Борьба за дамбы

Борьба за дамбы

Кортес приказал отправиться трем корпусам: из солдат, всадников, арбалетчиков и аркебузников — для осады с суши великого города Мешико; в каждый корпус были назначены предводители, им были выделены солдаты, всадники, арбалетчики и аркебузники, а также места и города, где следовало расположить наши лагеря.

Так, приказано было Педро де Альварадо возглавить 150 солдат с мечами и щитами, из них многие были с копьями и алебардами, 30 всадников, 18 аркебузников и арбалетчиков; и назначены были вместе с ним его брат Хорхе де Альварадо, Гутьерре де Бадахос и Андрес де Монхарас, им было поручено быть капитанами, каждому над 50 солдатами и разделенными между всеми тремя аркебузниками и арбалетчиками, сколько в одной роте, столько и в другой, а Педро де Альварадо являлся предводителем и всадников, и главой этих трех рот; и ему было придано 8 000 тлашкальцев вместе с их вождями; отмечу я, что и мне по приказу следовало отправиться с Педро де Альварадо, а, добравшись, мы должны были занять город Тлакопан; и приказано было нам носить полный комплект доспехов, шлемы с забралами и латные воротники, потому что, как град, сыпалось множество дротиков, камней и стрел, мешики сражались с нами и копьями, и палицами, двуручными мечами и другим оружием, и для взятия их оборонительных сооружений надо было идти хорошо вооруженными; и каждый день мы сражались, имея убитых и раненых, о чем расскажу впереди. А теперь перейдем к другому корпусу.

И Кристобалю де Олиду, маэстре де кампо, дал [Кортес] 30 всадников, 175 солдат, 20 аркебузников и арбалетчиков, и все с вооружением как у солдат, что дал и Педро де Альварадо, и к нему также назначил трех капитанов — Андреса де Тапию, Франсиско Вердуго и Франсиско де Луго, и между всеми тремя капитанами были распределены все солдаты, арбалетчики и аркебузники. И Кристобалю де Олиду, который был общим предводителем над этими тремя капитанами и всадниками, были приданы другие 8 000 тлашкальцев, и ему было приказано расположить лагерь в городе Койоакан, находившемся в двух легуа от Тлакопана.

В другом корпусе был предводителем Гонсало де Сандоваль, старший альгуасил, и ему дал [Кортес] 24 всадника, 14 аркебузников и арбалетчиков и 150 солдат, у каждого меч, щит и копье, и больше 8 000 индейцев-воинов из Чалько, Уэшоцинко и других поселений, через какие Сандоваль должен был идти и которые были нашими друзьями; и ему дал в товарищи и капитаны Луиса Марина и Педро де Ирсио, которые были друзьями Сандоваля, между этими двумя капитанами согласно приказу были разделены солдаты, арбалетчики и аркебузники, а Сандоваль возглавлял всадников и был общим предводителем, и он должен был расположить свой лагерь около Истапалапана, который ему надо было завоевать, нанеся как можно больший урон, таков ему был приказ Кортеса; Сандоваль не должен был выступать из Тескоко до тех пор, пока Кортес, командовавший бригантинами, не отправится из этого пункта по озеру с 13 бригантинами, на которых находились 300 солдат, вместе с арбалетчиками и аркебузниками, поскольку таков был распорядок. По нему следовало, что Педро де Альварадо и Кристобаль де Олид должны были идти с одной стороны [озера], а Сандоваль — с другой1.

Таким образом, столица была бы отрезана в трех пунктах, где проходили дамбы, а сам Кортес должен был с нашими бригантинами плавать согласно распорядку по озеру. Общее наше выступление было уже назначено, как вдруг случилась неожиданная задержка. А именно, среди тлашкальских отрядов, посланных нами вперед, не оказалось… самого Шикотенкатля «Молодого»! Зная, что его соперник по правлению — слепого своего отца Шикотенкатля «Старого» он ни во что не ставил, и наш друг Машишкацин уже был мертв — Чичимекатекутли находится при войске, он поспешно бросился в Тлашкалу, чтобы захватить там власть. Кортес сейчас же отрядил пятерых знатных из Тескоко и двоих из Тлашкалы, друзей Шикотенкатля, чтобы уговорить его вернуться; но тот твердо стоял на своем, заявляя, что под Мешико всех ждет погибель, что напрасно не послушались его в свое время, тогда бы Кортес не повелевал бы ныне такими огромными силами. В таком критическом положении Кортеса могла выручить лишь решительность: он послал альгуасила, а вместе с ним четверых всадников и пятерых знатных индейцев из Тескоко с приказом схватить Шикотенкатля и повесить его, сказав: «Этот касик уже не исправится, кроме того, в любое время нас предаст, он вреден и советы его скверны» — и что нет уже больше времени терпеть его притворство. Педро де Альварадо всячески просил Кортеса не прибегать к этой мере, и тот как бы соглашался с ним, на деле же подтвердил еще раз свое прежнее решение… Казнь совершилась в одном поселении, подчиненном Тескоко, и всякое предательство надолго исчезло. Говорят даже, что сам слепой дон Лоренсо де Варгас, отец Шикотенкатля, отсоветовал Кортесу щадить жизнь сына-изменника2.

