Возвращение Кортеса
Возвращение Кортеса
Вскоре после нашего прибытия в Трухильо пришло судно из Гаваны, посланное лиценциатом Суасо, с кое-какими припасами и очень печальными вестями, столь печальными, что больной Кортес громко разрыдался и только на следующий день смог сообщить нам подробности. Оказывается, в Мешико распространен был слух о гибели всей армии; вследствие этого имущество наше было продано с молотка, а индейцы наши переданы другим лицам. Далее сообщалось, что Его Величество, поверив доносам и наветам Альборноса, вновь распалился на Кортеса, и лишь заступничество герцога де Бехара спасло его от полной немилости, во всяком случае, Нарваэс получил патент на завоевание стран вокруг реки Пальмас, некий Нуньо де Гусман1 назначен губернатором в Пануко, зато старый враг Кортеса, епископ Бургоса Фонсека, умер.
Что касается Новой Испании, то новости были из рук вон плохи. Фактор Гонсало де Саласар и его креатура, Педро Альминдес Чиринос, весьма ловко пустили в ход назначение, неосторожно данное им в Коацакоалькосе Кортесом. Кое-кого из конкистадоров первого призыва они перетянули на свою сторону, а затем повели открытую интригу против обоих заместителей Кортеса, Эстрады и Альборноса, заявляя, что те неспособны, их нужно сместить и заменить ими самими. Пошли ссоры и столкновения, сперва словесные, потом с оружием в руках, Саласар схватил Эстраду и Альборноса и бросил их в темницу. Но от этого распри лишь усилились, не проходило дня без вооруженных стычек; правосудие принуждено было молчать и старший алькальд Суасо вынужденно бездействовал, Родриго де Пас тоже арестован, даже внутри борющихся партий пошли несогласия и раздоры. Воспользовавшись общей неурядицей, восстали сапотеки, зашевелилась провинция миштеков, веедор Чиринос пошел было их усмирять, да так и вернулся ни с чем.
А тут еще усилилась уверенность в гибели Кортеса. Распространил ее, хотя невольно, Диего де Ордас, только что вернувшийся из Испании. Видя ужасное положение вещей, он сам вызвался отправиться за точными вестями, сел на корабль, но добрался лишь до поселения Шикаланго, где полегли Симон де Куэнка, капитан Франсиско де Медина и остальные испанцы, что были с ними, собрал там сведения и вернулся с полной уверенностью в гибели экспедиции Кортеса. Вернувшись в Вера Крус, он письменно известил об этом Саласара, с которым сблизился уже порядочно, а потом поспешил на Кубу закупать коней и рогатый скот.
Саласар, разумеется, не утаивал полученных известий. Множество людей облеклись в траур и, собравшись той же ночью в соборе Сеньора Сантьяго и его внутреннем дворе, недалеко от Тлателолько, там, где раньше было святилище главного идола — Уицилопочтли, отслужили, как полагается, мессу за упокой души Кортеса, доньи Марины, капитана Сандоваля и остальных и поставили памятник. Затем Саласар через герольдов объявил себя губернатором и генерал-капитаном всей Новой Испании и, кстати, разрешил мнимым вдовам избрать себе новых мужей.
Но тут прибыли в Мешико Франсиско де Лас Касас и Хиль Гонсалес де Авила. Они громогласно заявили, что все распространившиеся слухи невероятны и неверны, что Кортес, по-видимому, жив, а если уж случилась такая беда, то не фактору Саласару править Новой Испанией — найдется более достойный. Действительно, они списались по этому поводу с Педро де Альварадо, но тот, видя откровенную тиранию Саласара и узнав, что он давно жаждет его извести, побоялся покинуть свою провинцию.
Саласар давно уже набрал уйму денег, чтоб послать ее, вместе с тайными донесениями, в Испанию, к Его Величеству. Франсиско де Лас Касас, лиценциат Суасо, Родриго де Пас и некоторые другие решили этого не допустить и послали Франсиско де Лас Касаса в Вера Крус, чтоб задержать отправку. Но Саласар их опередил, Франсиско де Лас Касас был схвачен и вместе с Хилем Гонсалесом де Авилой отправлен в Испанию, дабы их там судили за казнь Кристобаля де Олида. Суасо был брошен в тюрьму, а затем навьючен на мула и отправлен в Вера Крус, откуда его перевезли на Кубу, Родриго де Пас был повешен. Несколько более начеку были те солдаты и жители Мешико, которые все еще оставались верны Кортесу. Они забаррикадировались в монастыре франсисканцев, и хотя их было немного, тем не менее, Саласар счел себя в опасности — все оружие было перевезено из арсенала в его дворец, пушки были сняты с кораблей и укреплений для охраны того же дворца, свою же особу он окружил отрядом телохранителей.
