1. Раздел Земли и воли

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

1. Раздел Земли и воли

После Воронежского съезда началась нелегальная жизнь моя. Я уехала в Петербург с Квятковским, который привез меня в Лесной, где вместе с С. Ивановой он держал общественную квартиру.

Квятковский всегда находил простых женщин, всецело преданных ему, и прислугой у нас в Лесном была немка, совершенно безопасная для того необычайного образа жизни, который на ее глазах мы вели совершенно откровенно.

Это была штаб-квартира землевольцев боевого направления. Стояло лето, и дачная местность представляла много удобств для подобной квартиры. Все мы были нелегальные, и множество лиц такого положения приходило к нам по делам, не возбуждая внимания, а в сосновом парке, на выходе, легко было устраивать собрания под видом невинной прогулки.

Мы так и делали: собирались на далекой окраине, куда публика не заглядывала, и располагались на сухом слое хвои среди сосен, где издалека можно было заметить всякого постороннего, если бы он случайно забрел сюда.

Эти собрания начались вскоре после нашего приезда; но это были уже не собрания землевольцев, а только тех, кто присутствовал на Липецком съезде или был постоянным посетителем дачи. Тут на первых же порах Квятковский, Морозов и Михайлов стали жаловаться на сторонников деятельности в деревне, что они тормозят работу по террору. «Решение Воронежского съезда о цареубийстве, — говорили они, — надо выполнять, не теряя времени, иначе приготовления к осени, когда Александр II из Крыма должен возвращаться в Петербург, не будут сделаны. Между тем для устройства покушений в нескольких местах по пути следования есть и достаточный запас динамита, и необходимый персонал». Но, как было раньше, так и теперь, по их словам, противники террора всячески оттягивают выполнение. Силы уходят на споры и внутренние трения; вместо того чтобы действовать решительно и единодушно, в будущем предстоят колебания, уступки и компромиссы. Воронежский съезд не устранил, а только затушевал разногласия, и, чтоб не парализовать друг друга, лучше разойтись и предоставить каждой стороне идти своим путем.

Еще и еще говорили они на ту же тему, и возражений теперь не было: главные оппоненты — Плеханов, Попов, Стефанович — отсутствовали; Перовская и я, которые в Воронеже колебались, стараясь сохранить единство организации, перестали сопротивляться, когда дело коснулось практики и петербургские товарищи открыли нам, что все средства для покушений приготовлены и остается только осуществлять замысел, вместо того чтобы стоять на мертвой точке. Общее настроение, очевидно, было за раздел. Вопрос о судьбе «Земли и воли», о разделе был поставлен наконец ребром и решен утвердительно.

Для выработки условий с обеих сторон были выбраны представители. Шрифт, которым печатался партийный орган, достался сторонникам новой программы. Старая хозяйка типографии Мария Константиновна Крылова, которую, вероятно благодаря имени, называли богородицей, была определенно против новшеств и осталась у сторонников старой программы. Запас шрифта, добытого Зунделевичем, был передан им, и они могли тотчас же организовать свою собственную печатню. Хозяйкой у новаторов намечалась Софья Иванова[155], знакомая с типографским делом, так как в свое время была наборщицей в типографии Мышкина[156] в Москве. Малообразованная Грязнова, игравшая роль прислуги в типографии «Земли и воли», переходила к нам как к людям, которым она сочувствовала больше. В остальном персонале недостатка не было: хозяином согласился быть Бух, а Цукерман и Пташка[157] взялись быть наборщиками. Денежные средства решили разделить поровну, но они были лишь в перспективе: большое состояние прежнего чайковца, члена «Земли и воли» Дм. Лизогуба состояло в имениях; полную доверенность на управление ими он дал Дриго, которому доверял безгранично. Ему он поручил продать все и деньги передать «Земле и воле». Но Лизогуб уже несколько месяцев находился в тюрьме в Одессе. Осенью его казнили вместе с Чубаровым и Давиденко[158]. А Дриго? Дриго изменил чести и продался правительству, надеясь сам воспользоваться богатством своего великодушного и доверчивого друга. Ал. Михайлов, через которого землевольцы вели денежные сношения с Дриго, не мог не только получить никаких сумм от Дриго, но чуть не попал в ловушку, устроенную предателем.

Так, насколько я помню, наши прежние товарищи по «Земле и воле» не получили ничего, а у нас оставался ресурс — 23 тысячи рублей, обещанные и действительно переданные нам супругами Якимовыми, которые сочувствовали террору. Кроме того, Зунделевич передал нам 8 тысяч рублей, которые хранились у него как предназначенные Лизогубом специально на террористические дела.

По соглашению ни одна из двух фракций, на которые распалась «Земля и воля», не должна была пользоваться прежним названием, уже завоевавшим известность и симпатии в революционных кругах; обе стороны оспаривали друг у друга это право, и ни одна не хотела уступить другой всех преимуществ продолжателя и наследника раньше действовавшей организации.

Сторонники старого направления, сосредоточившие свое внимание на аграрном вопросе и экономических интересах крестьянства, приняли название «Черный передел», а мы, стремившиеся в первую очередь к ниспровержению самодержавия и замене воли одного волей народа, взяли название «Народная воля».

Так, по выражению Морозова, мы разделили и само название прежней организации: чернопередельцы взяли «Землю», а мы — «Волю», и каждая фракция пошла своей дорогой.