Боевые порядки (лава)
Боевые порядки (лава)
Навыки кавалерийской службы казаки, видимо, получили в войске Московского государства. Практически все очевидцы-иностранцы находили, что конница московских царей очень сильно напоминает татарскую. Эти навыки были усовершенствованы в постоянных стычках с крымскими татарами и ногайцами, на чьей территории казаки и поселились в XVI в., вклинились между татарами и ногайцами.
Боевые порядки казаков определялись всем их образом жизни и системой воспитания.
На раннем этапе становления казачества, когда на Дону еще не было женщин, любой вступивший в казачье сообщество поступал в один из отрядов — станиц. Станицы в свою очередь делились на односумства, каждое численностью от 10 до 20 человек. Члены односумства большую часть времени проводили вместе и имели общее имущество, хранившееся в одной суме{128}.
Запорожцы, в свою очередь, по такому же принципу делились по «казанам», от общего котла (казана), из которого они питались. Интересно, что котел был символом и у турецких янычар.
Естественно, общие условия жизни и общее имущество служили сплочению бойцов.
В более поздний период сплочению служило то, что в одну сотню попадали люди, знающие друг друга с детства, вместе учившиеся и вместе игравшие в войну. Они также делились на десятки и также называли себя «односумами». Их спайка усиливалась традицией побратимства.
Эту традицию побратимства описал М. Харузин: «…редкий казак не имеет названного брата, с которым он и заключал союз на жизнь и на смерть. Были случаи, что под одним из братьев во время сражения с неприятелем убивали коня: другой его не покидал, брал к себе на коня, а если этого сделать было нельзя, то сам спешивался и разделял вполне участь брата. Когда один из братьев попадал в плен к неприятелю, то другой всевозможные меры изыскивал, чтобы выручить его»{129}.
А.К. Денисов, описывая трех казаков своего полка, говорит: «Они были разных станиц и артелей, но во время боя — рады умереть друг за друга, и ежели один из них скачет, — что при экзерцициях врассыпную часто случалось, — на неприятеля или находится в опасности, тогда другие, забывая себя, стремятся к своему товарищу»{130}.
И главное в боевом порядке донских казаков была не форма построения — врассыпную стоят казаки или в шеренге, клином или в колонне, — а то, что плечом к плечу стояли разбитые на звенья побратимы, понимающие друг друга с одного взгляда и готовые погибнуть друг за друга. А форму построения они очень быстро составляли любую.
Как вспоминал А.К. Денисов, обычно казаки выстраивались «в одну линию казачью, несколько редко, что и необходимо нужно было, дабы действовать дротиком, а с тем вместе и безопаснее людям»{131}. Это построение носило название «лава». Лава представляла собой рассыпной строй с несколько выдвинутыми вперед флангами — «крылышками» — и небольшим резервом позади — «маяком».
Впечатление создавалось, что казаки в россыпи, в беспорядке, но наметанный глаз мог определить звенья по 10—12 человек. Это и были так называемые «односумы», имевшие в походе общее военное имущество (котлы, например), знавшие друг друга с малых лет и без слов понимавшие. Им предстояло после службы возвращаться в одну и ту же станицу, где каждого и за каждого спросят. Между собой они, родственники и друзья, соревновались в лихости и доблести, но знали, кто из них первый рубака, и, если надо, он шеи напролом, уверенный, что односумы ему тыл и бока прикроют. А если увязнут и край подступит, то от резерва — «маяка» — прискачут первые из первых, отцы и дядьки, ветераны службы, вырвут молодых их вражьих рук, собой заслонят.
Даст командир знак, и сомкнутся звенья, пойдут стеной, даст — и рассыплются, облепят или схлынут, рассеются, а надо — слева, справа, наперехват и как угодно звеньями по очереди или вместе налетят. Командир играл ими, как пальцами по клавишам.
Постоянно при перестроении они ломали ряды и сразу же восстанавливали боевой порядок, поскольку в установлении боевого порядка участвовал каждый и каждый учитывал изменение ситуации на поле боя. «Как казаки не знают регулярных правил, то всегда такие обороты делают в смешанном виде — что другим кажется странно и неумело, но для казаков очень хорошо и даже нужно», — отмечал А.К. Денисов{132}.
Важнейшей характеристикой лавы и любого казачьего строя было постоянное движение и постоянные перестроения. Французский капитан Баррэ впервые увидел казаков в сентябре 1813 г. «Как сплоченно они двигались и как быстро они исчезли», — с наслаждением вспоминал он даже спустя годы»{133}.
«Маяк», состоявший из десятка самых лучших казаков сотни, был самой статичной частью построения. К нему возвращались казаки после атаки (отсюда и название).
Наиболее подвижными были «крылышки» — лучшие казаки, собранные на флангах построения. Именно они всегда пытались охватить фланги противника или выезжали на поединки, когда противник сам рассыпался и выказывал желание подраться «один на один» — фланкировал.
Фланкеры, «которые по казачьему называются крылышками», — охарактеризовал их А.К. Денисов{134}.
Естественно, самоутвердиться в таком сообществе, как донские казаки, можно было лишь через победы в единоборствах.
Е. Кательников, описывая события XVIII в., свидетельствует, что лучшие единоборцы носили название «царских слуг» и ради этого почетного названия отказывались от всех наград и производств. «Они имели крыльщиков своих из охотников, на сражениях всегда отделялись на крыло и выезжали на перепалки»{135}.
Возможно, слова «крылышки» и «крыльщики» являются искаженным восприятием друг друга, и вопрос здесь — что первично?
Рассыпаясь и растягиваясь в лаве, казаки тем самым заставляли противника тоже растягиваться, терять строй. А.К. Денисов вспоминал, что в одном из боев «приказал казакам занимать пространнее поле, дабы неприятеля растянуть», заставить его расстроить ряды{136}.
При необходимости казаки быстро научились заменять лаву сомкнутым строем, необходимым для таранного удара. «В начале войны они не умели делать сомкнутых атак подобно прочим конницам; они атаковали обыкновенно в разомкнутом строю, или лавой, с громким криком, причем каждый намечал себе заранее противника (выделено мной. — А.В.).
Позднее, в течение кампании, они прониклись большей дисциплиной и порядком и научились сомкнутым атакам, которые производились ими очень смело и нередко с успехом против французской регулярной конницы и даже против пехотных каре»{137}.
Кстати, проникнув 13 октября 1812 г. в тыл французов, казаки двигались в таких порядках, что сам Наполеон и его свита приняли их за своих: «Так как они были порядочно построены, то мы приняли их за французскую кавалерию», — вспоминал генерал Рапп{138}.
И тем не менее традиционным для казаков считался все-таки рассыпной строй. «Для атак разомкнутым строем нет лучшего примера для подражания, чем действия турок и казаков», — писал известный военный теоретик Жомини{139}.