Неудачный заговор. Присяга Мешико

Неудачный заговор. Присяга Мешико

Когда Какамацин, сеньор города Тескоко, второго по величине и значению города после Мешико, узнал о пленении своего дяди Мотекусомы, а также, что мы понемногу овладеваем всеми средствами государства и что клад Ашаякатля нами найден, но пока еще не взят, — он решил положить конец всему этому. Для этого он созвал всех вельмож Тескоко, своих вассалов, и сеньора Койоакана, который был его двоюродным братом и племянником Мотекусомы, и сеньора Тлакопана, и сеньора Истапалапана, и другого очень великого касика, сеньора Матлацинко1, замечательного храбреца и столь близкого родственника Мотекусомы, что можно было поспорить, кто из них имеет больше прав на королевство и сеньорию Мешико.

Переговорив между собой, они призвали и кое-кого из мешикских вельмож, чтобы установить с ними день нападения. Но тут же начались и расхождения: сеньор Матлацинко требовал верховной власти для себя, а Какамацин считал себя более подходящим…

Мотекусома узнал об этом заговоре от одного из своей родни, поссорившегося с Какамацином. Дальнейшие расспросы, особенно у мешикских вельмож, получивших от Какамацина либо подарки, либо великие обещания, окончательно прояснили картину. И вот Мотекусома как исключительно умный человек, не желая, чтобы его столица превратилась в арену мятежа и бойни, обо всем известил Кортеса, который и сам о многом давно уже догадывался.

Кортес предложил тогда передать ему верховное командование: он немедленно двинется против Тескоко, возьмет и разрушит город и опустошит всю округу. Но Мотекусома на это не согласился. Тогда Кортес сам объявил Какамацину, чтобы он не смел создавать крамолы, иначе он погибнет. Но молодой и вспыльчивый сеньор дерзко ответил, что пора слов прошла и что угроз он не боится2. Наш полководец, однако, вторично его увещевал одуматься и не оскорблять нашего короля и сеньора, иначе расплата будет ужасной. Но и на это получен был еще более дерзкий ответ: никакого, дескать, короля не знаю, да охотно не знал бы и Кортеса… После этого Кортес настоял перед Мотекусомой, чтобы тот всем своим авторитетом обрушился на ослушников, напоминая, что в самом Тескоко Какамацин создал себе немало врагов своим высокомерием и жадностью. Действительно, при дворе Мотекусомы жил родной брат Какамацина, прекрасный молодой человек, бежавший из Тескоко, так как брат покушался на его жизнь, видя в нем опасного соперника.

При таких обстоятельствах, советовал Кортес, желательно снестись с вельможами Тескоко и потребовать от них ареста и выдачи Какамацина; или еще: под каким-либо предлогом вызвать Какамацина из Тескоко, схватить его и до тех пор держать в темнице, пока он не одумается. В обоих случаях управление Тескоко передать его брату, ибо сама попытка к бунту уже лишала его престола.

Мотекусома избрал второй способ — вызов из Тескоко в Мешико, но выразил сомнение, насколько тот послушается; на этот случай он хотел послать особых людей для немедленного его ареста.

Кортес премного благодарил Мотекусому за столь великую готовность поддержать мир и настолько расчувствовался, что воскликнул: «Ныне, государь, если Вы того пожелаете, я не воспротивлюсь Вашему возвращению в прежний Ваш дворец, ибо искренность Ваших побуждений я теперь вполне уразумел. Правда, не от меня одного это зависит, да и безопасность Ваша гораздо лучше гарантирована у нас, чем где бы то ни было. Во всяком случае, я никогда бы не лишал Вас свободы, если бы этого не потребовали мои капитаны!»

