"Люди длинной воли"
"Люди длинной воли"
Этническая история монголов была весьма непохожа на этническую историю чжурчжэней, хотя оба народа породил один и тот же этнический толчок. Различие это понятно: различались, и очень сильно, географические условия, в которых они жили, а следовательно, типы хозяйства. Чжурчжэни были народом оседлым, жившим скученно, и потому социальное объединение их ради «великих дел» было относительно несложно.
Предки монголов жили рассеянно, и традиции их были основаны на родовом быте. Социальной единицей у них был курень — кольцо из телег, которыми стан огораживался на ночь, чтобы не стать жертвой внезапного нападения соседнего племени. Правили в куренях старейшие. Власть старейших, они назывались «бика», была основана на авторитете, что и характерно для родового строя. При этом старейшие были вовсе не старшие, то есть более опытные и заслуженные, а те, кто по счету родства имел право быть «старшим», право «занимать ведущий пост».
Так, например, если сын вождя погибал в юном возрасте, оставив младенца, то этот ребенок был, по счету родства, выше своих дядей. И тем, старшим по возрасту, для того, чтобы дождаться своей доли в управлении племенем, нужно было ждать, когда умрет младенец и освободит место для какого-нибудь батыр-богатыря. А ведь тот к тому времени состарится, и правитель из него будет неважный. По большей части, энергичные и умные люди проводили свою жизнь на самых низших ступенях иерархической лестницы, а родовитые бездарности пользовались поддержкой рядовых членов рода, степных обывателей, по психологическому контуру не отличавшихся от обывателей деревень и городов.
Для обывателя главный враг — не противник, приходящий его убить и ограбить. Для того чтобы это понять, необходимо было иметь воображение, способность понимать происходящее — те свойства, которые у обывателя всегда понижены. Врага обыватель видит в соплеменнике, который сам активен и предприимчив и требует от обывателя поддержки, то есть усилий. И обыватель считает соседа-богатыря не своим защитником, а причиной своих бед.
Эта позиция степных обывателей долгое время была социальной доминантой кочевников Забайкалья, население которого было известно под именем татар — самого сильного и энергичного племени, обитавшего на берегах Керулэна. В числе разных племен, суммарно считавшихся татарами, были и предки монголов. Эти последние жили на границе Великой степи и горной тайги и подчинялись поочередно всем: тюркютам — древним тюркам — в VI–VIII вв., уйгурам в VIII–IX вв. и киданям в X–XI вв. Но тут начало происходить что-то странное.
В конце XI и начале XII в. в родовых общинах стали все чаще появляться юноши, которых режим воинствующей посредственности тяготил настолько, что они бросали юрты своих родителей и уходили в горы и пустыни. Их называли «людьми длинной воли» или «свободного состояния» и относились к ним так, как норвежские обыватели — хевдинги — в IX в. относились к откалывающимся от своих семей юношам-викингам. То есть очень плохо.
Но викинги имели возможность убраться из дома — уехать за море. А монгольским юношам податься было некуда. Судьба этих людей часто была трагична: лишенные общественной поддержки, они были вынуждены добывать себе пропитание трудоемкой лесной охотой, а не степной, облавной, которая гораздо легче и прибыльней. Но ведь степи и пасшиеся в них звери принадлежали тем самым племенам, от которых «люди длинной воли» откололись.
К тому же монголы не едят перелетных птиц: уток, гусей, считая их мясо несъедобным — и лишь в крайнем случае употребляют в пищу рыбу. Для того чтобы добыть себе конину и баранину, изгнанникам приходилось систематически заниматься разбоем и кражей. Но их ловили и убивали. С течением времени они стали составлять отряды для сопротивления организованным бывшим соплеменникам, искать и находить талантливых вождей. Спасало их то, что Монголия не была объединена сильной властью. Разные ханства и племенные союзы враждовали друг с другом, и благодаря этому «люди длинной воли», балансируя между соперниками, нашли себе место под солнцем.
Собственно монголы жили между Ононом и Керулэном. Южнее них жили татары — большой племенной союз, давший, как уже сказано, название огромному количеству народов, совершенно не похожих на них. Происходил камуфляж, перемена народами своих наименований, запутавший исследователей в XIX в. Еще Рашид ад-Дин в XIV в. отметил, что многие племена просто отказываются от своих родовых имен и поименовывают себя монголами, ибо это стало выгодно.
В бассейне Селенги жили кераиты — народ очень древний, многочисленный (их было не меньше, чем самих монголов, а может, и больше), культурный и, что важно для нашей темы, обращенный в христианскую религию несторианскими миссионерами. Около нашей Тувы и в Минусинской котловине жили ойроты — то есть лесные племена. Кто они были — монголы или тюрки, сказать сегодня трудно. Скорее всего — монголы.
Около Байкала, по нижней Селенге, жили меркиты — очень храбрый народ. И наконец, на склонах Алтая, полукружьем от восточных до западных предгорий, жили найманы, буквально означает «восьмерочники». Они были потомками тех киданей, которые когда-то не подчинились чжурчжэням, ушли на запад, а затем и там, в Семиречье, отделились от всей массы соплеменников-беглецов и основали собственное ханство.
Такова была картина расселения монголоязычных племен, и внести раздор в племенные отношения было чрезвычайно легко, что чжурчжэни и проделали. В результате монголы стали терять одного храброго вождя за другим. Одного привозили в Пекин и там прибивали к деревянному ослу гвоздями — такова была казнь. Другого травили зверями, третьего, поймав в плен, отдавали на выдачу татарам. Наконец, погиб и последний из оставшихся в живы<%4>х богатырей, стремившихся защитить свою страну и на<%-1>род от чжурчжэньского насилия. Это был Есугей-багадур — отец Тэмуджина, которого все<%-7> знают как Чингисхана.
Куда же смотрели люди, куда смотрел народ, в то время как победители расправлялись с его вождями? Но какой народ и кто именно? «Люди длинной воли»? Они защищали свою жизнь, им было не до того, чтобы мыслить категориями целого этноса, целого племенного союза. Они сами были поставлены фактически вне закона. Просто некогда им было!
А что же думали те, за кого гибли эти храбрые богатыри? Степные обыватели — они вообще не думали, не потому, что им было некогда, нет, обыватели вообще не думают, их горизонт затмевают примитивные чувства: «Погиб кто-то там, так это не я погиб. Это другой погиб, вот он воевал, и ничего хорошего из этого не вышло. А я сейчас пойду подою корову, сделаю себе водки из молока, выпью. Зарежу барана, еда будет сытная. Солнце светит, трава растет, скот пасется. Чего думать-то!»
Ему говорят: «Придут враги, тебя же убьют». — «Ну, рассказывай». Приходят, убивают — защищаться поздно. Так гибли люди. Так монгольский народ оказался на краю гибели…
И вот все изменилось. Никто из народов не живет изолированно. Связи этносов между собой настолько тесны, изменения в системных отношениях внутри одного этноса настолько взаимосвязаны с изменениями внутри другого, что когда что-либо меняется в одном этническом ареале, то это отзывается по всей ойкумене. Так бывает при всех этнических потрясениях в истории, так было и в XII в.
Что было делать монголам при сложившихся отношениях с чжурчжэнями? Помогли и подсказали, как нужно поступать, чувство и интуиция. «Люди длинной воли» начали пытаться жить не поодиночке, а поддерживая друг друга. Они начали группироваться в отряды, в «банды», чтобы защищаться от своих эгоистических родственников и других врагов.