4
4
Стратегический план войны предусматривал одновременное наступление по трем направлениям: северная группировка — на Невель, Полоцк и Витебск; центральная группировка, которую возглавил сам царь Алексей Михайлович, — через Вязьму на Смоленск; южная — из района Брянска на Рославль, Мстиславль, Борисов, охватывая Смоленск с юга. Предусматривался также удар по польским землям силами казачьего войска Богдана Хмельницкого.
Развертывание ударных группировок началось задолго до объявления войны.
5 октября 1653 года по царскому указу в Новгород поехал воевода Шереметев — «собираться с ратными людьми». В Псков с той же целью был отправлен окольничий Стрешнев. По собственноручной «отписке» Шереметева, с ним было велено быть «драгуном и солдатом пешим десяти тысячи пятьсот человек» и дворян и «детей боярских» более полутора тысяч человек. Пришли «приказы» московских и новгородских стрельцов (примерно по пятьсот человек каждый), отряды служилых татар и казаков. Основную часть армии составили солдатские и драгунские полки нового строя. Вместе с псковским полком Стрешнева все войска должны были сосредоточиться к 20 мая 1654 года в Великих Луках и быть готовыми к наступлению.
Местом сосредоточения центральной группировки стала Вязьма. Еще в ноябре 1653 года воеводе Хованскому было велено собирать там служилых людей и по зимнему пути свозить запасы, делать «государевы станы» и острог. В январе 1654 года в Вязьму отправился стрелецкий голова Образцов с «приказом» московских стрельцов. Одновременно укрепляли заставы в Ржеве, Великих Луках, Торопце и других пограничных городах, «чтоб служилые люди на заставах против наряда были однолично сполна с ружьем, и от прихода литовских людей в день и в ночь оберегались».
В феврале 1654 года было объявлено о походе и назначен срок сбора «воинских людей» в Москве. В дворцовых разрядах записано:
«Месяца февраля в 14 день указал Государь сказать стольникам, и стряпчим, и дворянам московским и жильцам, что за неправды и за крестопреступление поволил он, Государь, итти на польского короля. А поход его государев с весны будет в Троицин день, мая в 14 день; а всяким ратным людям указал Государь стать на Москве на указной срок, мая в 1 день.
Того же месяца февраля в 27 день Государь отпускал из-за Москвы реки с Болота наряд, которому наряду быть в его государеве походе. А с нарядом отпускал Государь в Вязьму и указал Государь быть вперед в своем государевом походе у того наряду боярина Ф. Б. Долматова-Карпова и воевод».
Отправлением тяжелого осадного «наряда» по зимнему пути (намного раньше основного войска) была исправлена ошибка, допущенная в прошлом, смоленском походе, когда в 1632 году воевода Шеин, осадив Смоленск, долго бездействовал, поджидая «ломовые пушки».
В Москву собирались московские и городовые «служилые люди», конные дворяне и «дети боярские», стрелецкие «приказы», полки иноземного строя, которых оказалось уже полтора десятка. Документы сохранили имена первых «солдатских полковников»:
«С Государем полковников с полками: Аврас Лесли, Алексей Бутлер, Александр Гипсон, Франц Траферт, Клавдиус Дестевилль, Кашпир Яндер, Христофер Гундермахер, Юрий Энглис.
С бояры, с князь Яковом Куденетовичем: Филипиюс Альберт фан Буковен, Ларонц Мартот, Юрья Закс».
Особое внимание уделялось рейтарским полкам. В делах Тайного приказа сохранилась собственноручная записка царя Алексея Михайловича: «Рейтар добрать 3600, а всех сделать 6000 человек, а добрать опричь московских и городовых верстанных». Это означало срочный набор шести новых рейтарских полков.
Одно за другим поступали донесения: «Везут к тебе, Государь, из Немецкие земли ружья, пищали, и шпаги, и латы», «свейские королевы мушкеты». Одних мушкетов было прислано в 1654 году двадцать тысяч, а потом еще более двенадцати тысяч. Но основное оружие было свое, русское. Известно, что Ствольный приказ «отпустил» в полки: тридцать одну тысячу четыреста шестьдесят четыре мушкета, пять тысяч триста семнадцать карабинов, четыре тысячи двести семьдесят девять пар пистолетов, да еще в приказе осталось более десяти тысяч мушкетов и около тринадцати тысяч ружейных стволов!
