились под самой Москвой. 20 сентября 1618 года к Москве подошла и королевская армия. Москвичи вновь увидели под стенами города своих заклятых врагов: коменданта пана Гонсевского, гетмана Ходкевича. На этот раз с ними был и кандидат в цари — королевич Владислав.

Снова собрался Земский собор, который призвал всех горожан оборонять столицу. Торговые и посадские люди были расписаны по стенам и башням. Вооруженные горожане пополнили московский гарнизон. Только с «огненным боем» оказалось около двух тысяч горожан, еще большее число их владело холодным оружием.

Перед лицом страшной опасности царь Михаил Романов демонстративно осыпал милостями Дмитрия Пожарского. Воеводу пригласили во дворец к царскому столу, наградили золоченым кубком и собольей шубой. Были громогласно перечислены все его заслуги перед Россией. На этот раз в похвалах воеводе не поскупились. Оно и понятно: само присутствие Дмитрия Пожарского в Москве вдохновляло народ на героическую борьбу с интервентами!

Но Дмитрий Михайлович Пожарский отнюдь не был только символом, он принимал непосредственное участие в защите Москвы. Когда ночью 30 сентября 1618 года солдаты гетмана Ходкевича взорвали ворота Земляного города и ворвались в улицы, одним из первых подоспел к месту боя из своего двора на Арбате князь Дмитрий Пожарский с вооруженными людьми. По словам летописца, он «бился, не щадя головы». Утром интервенты были вышвырнуты из города.

Ночная попытка показала полную безнадежность штурмов Москвы: несмотря на внезапность нападения, интервенты даже не дошли до стены Белого города. А дальше высились каменные стены и башни Китай-города, за ними же — неприступная твердыня Кремля!

Гетман Ходкевич не стал повторять приступов. Он отошел к Троице-Сергиеву монастырю, где претендент на русский престол королевич Владислав потребовал от монахов присяги. Это требование никого в Троице не испугало, отбивать приступы «литовских людей» здесь научились за месяцы прошлой осады. Залп из грозных крепостных пушек будто ветром сдул парламентеров. Ходкевич не стал испытывать счастья и пошел дальше, за рубеж. Вскоре отправился восвояси и гетман Сагайдачный.

Польский сейм отказался дальше финансировать безнадежную войну, начались переговоры. 1 декабря 1618 года было подписано перемирие. Россия потеряла Смоленск и другие западнорусские города, но обрела, наконец, долгожданный мир. Завершилась еще одна глава истории государства Российского, глава трагическая и героическая. Исчезли со сцены исторического действа многие герои «Смутного времени». Бывший предводитель земского ополчения, освободившего Москву, князь Дмитрий Михайлович Пожарский превратился в одного из многих бояр, выполнявших эпизодические «службы». В 1621–1628 годах он возглавлял Разбойный приказ, который боролся с «лихими людьми», ведал уголовными делами по серьезным преступлениям. В 1628–1630 годах он неожиданно оказался воеводой в Великом Новгороде.

Война 1632–1634 годов за возвращение Смоленска на время привлекла внимание правительства Михаила Романова к простеленному воеводе. Было решено, что поход на Смоленск возглавят бояре Михаил Шеин и Дмитрий Пожарский. Но Пожарскому было уже пятьдесят с лишним лет, он долго и тяжко болел. От почетного назначения пришлось отказаться.

Осенью 1633 года (осада Смоленска затягивалась. Боярская Дума снова обратилась к воеводе Дмитрию Пожарскому. На этот раз он согласился возглавить армию вместе с князем Дмитрием Черкасским. Но сбор войска шел медленно и в феврале 1634 года воевода Шеин сдался, окруженный королевскими полками. Что успел сделать Дмитрий Пожарский, так это только надежно прикрыть Можайскую дорогу. На столицу поляки даже не пробовали наступать. Начались мирные переговоры.

Князю Дмитрию Пожарскому поручено было присутствовать на переговорах, именно присутствовать, ибо сами переговоры вели попеременно то Федор Иванович, то Иван Петрович Шеремегевы. Создается впечатление, что это делалось намеренно, чтобы повлиять на польских послов — Дмитрий Пожарский был живым олицетворением той грозной силы, которая похоронила планы короля завоевать Россию!

Как особо доверенное лицо, Дмитрия Михайловича Пожарского вместе с боярами Шереметевыми оставляли управлять Москвой во время отсутствия царя. В 1634–1640 годах (с некоторым перерывом) он ведал Московским Судным приказом. Это была должность, требующая большого личного авторитета, неподкупности, безукоризненной честности, ибо Московский Судный приказ разбирал споры между знатнейшими представителями столичного дворянства, включая членов Боярской Думы.