Вот что сообщал Суасо Кортесу. Он умолял его быть осторожным, ежели он намеревается отправиться в Мешико, ибо Саласар обвинил его, Кортеса, в подлогах и хищениях, и соответствующие доносы уже пошли к королю. Сообщил он также, что падре Ольмедо, вскоре после ухода Кортеса, скончался, весь Мешико оплакивал его, индейцы не ели три дня, от смерти его и до похорон, а похороны состоялись пышные и трогательные. «Словом, — так кончал Суасо свое послание, — в Мешико срам и ужас. Все погибло. Пишу Вам с Кубы, куда меня, старшего алькальда, сослали незаконно и насильно».
Такие известия исполнили нас и скорбью, и гневом. Даже против самого Кортеса послышались нарекания и жалобы, мы единодушно требовали — немедленно сесть на те три корабля, которые находились при нас, и нагрянуть в Мешико. Но Кортес спокойно и с большим достоинством выдержал наш напор: «Нет, товарищи, с предателями, подобно Саласару, нужно поступать осторожно и мудро. Я возьму с собой пять-шесть из вас и высажусь в какой-либо малой гавани, дабы прибытие мое не разгласилось, пока не доберусь до самого Мешико. К тому же у Сандоваля в Нако немного народу, а ведь ему придется пойти сухим путем, через неспокойную Гватемалу, поэтому, Вам, сеньор Луис Марин, нужно отправиться к нему на подмогу и вместе с ним двинуться в Мешико».
Очень просил я Кортеса взять меня с собой, но он ответил отказом и весьма серьезными соображениями: «Кроме того, нельзя же Вам оставить друга Вашего, Сандоваля». Итак, мы двинулись по назначению. К нам присоединился и Диего де Годой, комендант Пуэрто де Кабальоса, со слабосильной командой, ибо климат в Нако был куда лучше и здоровее. Не скоро и не без опасностей добрались мы до Сандоваля, а затем немедля направились с ним по пути в Новую Испанию.
Кортес сел на корабль в Трухильо, но не в добрый час: дважды он должен был вернуться в гавань: один раз из-за бури, другой — из-за поломки мачты. Болезнь его усилилась, а настроение духа все ухудшалось, и вот он задумал отложить отъезд до более благоприятного времени. Трех конных гонцов послал он к нам, чтоб задержать наше наступление. Но мы встретили это решение с негодованием, посыпались проклятия, брань, клятвы, насмешки — все горели желанием идти на Мешико, и Сандовалю еле-еле удалось уговорить разбушевавшихся подождать хотя-бы до тех пор, пока и Кортес, узнав наше настроение, даст свое согласие. Мы составили соответствующее письмо, затем пришел на него ответ, но без отмены прежнего приказа. Тогда сам Сандоваль поехал в Трухильо, чем сильно обрадовал Кортеса. И все же решение осталось неизменным. Единственное, чего смог добиться Сандоваль, это — в Мешико Кортес отправляет одного из своих близких слуг, Мартина Дорантеса, умного и осторожного человека; он уполномочивается передать управление страной, до возвращения Кортеса, в руки Педро де Альварадо и Франсиско де Лас Касаса, а если их не окажется, то казначея Алонсо де Эстрады и контадора Альборноса, для которых Кортес дал дружеское письмо, хотя в то время уже знал о происках и наветах Альборноса. Сам Мартин Дорантес должен был высадиться между Вера Крусом и Пануко, без всяких провожатых, а корабль, привезший его, немедленно уйти.
Так оно и случилось. Мартин Дорантес благополучно прибыл и, переодетый простым колонистом, пешком направился в Мешико. Бумаги он нес в ладанке на груди. Вскоре он встретил испанцев, хотя и избегал населенные места, но никто его не признал, ибо за два года и три месяца отсутствия он сильно изменился, да и назвал себя бедняком Хуаном де Флечильей.
На четвертый день, под вечер, он пришел в Мешико и направился прямо в монастырь франсискан-цев, где застал множество сторонников Кортеса, в том числе и монахов-франсисканцев, среди которых были фрай Торибио «Мотолиния» и фрай Диего де Альтамирано. Восторг был безграничен, все возблагодарили Бога, когда он объявил себя и предъявил письма, раздались виваты, люди обнимались, чуть не плясали; выходы были немедленно закрыты, дабы никто не узнал о прибытии дорогого гонца, а в полночь привели Эстраду и Альборноса и, обсудив все дело, решили назавтра попытаться захватить фактора Гонсало де Саласара.
Всю ночь длились приготовления, а рано утром все отправились к дому фактора с криками: «Да здравствует король наш сеньор! Да здравствует Эрнан Кортес, который жив, как то свидетельствует его верный слуга Дорантес!» Слыша это, жители выбегали из домов, кое-как одетые, но запасшись оружием. Фактор Саласар приготовил было отпор, пушкари стояли с дымящимися фитилями подле орудий, за ними толпились телохранители, но толпа проникла в дом через балконы, да и гарнизон не очень-то защищался, а пушкари прямо нарочно действовали вяло, и Саласара, выбивавшегося из сил при виде грозной опасности, удалось схватить живьем и посадить в деревянную клетку. Весть о случившемся быстро распространилась по провинциям, а посему вскоре пойман был и улизнувший Чиринос и посажен вместе с фактором.
