Калмыцкие, башкирские, крымско-татарские и другие иррегулярные полки в составе казачьих корпусов и отрядов

Калмыцкие, башкирские, крымско-татарские и другие иррегулярные полки в составе казачьих корпусов и отрядов

Многочисленные малые народы, вошедшие в состав России в XVII—XVIII вв., обязаны были новой Родине военной службой и в случае необходимости выставляли иррегулярные конные части.

К началу Отечественной войны 1812 г. в русской армии находились 3 Калмыцких казачьих полка. 1-й и 2-й полки из жителей калмыцких улусов Астраханской губернии, сформированные 7 апреля 1811 г., были в 3-й Западной армии. 1-м Калмыцким полком, сформированным из калмыков Большедербетовского и Малодербетовского улусов, командовал брат владельца Малодербетовского улуса Джамба-тайша Тундутов. 2-й полк за свой счет (около 100 тыс. руб.) сформировал владелец Хошеутовского улуса нойон Сербеджаб Тюмень (Тюменев). Помимо лошадей было подготовлено для перевозки грузов и сто верблюдов^{82}.

3-й калмыцкий полк назывался «Ставропольским» и имел свою историю. В 1798 г. из крещеных калмык было создано Ставропольское калмыцкое войско на Оренбургской линии, на средней Волге вокруг города Ставрополь (ныне окрестности г. Тольятти). Оно составляло 1 кантон из 11 рот. Ставропольский полк из этих крещеных калмыков был сформирован 2 ноября 1803 г. В марте 1812 г. полк был направлен из Московской губернии в состав 1-й Западной армии М.Б. Барклая де Толли, где поступил в состав казачьего корпуса М.И. Платова, в составе которого участвовал в арьергардных боях и в сражении под Миром.

23 июля по приказу М.Б. Барклая-де-Толли был сформирован «летучий» отряд Ф.Ф. Винцингероде, в который, помимо Казанского драгунского и трех Донских казачьих, вошел и Ставропольский полк. Это был первый армейский партизанский отряд в 1812 г.

Калмыки носили общеказачью форму: темно-синие шаровары и полукафтан, в холодное время — казачий кафтан. Лампасы, выпушка на воротнике, обшлагах и погонах — желтые. Чепрак темно-синий без украшений. Шапка суконная, желтая, вроде уланской, обложенная по тулье черным бараньим мехом. Урядники носили на воротнике и обшлагах обкладку из серебряного галуна.

Большой иррегулярный контингент составляли башкиры. Башкиры входили в Оренбургский иррегулярный корпус, охраняли Оренбургскую линию. В 1798 г. их обязали выставлять на службу 5413 человек, по 1 от 4-х дворов. Официально башкиры числились «народом», а не войском, но прижилось название Башкиро-Мещеряцкое войско.

Первая встреча башкирских всадников с французами произошла еще в кампанию 1807 г., когда прибывшие к действующей армии башкирские команды и Ставропольский калмыцкий полк, прикрывая отступление русской армии от Фридланда, пустили «несколько сот стрел в неприятеля, изумленного невиданным оружием».

Денис Давыдов вспоминал: «В этот день, как будто для развлечения нас от неблагоприятных обстоятельств, прибыло в арьергард несколько башкирских полков, только что пришедших в армию. Вооруженные луками и стрелами, в вислоухих шапках, в каких-то кафтанах вроде халатов и на лошадях неуклюжих, малорослых и тупых, эти жалкие карикатуры удалых черкесских наездников присланы были в арьергард, — как нас уверяли тогда, — с намерением поселить в Наполеоне мысль о восстании на него всех народов, подвластных России, и тем устрашить его… Я не спорю, что при вторжении в какое-либо европейское государство регулярной армии нашей… тучи уральцев, калмыков, башкирцев, ринутых в объезд и в тыл неприятельским войскам, умножат ужас вторжения. Их многолюдство, их наружность, их обычаи, их необузданность, приводя на память гуннов и Аттилу, сильно потрясут европейское воображение и, что еще не менее полезно, вместе с воображением и съестные и военные запасы противной армии»^{83}.

«Как бы то ни было, но французы и те из русских, которые впервые увидели башкирцев, встретили их единодушным смехом, — достойное приветствие воинственной красотою — безобразия, просвещением — невежества»^{84}.

Для внешней службы в 1811 г. были учреждены 1-й и 2-й конные пятисотенные Башкирские полки. 1-й полк находился в Отдельном казачьем корпусе атамана М.И. Платова, 2-й полк состоял в 3-й Западной армии. «В трудные месяцы отступления российской армии в первый период войны 1812 г. башкиры 1-го и 2-го полков, находясь в арьергарде и участвуя почти ежедневно в боевых столкновениях, покрыли себя неувядаемой славой»^{85}.

Адъютант Платова поручик Жилин при Молевом-Болоте, «командуя двумястами отборных башкирцев, которых прежде того приводил в порядок и исправление лошадьми по худобе оных, первый по приказанию генерала Платова вел с неприятелем перестрелку, а когда к неприятельскому корпусу сближались, то он, вместе с другими казачьими полками, сделал на оный сильный удар и, поступая с отличною храбростию, поощрял башкирцев к поражению, где и получил в правую ногу пулею тяжелую рану»^{86}.