Последнее военное назначение Дмитрия Пожарского состоялось в 1638 году, когда возникла опасность большого похода крымского хана на Россию. Пожарский был назначен воеводой в Рязань. Для известного полководца и боярина, занимавшего видное место в тогдашней иерархии, такое назначение могло показаться оскорбительным, не по чину, но Дмитрий Пожарский стоял выше местнических счетов. России снова угрожала опасность, разве он мог отказаться?

Пожалуй, на этом можно было бы закончить повествование о полководческой деятельности Дмитрия Михайловича Пожарского. Но читателю, наверное, интересно узнать и о его личности, семье, повседневной жизни. Передаю слово одному из биографов нашего героя, советскому историку Р. Г. Скрынникову:

«На склоне лет Пожарский вел жизнь великого боярина. Он благоустроил родовое гнездо в дедовской вотчине — селе Мугрееве. В старину село имело еще одно название — Волосынино. В селе на косогоре стоял двор боярский, подле него деревянная церковь с шатровым верхом и еще одна церквушка поменьше, к которой прилепились шесть дворов с жившими в них нищими. В мугреевском приселке Могучеве располагался еще один двор вотчинников. У ближнего озера на вотчинной земле ютился небольшой монастырей с четырнадцатью старцами. Некогда владелец Мугреева ничем не выделялся среди соседей. Теперь ему принадлежало несколько тысяч четвертей пашни, и он был самым крупным землевладельцем в округе. В тринадцати верстах от Мугреева находилось село Нижний Ландех, немногим дальше — Верхний Ландех. Оба эти села тянули к обширному селу Мыт. Все эти земли давно стали вотчиной Пожарского и его любимого сына Петра. Подлинной столицей княжеских владений стал „посадец“ Холуи. Князь Дмитрий держал тут два господских двора. „Посадец“ располагался на бойком торговом месте. Дважды в год тут собирались ярмарки. Заполучив Холуи, Пожарские стали владельцами двух соляных варниц — „Орла“ и „Усолок“. Работники без устали черпали рассол из четырех колодцев-шахт. Над варницами постоянно дымились трубы.

Боярин заново отстроил столичный двор. Новые хоромы мало походили на прежнее жилище Пожарских годуновской поры. Княжескую семью теперь обслуживала большая дворня. Во дворе на Сретенке жили его крепостные мастера: Тимошка-серебряник, Петрушка и Павлик — бронники, Матюшка — алмазник, Пронка — портной мастер, Антошка — седельник и другие. Князь Дмитрий носил расшитый золотом кафтан с поясом и шубу из бархата „золотного, цветного, персидского“. Боярин выходил на крыльцо, и ему подводили коня — „жеребец аргамак сер“, седло кованое в чекан, золоченое, покрытое бархатом „золотным“, уздечка серебряная. Со двора князь выезжал в сопровождении целой свиты из вооруженных слуг и холопов. При торжественных встречах иноземных послов Пожарские высылали на заставу до семидесяти даточных людей на конях и в цветном платье.

После Смуты усилилась тяга русского общества к просвещению. Пожарский не отставал от своего времени. Он собрал порядочную библиотеку. В его доме хранились три тома Четьи Минеи, некогда изготовленных для Ивана Грозного в Александровской слободе. Со временем эти тома попали в книгохранилище Соловецкого монастыря. Еще одна „Общая Минея“ из библиотеки Пожарского поступила в собрание Троице-Сергиева монастыря. Многие книги Пожарского — Четьи Минеи (12 книг), Псалтырь, „Толкование на деяния апостольские“, „О иконном поклонении“ и другие — перешли в собственность Спасо-Ефимьева монастыря в Суздале. Семья и люди Пожарских питали особое пристрастие к чтению вседневной литературы. Известен случай, когда крепостной Пожарского Иван Попов продал „Общую Минею“ некоему торговому человеку и собственноручно подписал проданную книгу.

Пожарские проводили много времени в столице. Покидая Москву, Дмитрий Михайлович уезжал чаще всего в родные места под Стародубом Ряполовским. Минуло лихолетье, и пахарь с сохой вновь обживал места, где еще недавно разбросаны были пустоши. В Холуях возродили древнее ремесло богомазы. Сельские жители охотно покупали произведения их кисти… Пожарский покровительствовал народным живописцам. В его вотчинах привольно жилось скоморохам. Их веселые представления тешили всю округу. Скоморохи звали себя людьми Дмитрия Пожарского да Ивана Шуйского. Шуйские и Пожарские были соседями по вотчине.

На свои средства Пожарский выстроил несколько церквей. В Медведкове под Москвой его крепостные мастера воздвигли храм Покрова… В столице он своей казной выстроил Казанскую церковь в Китай-городе, а на вотчинной земле под Нижним Новгородом возобновил Макарьевский монастырь.