Сейчас же послали гонца к Педро де Альварадо в Гватемалу, чтоб известить его о повороте дела и просить его прибыть в Мешико, но не прямым путем, а через Трухильо, что было не так уж далеко, дабы побудить Кортеса к наискорейшему возвращению. Спешность была очень нужна, ибо кое-где поднимались уже недовольные, да и Альборнос стал вести себя двусмысленно. Дела с каждым днем запутывались все более, а посему, недолго думая, снарядили еще особый корабль, и фрай Диего де Альтамирано и отправился на нем прямо к Кортесу.
Между тем, заговор все же состоялся, и лишь счастливый случай посрамил его. А именно: слесарь, которому был заказан подобранный ключ для клетки Саласара, в самый последний момент донес казначею Алонсо де Эстраде, который в первую голову должен был быть убит. Тот ринулся по свежему следу и накрыл сборище из 20 заговорщиков, самых главных, вина их была очевидна, и расправа последовала немедленно. При этом выяснилось, что Альборнос был также замешан. Между тем, фрай Диего де Альтамирано прибыл к Кортесу и сумел настоять на немедленном отбытии. Кортес отказался от сухопутного пути, так как ввиду апреля месяца море было спокойно. Решено было подождать лишь капитана Гонсало де Сандоваля, который с 60 солдатами находился в Оланчо, далеко в глубине страны. А попал он туда следующим образом. Люди того Педро Ариаса де Авилы2, который строил города в Никарагуа, напали на Оланчо и сильно пограбили окрестности. Теперь Сандоваль должен был их наказать, что он и выполнил, когда его настиг гонец Кортеса. Быстро он вернулся в Трухильо, все время мечтая о Мешико. Но получилась новая задержка. Ко дню отъезда Кортес так расхворался, что не чаял оправиться. Когда же выздоровление наступило, он с нетерпением устремился в Гавану. Переезд был великолепен, а встреча изумительна. Его окружили всяческими заботами, но он уже через пять суток поехал дальше, благо из Мешико пришли добрые вести. Через 12 дней он уже прибыл в Медельин и высадился с 20 надежными товарищами. До близкого Вера Круса Кортес хотел дойти пешком, но на его счастье как раз гнали табун лошадей и мулов, он его задержал и, быстро проехав 5 легуа, прибыл в Вера Крус.
Нагрянул он туда нежданно-негаданно. Было лишь два часа утра, и он со всеми спутниками мог остановиться лишь в местном соборе, который никогда не закрывался. Тут их и увидел ризничий, когда пришел для уборки; Кортеса он не знал в лицо, ибо лишь недавно прибыл из Испании, испугался при виде стольких вооруженных и с громким криком бросился на улицу. Сбежались вооруженные жители и в энергичных выражениях потребовали оставить собор. Кортес ответил им, и тут только его узнали, ибо болезнь и волнения сильно его изменили. Сбежался весь город, ибо всякий спешил принести ему почтительнейшее поздравление. Было тут и немало старых его товарищей, всех он узнавал, называл по имени, жал руки, обнимал и растроганно с ними беседовал. Отслужили мессу и с великим торжеством повели гостя в самое лучшее помещение. Целую неделю отдыхал здесь Кортес, и целую неделю продолжались празднества и ликование.
Не меньшая радость охватила Мешико и всю страну. Отовсюду индейцы, не говоря уже об испанцах, присылали подарки и подношения; дорога в Мешико лихорадочно исправлялась, и на всех остановках воздвигнуты были павильоны. Большие толпы целыми днями ждали приезда, а затем примыкали к Кортесу, так что к Мешико подошло целое войско. Особенно усердствовала Тлашкала и самые знатные люди то пели, то плясали пред Малинче. Танцами же встретили его и касики Тескоко, куда, кстати, выехал и Альборнос, желая такой предупредительностью загладить возможное дурное впечатление.
Из самого Мешико навстречу вышли все власти и все чиновники, во главе с Эстрадой. Оркестры игграли. Касики нарядились в роскошные военные уборы времен Куаутемока. Озеро покрыто было лодками, и отовсюду неслись крики и приветствия. На всех улицах громадного города весь день шла праздничная сутолока и веселая неразбериха, а вечером была иллюминация окон и балконов. Воистину, его приветствовали точно властелина, и еще много дней со всех сторон стекались посольства с подарками из отдаленнейших провинций.
Кортес вернулся в Мешико в июне 1526 года. Уже через несколько дней начался процесс против Саласара, Чириноса и других мятежников. Тянулся он неимоверно долго, и я знаю из хороших источников, что в Испании такая затяжка произвела неблагоприятное впечатление.