Мотекусома, по-видимому, поверил Кортесу, тем более что и паж Ортегилья со своей стороны неоднократно рассказывал ему, что главные виновники его пленения — капитаны. Посему Мотекусома торжественно заявил, что предпочитает остаться под нашей охраной, пока дела с племянниками не распутаются…

И вот Мотекусома послал своего приближенного в Тескоко, приглашая Какамацина к себе будто бы для того, чтобы примирить его с Малинче [(Кортесом)], сообщая, что живет он не пленником у Малинче и его братьев, а гостем, по собственному изволению. Но Какамацин не пошел на эту приманку. Он собрал своих знатных и обратился к ним с горячей мятежной речью. С пришельцами будто бы он покончит дня в четыре, не больше; дядюшка по трусости этого не смел сделать, а ведь удобных моментов было сколько угодно, хотя бы тогда, когда мы спускались в долину с гор у Чалько. Вместо этого, Мотекусома впустил нас в город, где и дал укрепиться, затем расточает для нас все доходы государства, не уберег сокровищ своего отца Ашаякатля, сам попался в плен и, кажется, готов отступиться от веры и убрать идолов великого Уицилопочтли. Беда великая! Чтобы она не увеличилась еще более, нужно нас немедленно уничтожить. На их помощь в этом деле он и надеется. Если же ему, Какамацину, придется вступить на престол Мешико, он всех их сделает большими сеньорами и одарит множеством драгоценностей и золота. Успех обеспечен, ибо все главнейшие сеньоры — и Койоакана, и Истапалапана, и Тлакопана — родственники Мотекусомы, согласны действовать с ним вместе, да и в самом Мешико есть много единомышленников. Овладеть столицей будет нетрудно: часть войск двинется по дамбам и будет впущена беспрепятственно, другая переправится на лодках. Мы им также не страшны: ведь недавно мешики перебили много teules под Наутлой, а голову одного teul, как и труп коня, долго показывали в Мешико. Не пройдет и часа, как все пришельцы будут перебиты и тела их переданы для праздничного жертвенного пира.

Речь эта не произвела ожидаемого впечатления. Особенно военачальники переглядывались между собой в нерешительности, пока некоторые из них не заявили, что, если это делается с согласия Мотекусомы, они не перечат; если же его не известили, они никогда не станут мятежниками, внося в столицу убийство и раскол.

Какамацин разгневался, и трое из говоривших были схвачены. Тогда другие, подстрекаемые и поддерживаемые такими же молодчиками, как он сам, вынесли решение: стоять крепко за Какамацина и принять его план. Мотекусоме же был отправлен ответ, что Какамацин удивляется его заступничеству за людей, которые до сих пор причинили ему лишь несчастье и позор; несомненно, они его околдовали, отняв у него и ум, и прежнюю энергию его великого сердца, и мощь; их боги, особенно их великая женщина Кастилии, снабдили пришельцев чарами, чтобы он послушно делал все, что они захотят. Это было сказано, конечно, о великой милости Бога и его благословенной Матери Нашей Сеньоре, помогающей нам. А посему он, Какамацин, скоро навестит и дядю, и его новых друзей, для которых его прибытие будет смертным приговором.

Дерзкое это послание донельзя возмутило Мотекусому. Тотчас он велел позвать шестерых лучших своих военачальников, передал им свое кольцо с печаткой, со своей руки, дал подробные инструкции, а также дал им определенное количество золотых ювелирных изделий и приказал немедленно отправиться в Тескоко, там тайно предъявить его кольцо с печаткой верным военачальникам и родственникам, и при их помощи схватить Какамацина и его пособников, и отправить их в Мешико. Эти военачальники так и исполнили в Тескоко повеление Мотекусомы. Какамацин был захвачен в собственном дворце, вместе с пятью другими заговорщиками, как раз в тот момент, когда они обсуждали подробности похода. А так как этот город находился вблизи большого озера, захваченных погрузили в большую пирогу с навесами и таким образом доставили в Мешико. Здесь Какамацин держал себя еще более нагло, а посему Мотекусома, освободив остальных, передал его на суд Кортесу.

Кортес от сердца благодарил за столь высокое доверие и дружбу и советовал возвести на престол Тескоко брата Какамацина, того самого, который нашел убежище в Мешико, который к тому же был племянником Мотекусомы; но сделать это с соблюдением всех формальностей, так, чтобы сами знатные и народ этой провинции его избрали. Так оно и случилось; и молодой принц был провозглашен королем и сеньором большого города Тескоко, под именем — дон Карлос3.