В первом браке у князя Дмитрия было трое сыновей — Петр, Федор и Иван. Средний сын умер в расцвете сил. В пятьдесят семь лет Пожарский лишился жены… Его второй женой стала Феодора Андреевна Голицына, пережившая его на девять лет. Свадьбу весело отпраздновали в усадьбе на Лубянке. Во втором браке у Пожарского не было детей. Но первая жена наградила мужа, помимо сыновей, еще и тремя дочерьми. Семья Пожарских была богата и знаменита, и аристократы, прежде презиравшие воеводу за худородство, теперь набивались ему в родню. Старшей дочери князь Дмитрий дал имя Ксении в честь несчастной царевны. Ее мужем стал князь Василий Семенович Куракин. Вторая дочь Настасья была замужем за князем Иваном Петровичем Пронским, а младшая Елена — за князем Иваном Федоровичем Лыковым…

Неизвестный по имени живописец XVII века написал портрет Пожарского. Высокий облысевший лоб, изборожденный глубокими морщинами, да овал исхудавшего лица — вот самые характерные черты, запечатленные художником. Отсутствие каких бы то ни было словесных описаний внешности Пожарского мешает вынести окончательный суд по поводу достоверности рисунка.

Немного вещей Пожарского хранят музеи. Среди них прямоугольный стяг, сшитый из красного шелка, с библейскими символами в центре и золотыми узорами по краям, да две сабли — одна парадная, а другая боевая. Парадная сабля с ножнами в каменьях напоминает о том времени, когда ее владелец прозябал на придворной службе у Романовых. Сильно сточенный, потемневший от времени клинок служит символом другой поры. С этим оружием Пожарский не разлучался в те годы, когда вел народное ополчение к Москве. Шелковый стяг относится к тому же времени. То был победный стяг, взвившийся над Кремлем после изгнания оттуда иноземных завоевателей.

Князь Дмитрий скончался 20 апреля 1642 года. Погребли его в родовой усыпальнице Пожарских в суздальском Спасо-Ефимьеве монастыре…

Время не заглушило славу освободительной войны 1612 года. Памятник Кузьме Минину и Дмитрию Пожарскому, воздвигнутый на Красной площади в Москве, красноречиво выразил отношение потомков к памяти двух великих патриотов».[26]

Что можно добавить к этим высоким словам?

Каждое время рождает своих героев.

В то недоброе десятилетие нашей истории, которое получило название «Смутного времени», среди всеобщего беспорядка, потрясений и неверия, разрушения моральных ценностей, непонимания и предательства многих представителей господствующего класса, особую ценность приобретали такие высокие гражданские качества, как верность и глубоко патриотическое чувство долга перед Россией.

Именно этими гражданскими качествами обладал Дмитрий Михайлович Пожарский, именно они вызывали доверие и любовь народа, вставшего под его златотканый стяг на освободительную войну против иноземных завоевателей.

Князь Дмитрий Пожарский был живым укором «тушинским перелетам», сторонникам королевича Владислава и «Маринкиного воренка», предателям «семибоярщины», — отсюда недоброжелательство и подозрительность к полководцу, которые преследовали его всю жизнь.

И еще одно качество выделяло Дмитрия Михайловича Пожарского из других полководцев того времени: глубокая вера в патриотические силы народа, умение объединить и повести за собой всех русских людей, независимо от чинов и сословий. Это было невероятно трудно для потомка владетельных князей — подняться над сословным высокомерием и сословной ограниченностью.

Дмитрий Пожарский поднялся.

ПОЖАРСКИЙ, Дмитрий Михайлович (20.4.1578–1642), князь, — один из руководителей освободительной борьбы русского народа против польских и шведских интервентов в начале XVII века. Происходил из захудавшего рода князей Стародубских. С 1602 года Пожарский — стольник при дворе Бориса Годунова, с 1613 года — боярин. С февраля 1610 года Пожарский — воевода в Зарайске, где возглавил отпор захватчикам. В начале 1611 года Пожарский участвовал в организации Первого ополчения 1611 года, в марте этого же года — в восстании москвичей против интервентов. В Москве был ранен, вывезен в Троице-Сергиев монастырь, а затем в Суздальский уезд в родовую вотчину. В конце 1611 года совместно с Кузьмой Мининым возглавил Второе ополчение, освободившее Москву 26 октября 1612 года. В 1613–1618 годах руководил военными действиями против польских интервентов и поддерживавших их казачьих отрядов Сагайдачного. С 1619 года Пожарский ведал Ямским приказом, в 1624–1628 годах — Разбойным приказом, в 1636–1637 годах и в 1640–1642 годах — Судным приказом. В 1628–1630 годах Пожарский — воевода в Новгороде. Во время русско-польских войн 1632–1634 годов был воеводой армии прибытия, сформированной в районе Можайска. Похоронен в Суздале. В 1818 году в Москве и в 1826 году в Нижнем Новгороде Пожарскому и Минину воздвигнуты памятники.

Советская историческая энциклопедия. 1968. T. II. С. 246–247.