После опубликования манифеста о созыве ополчения «с хребтов Урала двинулось в поход 23 пятисотенных полка… В полки поступило дворян, татарских князей и мурз до 400». По другим данным, в ходе войны 1812 г. было сформировано 28 башкирских полков по 500 рядовых в каждом. В командный состав входили 30 человек: командир полка, старшина, 5 есаулов, 5 сотников, 5 хорунжих, 1 квартирмейстер, 1 мулла, 1—2 писаря и 10 пятидесятников. Таким образом, общая численность сформированных полков составила 14 840 воинов^{87}.

Башкирские конники имели по два коня (строевой и вьючный). Традиционное оружие башкир состояло из копья, сабли, лука со стрелами, сукмара (кистеня), щитов различной формы. Позднее использовалось и огнестрельное оружие. Некоторые воины перед боем надевали шлемы, латы и кольчуги. Какой-либо уставной формы одежды в Башкирских полках не было. Воины носили национальные боевые костюмы.

Во время похода башкир увидел взятый в плен французский лейтенант Рюппель: «Несколько дней мимо нас друг за другом шли башкирские полки, которые как кавалерия представляли для меня особый интерес. В таком полку — 400—500 человек: все исключительно сильные, широкоплечие, со смуглыми монголоидными лицами, так что друг от друга их не отличить. Вооружены они были казачьими пиками, большими кожаными колчанами с луком и стрелами, также маленькой саблей. Они носили сапоги без шпор, а вместо них использовали нагайку. Голову их покрывали круглые синие шапки с меховой подбивкой, которую они, когда было очень холодно, могли опустить до самых ушей. Офицеры носили красные шапки, темно-синие меховые кафтаны, перевязь сабли и уздечка у них были украшены серебром, сбруя у них на манер казачьей. Еще я должен заметить, что во всех казацких, калмыцких и башкирских частях знаком высокого ранга является седло, искусно украшенное слоновой костью, перламутром, серебром или золотом»^{88}.

Видимо, поголовный призыв в ополчение сказался на боевых качествах выставленного иррегулярного контингента. Вот как воспринял башкирскую конницу профессиональный французский кавалерист — полковник Марбо: «Во время нашего пребывания на Пильницком плато неприятель, особенно русские, получил многочисленные подкрепления под командованием генерала Беннигсена. Всего он привел не менее 60 тысяч человек. Это были корпуса Дохтурова, Толстого и резервный корпус князя Лобанова. Этот резерв прибыл из мест, расположенных за Москвой, в его рядах насчитывалось очень большое количество татар и башкир, из вооружения имевших только луки со стрелами.

Я никогда не мог понять, с какой целью русское правительство привело из такой дали, ценой огромных расходов большие массы необученных всадников, не имевших ни сабель, ни пик и никакого огнестрельного оружия. Поэтому они не могли сопротивляться регулярным войскам и годились только на то, чтобы истощать местность и вызывать лишения и голод среди регулярных корпусов своей же армии. Наших солдат совсем не устрашил вид этих полудиких азиатов, мы называли их Амурами, потому что и у тех были луки и стрелы.

Однако эти вновь прибывшие, еще незнакомые с французами, были подстрекаемы своими командирами, почти столь же невежественными, как и они сами, и ожидали, что мы обратимся в бегство при их приближении. Им не терпелось войти с нами в соприкосновение, и с самого первого дня прибытия на позиции перед нашими войсками они устремились на наших солдат бесчисленными толпами, однако везде были встречены ружейным огнем. Эти омерзительные уродливые дикари, естественно, мгновенно обратились в бегство и оставили на поле битвы большое количество убитых.

Эти потери вовсе не усмирили их пыл. Казалось, они еще больше возбудились. Двигаясь без всякого порядка, используя любые переправы, они непрерывно гарцевали вокруг нас, были похожи на осиный рой, отовсюду ускользали, и нам становилось очень трудно их догонять. Но когда нашим кавалеристам это удавалось, они безжалостно и во множестве убивали башкиров, ведь наши пики и сабли имели громадное преимущество над их стрелами. Тем не менее, поскольку атаки этих варваров не прекращались и русские поддерживали их атаки с помощью гусарских отрядов, чтобы использовать беспорядок, который могли создать башкиры в нескольких пунктах нашей линии, император приказал генералам удвоить бдительность и чаще посещать наши передовые посты.

…Мы уже собирались вернуться в Пильниц, как вдруг заметили множество башкир, мчавшихся на нас со всей скоростью, на какую только были способны их маленькие татарские лошадки. Император, который впервые видел этих экзотических воинов, остановился на холмике и попросил, чтобы постарались взять нескольких башкир в плен. Я приказал двум эскадронам моего полка спрятаться за лесочком, а остальные продолжали двигаться дальше. Эта хорошо известная хитрость не обманула бы казаков, но с башкирами она полностью удалась, поскольку они не имеют ни малейшего понятия о войне. Они прошли возле лесочка, не послав туда на разведку хотя бы несколько человек, и продолжали преследовать нашу колонну, когда вдруг наши эскадроны внезапно атаковали их, убили многих и взяли в плен около 30 человек.

