Новые порядки в Москве

Новые порядки в Москве

Иван Васильевич, этот великий собиратель Русской земли, почти довершил то дело, над которым раньше так упорно трудились московские князья. Московское государство выросло и окрепло уже настолько, что покончило с татарским владычеством, явилось могучим врагом Литвы и потребовало у нее возврата русских земель. Выросла и окрепла также и власть московского государя. Бьют челом ему, как верные слуги, не только потомки прежних дружинников – «вольных людей», но и потомки Рюрика и Гедимина, потомки своевольных удельных князей, в былые времена ни во что не ставивших великого князя; бьют челом, ищут службы и милости его и татарские царевичи, потомки тех, пред кем некогда трепетали русские великие князья. Теперь в глазах всех московский князь – государь-самодержец: он милостиво жалует того, кто умеет «служить и норовить» ему, казнит без пощады того, кто вздумает «своевольничать» и «высокоумничать».

Василий Иванович во всем следовал отцу; самодержавие теперь еще более усилилось: отец все-таки, бывало, советовался с боярами, допускал иногда и противоречие, а сын уже не терпел против себя, как говорили тогда, «встречи» (т. е. противоречия) и к боярам был немилостив. Это и понятно. Бояре сильно недолюбливали его мать Софию за новые придворные порядки, радели в пользу Димитрия Ивановича, и Василий видел в них своих врагов. Доверялся он более людям незнатным – дьякам, которых привязывал к себе разными милостями; он только для виду давал на обсуждение Боярской думы дела, а решал их по-своему, советуясь с дворецким своим Шигоной Поджогиным да еще с двумя-тремя доверенными людьми из дьяков. Не угодить князю или в чем-либо перечить ему было очень опасно: в большой был силе и чести сначала князь Василий Холмский, да стал «высокоумничать» и попал за то в тюрьму; другой боярин – Берсень осмелился жаловаться на то, что великий князь решает все дела «запершись сам-третей», и поплатился за то головою; у третьего, дьяка Федора Жареного, за «неподобные и лживые слова» отрезали язык. Митрополит Варлаам чем-то не угодил государю и был свергнут. Словом, государева опала висела над головой каждого сановника: волей-неволей приходилось верно служить и норовить ему. Впрочем, Василий Иванович не был жесток: смертных казней при нем было не особенно много; но он считал нужным держать бояр в страхе. С именитых бояр он брал записи, что они не уйдут от него со службы; если же кто пытался бежать, с того он брал в наказание большую денежную пеню, отдавал виновного на поруки другим боярам, которые должны были платить большие деньги в случае его бегства. Василий Иванович к своим братьям относился ласково и милостиво, но при них были люди, которые доносили ему о каждом их шаге; но он не знал милости там, где видел себе помеху или опасность: племянник его и соперник, Димитрий Иванович, содержался в строгом заключении и, по словам летописца, умер «в нужде и тюрьме» в 1509 г.

Василий III. Гравюра. 1584 г.

Подобно отцу, Василий Иванович заботился о великолепии двора и об украшении Москвы красивыми постройками. Он увеличил число придворных сановников. Во время торжественных приемов возле него стояли рынды (телохранители), избранные из самых красивых знатных юношей. Одетые в белое атласное платье, они очень нравились народу и иноземцам. Подобно отцу, Василий старался привлекать к себе на службу знатных иноземцев: лекарей, зодчих, литейщиков и прочих. В некоторых городах (Нижнем Новгороде, Коломне, Туле и в других) были построены каменные крепости; в Москве сооружено несколько новых красивых церквей. Архангельский собор был окончательно достроен, а Успенский – украшен, по словам летописца, такою чудною живописью, что великий князь, святители и бояре, вошедши в храм, воскликнули: «Мы видим небеса!»