В марте уже можно было подводить итоги неустанным трудам по подготовке армии, и «марта в 15 день ходил государь на Девичье поле смотреть рейтарского и солдатского ученья». Видимо, «начальные люди» были удовлетворены результатами «учения», и через два дня солдатские полки начали свой поход в Брянск.
Наконец, дошла очередь и до воеводы Алексея Никитича Трубецкого, лично от царя получившего «наказ», в котором были указаны и сроки выступления в поход, и цели южной группировки русской армии.
«Месяца апреля в 23 день Государь послал во Брянск, сбираться с ратными людьми, бояр своих и воевод: князя Алексея Никитича Трубецкого, князя Григория Семеновича Куракина, князя Юрья Алексеевича Долгорукова, да окольничего князь Семена Романовича Пожарского, да дворянина Семена Артемьего сына Измайлова, да дьяков Григория Хупакова да Ивана Патрикеева. А указал государь боярам и воеводам во Брянску стать мая в 9 день. А собрався с ратными людьми, указал государь боярам и воеводам изо Брянска итти за рубеж на Польские и Литовские города, на Рославль и на иные Литовские города и места войною и под городами промышлять».
Через три дня, «месяца апреля в 26 день пошли с Москвы во Брянск и воеводы, князь Алексей Никитич Трубецкой с товарищи…»
Приближалось выступление в поход и самого царя Алексея Михайловича. Дворцовые разрядные дьяки буквально по Дням расписали это событие. Записи дворцовых разрядов за май 1654 года — живые свидетельства современников, гордых за великое воинство Российское, и, одновременно, достоверная историческая хроника:
«Месяца мая в 10 день Государь на Девичьем поле смотрел по сотням стольников, и стряпчих, и дворян, и жильцов, и городовых и всяких ратных людей, которым быть в его государеве походе. И осмотря, изволил Государь имен их списки отдать головам сотенным, которому голове у которой сотни быть…
Месяца мая в 15 день послал Государь наперед свое-то государева походу в Вязьму: передового полку бояр своих и воевод, ертаульного полку (легкоконный отряд, создаваемый на период войны для разведки) стольников и воевод…
Того же месяца мая в 16 день послал Государь наперед своего государева походу в Вязьму: большого полку бояр своих и воевод князь Якова Куденетовича Черкасского с товарищи; сторожевого полку бояр своих и воевод…
Мая в 18 день Государь пошел из государевой отчины, из царствующего града Москвы, на недруга своего, на польского и литовского короля Яна Казимера. В его государеве полку дворовые воеводы бояре: Борис Иванович Морозов да Илья Иванович Милославский.
C утра, перед его государевым походом, сбирались его государева полку сотенные головы с сотнями, и рейтарские, и гусарские и солдатские полковники и начальные люди с полками, и головы стрелецкие с приказы на поле под Девичьим монастырем. А собрався, из-под Девичья монастыря с поля шли Москвою через дворец сотнями, а на дворце в столовой избе в то время был и ратных всяких чинов людей из окна святою водою кропил святейший Никон, патриарх Московский и всеа Русии…»
Пусть извинят читатели за столь пространную выписку, но в ней хорошо передается подлинный дух времени!
4 июня 1654 года «царский полк» пришел в Вязьму, где государь получил донесение о взятии Дорогобужа — сильной крепости на половине пути к Смоленску. 13 июня «царский полк» был уже в Дорогобуже. К этому времени войска взяли крепость Белую, в ста верстах севернее Дорогобужа, которая могла угрожать Московско-Смоленской дороге. Вскоре пал Рославль, крепость по другую сторону Московско-Смоленской дороги. Путь дальше на Смоленск был безопасен. Наконец, «месяца июня в 28 день при шел Государь под Смоленск на стан на Богданову околицу». А уже через два дня, 30 июня, начались осадные работы — на Покровскую гору отправились два стрелецких «приказа» и три сотни служилых людей, чтобы построить там «земляной город» и подготовить позиции для осадной артиллерии. В начале июля 1654 года «под Смоленск пришли государевы большие люди и облегли вокруг», сомкнув кольцо осады. По записи дворцовых разрядов, «того же месяца июля в 5 день пришел государь под Смоленск в среду и стал, не доходя Смоленска за 2 версты, на Девичье горе в шатрах».