Я приказал привести их к императору. Он, рассмотрев их, выразил удивление, вызванное у него видом этих жалких конников, которых посылали, не дав им другого оружия, кроме лука и стрел, сражаться против европейских солдат, имеющих сабли, пики, ружья и пистолеты! Эти татары и башкиры выглядели как китайцы и были одеты в очень странные костюмы. Как только мы вернулись в лагерь, мои кавалеристы начали развлекаться, заставляя башкир пить вино. Пленники в восторге от такого хорошего приема, столь нового для них, очень быстро опьянели и стали выражать свою радость гримасами и прыжками, настолько необыкновенными, что гомерический хохот овладел всеми присутствующими, в том числе и самим Наполеоном!»^{89}.

В сражении под Лейпцигом: «…Посреди ужасной канонады и ожесточенных атак противника французы по всей линии не уступали свои позиции. Так, на левом фланге маршал Макдональд и генерал Себастьяни сохранили за собой территорию, расположенную между населенными пунктами Пробстхайда и Штеттериц, несмотря на многочисленные атаки австрийцев под командованием Кленау и русских под командованием Дохтурова. Внезапно наши войска, размещенные в этом пункте, были атакованы массой всадников из более чем 20 тысяч казаков и башкир. Усилия башкир в основном были направлены против кавалерийского корпуса генерала Себастьяни.

В мгновение ока эти мерзкие варвары с громкими криками окружили наши эскадроны и забросали их стрелами, которые, впрочем, не принесли нам особого вреда, потому что башкиры, не умеющие подчиняться никаким командам, не знали, как строиться в ряды, и в шуме и беспорядке двигались как стадо баранов. Из-за этого беспорядка башкирские всадники не могли стрелять горизонтально, не убивая и не раня своих же товарищей, скакавших перед ними. Поэтому башкиры пускали свои стрелы по дуге в воздух, и стрелы при этом описывали большую или меньшую кривую, в зависимости от того, насколько удаленным от себя лучники считали врага. Однако такой способ пускать стрелы во время боя не позволяет точно прицеливаться, поэтому ⁹/₁₀ стрел падают впустую, а то небольшое количество, какое достигает противника, при подъеме уже теряет почти всю силу, что сообщает стреле тетива лука. Поэтому, когда стрела попадает в цель, она имеет лишь силу собственного веса, а он совсем невелик, из-за этого стрелы обычно наносили только очень легкие ранения. И, наконец, поскольку у башкир не было никакого другого оружия, они были самой неопасной воинской частью, какая только существует в мире.

Тем не менее они налетали на нас массами, и поскольку чем больше ос убивают, тем больше прилетает новых, то некоторое количество стрел, выпускаемых в воздух, все же наносило кое-какие тяжелые ранения. Так, один из самых смелых моих унтер-офицеров по фамилии Меслен был пронзен стрелой насквозь. Стрела вошла в грудь и вышла из спины! (видимо, среди башкирского ополчения были и настоящие воины. — А.В.). Бесстрашный Меслен схватил эту стрелу двумя руками, сломал ее и сам вырвал оба обломка стрелы из своего тела. Однако это не могло его спасти: он скончался через несколько мгновений. Мне кажется, это был единственный пример смерти от стрелы, пущенной башкиром. Однако среди моих людей и лошадей многие все же слегка пострадали, и даже сам я был неопасно ранен этим смехотворным оружием»^{90}.

Составной частью башкирской конницы были мещеряки. Мещеряки (мишари) традиционно проживали на Мещерской низменности в бассейне Оки. С 1798 г. мещеряки, поселившиеся на башкирских землях Оренбургской губернии, были переведены в военное сословие. На начало XIX в. 5 кантонов мещеряков (4702 двора) должны были выставлять 1103 всадников. В 1812 г. из их числа было сформировано 2 полка. Один из них — 2-й — в 1813 г. участвовал в осаде крепости Глогау.

Третий иррегулярный контингент составляли крымские татары. «Законодательным актом от 24 января 1808 г. из крымских татар были сформированы конные полки: Симферопольский, Перекопский, Евпаторийский и Феодосийский. Они были построены по примеру донских казачьих полков. Военнослужащие были одеты по казачьему образцу, но носили татарские шапки. Часть воинов была вооружена пиками, пистолетами, ружьями и саблями, а часть имела только пики, ножи и кулюки. Кулюк-балта — старинное татарское оружие наподобие кирки с короткой ручкой, у которой с одной стороны закругленная головка вроде молотка, с другой — заостренный нос журавля. Это оружие часто бросали в противника на тонком волосяном канате». После начала боевых действий в Отечественную войну 1812 г. крымско-татарские полки принимали участие во всех боях и сражениях в корпусе войскового атамана Платова^{91}.