Судьба Какамацина немало напугала остальных касиков и корольков — племянников великого Мотекусомы — сеньоров Койоакана, Истапалапана4 и Тлакопана; зная, что дядя извещен об их переговорах с мятежниками, они побоялись прибыть ко дворцу. Но Мотекусома, по совету Кортеса, велел их также схватить, и не прошло и восьми дней, как они сидели на той же цепи, что и Какамацин…

Ясно, на сколь тонкой ниточке висела жизнь всех нас. Кругом только и было разговоров, как нас убьют, принеся в жертву, и съедят. Не будь великой милости Бога, не отнесся бы к нам с такой великой добротой Мотекусома, которому все подданные, несмотря на его плен, повиновались в совершенстве. Зато и мы всячески старались задобрить монарха и послужить ему даже тогда, когда после захвата этих сеньоров непосредственная опасность миновала. Впрочем, мы не только почитали Мотекусому, но и искренно его полюбили за простоту и щедрость. А тут еще он все чаще стал беседовать насчет нашей святой веры, и монах [из Ордена Нашей Сеньоры Милостивой — падре Бартоломе де Ольмедо] и паж Ортегилья уже выражали надежду на близкое его обращение. Столь же часто, положим, он спрашивал также о императоре, нашем сеньоре, о его вассалах, множестве великих сеньоров, что покорны ему, и о далеких землях, и о многих других вещах. И не менее охотно он вел и простой разговор, и садился играть вместе с Кортесом в totoliques, неизменно отдавая нам свой выигрыш с присовокуплением еще новых подарков. И он еще нас одаривал каждый день золотыми ювелирными изделиями и накидками.

Итак, вся страна была замирена. Тут-то Кортес и напомнил Мотекусоме о его давнем обещании, еще до прихода нашего в столицу, — платить дань Его Величеству, нашему королю и сеньору. Сообщил он ему также, что в таких случаях у нас в обычае сперва принести вассальную присягу. Мотекусома согласился созвать всех своих вассалов и сделать им надлежащие сообщения. Действительно, уже через десять дней состоялся съезд главнейших касиков; не хватало лишь того храбреца, ближайшего родственника и наследника Мотекусомы, о котором я уже говорил5. Правда, и он в своем поселении, которое называлось Тула (Tula), чуть-чуть смирился и прислал гонца с извинениями, что не может ни прибыть сам, ни прислать дань, ибо страна его еле-еле перемогается. Мотекусома разгневался и отрядил за ним нескольких своих военачальников, но тот, как это всегда бывает с важными сеньорами, уже был извещен о грозе и отбыл куда-то в глубь страны.

Съезд остальных главнейших касиков тем не менее состоялся. Никто из нас на нем не присутствовал, кроме пажа Ортегильи, от которого мы и узнали подробности. Сам монарх открыл съезд большой речью, в которой указал на давнишнее пророчество о приходе людей со стороны, где восходит солнце — с востока, которым суждено овладеть мешикским королевством и сеньорией; далее, что именно мы и есть те люди, как то объясняет и Уицилопочтли через своих papas [(жрецов)]; а посему следует, выполняя волю Уицилопочтли, принести присягу и давать дань королю Кастилии, чьими вассалами являются эти teules, как то требует Малинче, которому противоречить нельзя. Напомнил им также Мотекусома, что в течение всех восемнадцати лет его правления они были всегда добрыми и послушными, а он — милостивым и щедрым… Все согласились и со слезами на глазах обещали исполнить его повеления; прослезился и сам Мотекусома. Один из высших сановников немедленно сообщил о таковом решении Кортесу, и на следующий день назначено было торжество вассальной присяги Его Величеству, это было …6 месяца 1519 года. Присутствовали: Мотекусома со своими касиками, Кортес, стоящий впереди наших капитанов, большинство солдат, и Педро Эрнандес — секретарь Кортеса вел запись о подчинении Его Величеству. Мешики являли великую печаль, а сам Мотекусома несколько раз плакал; видя это, не могли удержаться и мы, ибо мы его любили и сердца наши наполнялись горячим состраданием7.

Тем более увеличили мы свою о нем заботливость; Кортес и монах [Ордена Нашей Сеньоры] Милостивой [падре Бартоломе де Ольмедо] не отходили от него ни на секунду, всячески стараясь развеселить его; конечно, немало было и тут попыток отвлечь его от служения своим губительным идолам.