Из Смоленска было много перебежчиков, и русское командование примерно знало, какие силы ему противостоят. Перебежчики сообщали, что в городе будто бы тысяча двести «воинских людей» (по другим сведениям — две тысячи двести пятьдесят), а всего жителей более шести тысяч; пушки стоят «по воротам и по круглым башням, а на других башнях пушки не поставлены». На воротных башнях и на земляных валах размещены гайдуки и немецкая наемная пехота, горожане же расставлены «по городу» — видимо, польское командование не очень доверяло смолянам. «Да жилецких людей на посаде тысяча пятьсот человек, да шляхетских людей, которые оставлены в шляхетских домах, тысячи с четыре; окроме того никаких людей нет». Такой гарнизон, опиравшийся на мощнейшие крепостные сооружения Смоленска, вполне мог обороняться. Кроме того, неподалеку от Смоленска, в Красном, стояло большое войско гетмана Януша Радзивилла, насчитывавшее десять-пятнадцать тысяч человек. Правда, когда главные силы царского войска подошли к Смоленску, Януш Радзивилл отвел свои конные хоругви и немецкие пехотные полки в Оршу, а затем, когда на него двинулся со значительными силами воевода Черкасский — отступил к Копыси, крепости на Днепре, верстах в двадцати пяти южнее Орши. Оттуда он продолжал угрожать русскому войску, но решительные действия южной группировки войск, возглавляемой князем Трубецким, изменили обстановку.
Алексей Трубецкой, «сослався» с князем Черкасским, быстрыми маршами двинулся к Копыси. Януш Радзивилл не принял боя и отошел к Шклову. Трубецкой доносил царю: «И с Копыси города попы и городские всяких чинов люди, шляхта и мещане, встретили их с образы и с хлебом, и государю добили челом и город Копысь сдали». Случилось это 1 августа 1654 года.
К Шклову был послан «для подлинного ведома» воевода «ертаульного полка» Юрий Барятинский. Несмотря на малочисленность полка, Барятинский завязал бой с войсками гетмана Радзивилла и не прекращал его, пока не подоспел Черкасский с главными силами, которые «пришли на бой с большим поспешением». Оставив в Шклове небольшой гарнизон, гетман отступил еще дальше на запад, к Борисову. Теперь от Смоленска его отделяли двести пятьдесят верст, и реальной помощи осажденным он принести не мог.
Успешно действовала и северная группировка во главе с воеводой Шереметевым. 1 июня он взял город Невель, 17 июня подошел к Полоцку, перерезал дороги на Витебск и Вильно. После короткого боя на подступах к городу «полоцкие сидельцы» сдались и «учинились под государевой высокою рукою». В конце июля сдались крепости Дисна и Друя на Западной Двине, 10 августа — городок Озерище, затем — Усвят. Теперь русское осадное войско под Смоленском было надежно прикрыто с «литовской стороны».
С военной точки зрения выдвижение сильных русских ратей к Днепру, Березине и Северной Двине было вполне оправдано, но это ослабляло осадное войско, задерживало подготовку к решительному штурму Смоленска. Только в середине августа начались приступы к городу.
В ночь на 15 августа русские ратники неожиданно «на город взошли и башню засели». Но это был частный успех. Осажденные подвели под захваченную Лучинскую башню бочки с порохом и взорвали ее. Уцелевшие русские ратники вынуждены были отступить.
16 августа приступ повторился. Русские солдаты и стрельцы ожесточенно штурмовали стены Смоленска, пытаясь преодолеть их с помощью длинных лестниц, но несли большие потери. Царь Алексей Михайлович остановил штурм. Поляки распространяли слухи, что русские будто бы потеряли убитыми до семи тысяч человек да еще пятнадцать тысяч ранеными. Цифры эти многократно преувеличены. Сохранилось собственноручное письмо царя Алексея Михайловича своим сестрам:
«Наши ратные люди зело храбро приступали и на башню и на стену взошли, и был бой великий; и, по грехам, под башню польские люди подкатили порох, и наши ратники сошли со стены многие, а иных порохом спалило; литовских людей убито больше двухсот человек, а наших ратных людей убито с триста человек, да ранено с тысячу…»
Было ясно, что пока целы каменные стены и башни Смоленска, города не взять. К Смоленску спешно подтягивалась тяжелая осадная артиллерия. Так, из Вязьмы привезли «четыре пищали голанские большие, по пуду по пятнадцать гривенок ядро». Началась бомбардировка города, в стенах появились бреши, то и дело вспыхивали пожары. Чтобы противостоять сокрушительному огню, требовалось мужество и самопожертвование, единодушное стремление отстоять город. Но этого-то как раз и не было. Шляхтичи отказывались выходить на стены, посадские люди прятались по погребам, не хотели работать над восстановлением укреплений. Немецких солдат и гайдуков было слишком мало, чтобы защищать тридцать восемь башен и многоверстную стену Смоленска. Вскоре выяснилось, что в городе запасено мало пороху. Ответный огонь осажденных слабел, а русские батареи продолжали свою разрушительную работу.
2 сентября литовский воевода Обухович и комендант полковник Корф прислали в царский лагерь письменные условия, на которых соглашались сдать город, и просили прислать уполномоченных для ведения переговоров.
Думается, причина была не в том, что гарнизон Смоленска исчерпал все возможности к сопротивлению (вспомним последние месяцы героической Смоленской обороны воеводы Шеина!). Воевода и комендант не могли не учитывать настроения горожан, которые больше не хотели сражаться. Безнадежной оказалась общая военная обстановка: гетманские войска отогнаны далеко за Березину и Западную Двину, помощи ждать не от кого. А в русский лагерь непрерывно приходили подкрепления. Прибыл атаман Иван Золотаренко с двадцатью тысячами казаков. Воевода Алексей Трубецкой прислал под Смоленск пять солдатских полков. А всего под Смоленском в сентябре 1654 года собралось тридцать два русских полка, не считая многотысячной казачьей конницы!
Переговоры продолжались больше недели, и только 10 сентября русские уполномоченные стольники Иван и Семен Милославские и стрелецкий голова Артамон Матвеев подписали акт о сдаче Смоленска. Шляхте и иноземцам был обещан свободный отъезд в Польшу, им сохраняли оружие и знамена, все имущество. Желающие могли остаться на русской службе.
Смоленские шляхтичи сняли знамена с воеводской избы, открыли городские ворота. Горожане свободно приходили в русский лагерь, где готовились к торжественной церемонии сдачи города, назначенной на 23 сентября.
В дворцовых разрядах записано:
«Смоленские воеводы и полковники из Смоленска вышли, и государю челом ударили на поле, и знамена положили перед ним государем, и сошли в Литву».
Эта запись нуждается в уточнении. В Литву ушли только воевода Обухович и полковник Корф «с малыми людьми», большинство же смоленских «начальных людей», не говоря уже о простых горожанах, остались на русской службе. Для них в царском лагере 28 сентября был устроен парадный обед.
В Смоленск вошли русские войска, смоленским воеводой стал Григорий Гаврилович Пушкин, который оставался в городе два года.
Царь Алексей Михайлович пробыл под Смоленском до 5 октября, а затем перешел в Вязьму, «и стоял Государь в Вязьме, а к Москве не ходил, потому что на Москве было моровое поветрие».
Так закончилась Смоленская эпопея, полтора столетия не сходившая со страниц российской истории. Больше Смоленск из состава России не выходил никогда!
Взятие города имело не только огромное политическое, но и военное значение. Пала самая сильная крепость Речи Посполитой возле русских рубежей. Смоленск стал местом сбора войска для дальнейшей войны, под защиту неприступных смоленских стен свозились припасы для армии, оружие и снаряжение, здесь теперь проводились смотры новых полков. Взятие Смоленска высвободило огромную осадную армию для наступления на Литву и Польшу. Еще пировала в царском лагере смоленская шляхта, а атаман Иван Золотаренко уже получил приказ идти на Старый Быхов, где засел польский гарнизон, «промышлять над ним, сколько милосердный бог помощи даст». Главные события войны переместились на север, где «воеводствовал» Шереметев, и на юг, где действовали полки Трубецкого.