Из-за этого задержался наш выход из Тескоко; и лишь в другой день — 13 мая3 1521 года наши колонны начали наступление. Наш корпус Педро де Альварадо и второй корпус Кристобаля де Олида должны были пройти совместно почти весь путь, обходя озеро с севера. Когда мы приблизились к Акольману, поселению, подчиненному Тескоко, где должны были стать на ночь, Кристобаль де Олид послал своих квартирьеров вперед, и они заняли целиком все помещения, что и отметили выставленными зелеными ветками. Нам, из корпуса Педро де Альварадо, не осталось ни одного годного дома, и не будь вмешательства видных лиц с той и другой стороны, мы с оружием в руках восстановили бы свое право. Кортес тотчас прислал послание с фрай Педро Мелгарехо и капитаном Луисом Марином, полное негодования и призывов к единению, но доброе согласие между Педро де Альварадо и Кристобалем де Олидом с тех пор так и не восстановилось.

В следующий день оба предводителя совместно прошли путь и вошли в одно поселение на ночлег, которое было безлюдно, поскольку это была уже земля мешиков; и в другой день также вошли на ночлег в большое поселение, которое называлось Куаутитлан, в нем, как и в других, не было народа; в следующий день прошли через два поселения, которые назывались Тенаюка и Аскапоцалько, и они были безлюдны; и, прибыв во время заката в Тлакопан, мы тотчас разместились в нескольких больших дворцах и палатах, поскольку он тоже был безлюден; а также разместили всех наших друзей-тлашкальцев, и еще в тот день прибыли и расположились в жилищах те, что принесли съестное; и у спящего лагеря в ту ночь были вместе с надежными ночными караулами и передовыми дозорами и разведчики, потому что прежде было сообщено другими, что Тлакопан заодно с Мешико. Поздним вечером послышались с озера великие крики, которыми нас вызывали, крича нам много позорного и что мы не мужчины, раз не выходим сражаться с ними, и было у них так много лодок, полных людьми с оружием, и дороги [на дамбах] также были заполнены воинами, и эти слова нам кричали с умыслом — раздразнить нас, для того чтобы мы выступили той ночью сражаться; а так как нами был извлечен урок из того, что было на дорогах и мостах [в «Ночь печали»], согласно моим записям, мы не пожелали выходить до следующего дня, который был воскресенье; после того как мы прослушали мессу, что нам произнес падре Хуан Диас, и, вручив себя Богу, согласно принятому решению, оба предводителя совместно направились в Чапультепек, который находился в полутора легуа от Тлакопана, дабы разрушить там водопровод, снабжавший все Мешико питьевой водой. Мешики выступили в защиту, на очень выгодных позициях и с большими силами, но мы все же одолели их и вскоре добрались до труб водопровода, каковой более уже не действовал за все время осады4.

После сего решено было штурмовать дамбу подле Тлакопана. Мешики защищали ее отчаянно, выслав неслыханное количество лодок. Хоть мы продвинулись до первого моста, но это нам мало помогло: мы буквально были вклинены во вражескую массу и при ширине дороги на дамбе в 8 шагов никак не могли развернуться; аркебузники и арбалетчики наши мало вредили врагу, ибо мешики снабдили свои лодки особыми, на сей случай, деревянными защитными щитами; конница же не могла действовать, так как всюду натыкалась на баррикады. Что толку в том, что мы, как и всегда, справлялись легко один на один: вместо поверженного или сброшенного в воду врага выступал десяток новых; мы же сразу потеряли более 30 человек ранеными. Так бились мы добрых полчаса; наконец, отослали тлашкальцев, которые, будучи непривычны к воде, скорее мешали, нежели помогали, а затем сами в полном порядке стали отходить.

Вот тут-то поднялся крик! Мешики, как безумные, бросились вперед, и вся дамба моментально была засыпана копьями, дротиками, стрелами и камнями. С великой радостью ощутили мы, слава Богу, твердую почву, потеряв на дамбе всего 8 наших солдат убитыми и более 50 ранеными; и еще погибла одна лошадь. Мало чести принесла нам эта битва!

А на следующий день Кристобаль де Олид заявил, что он со своим корпусом уходит в Койоакан, и, как ни просили его Педро де Альварадо и другие рыцари [(caballeros)], он не изменил своего решения, ибо неудачу нашу целиком приписывал нераспорядительности и неосмотрительности Педро де Альварадо; и отбыл, согласно приказу Кортеса, в Койоакан, а мы остались в нашем лагере в Тлакопане. Разделение наших двух корпусов еще до прихода бригантин было, конечно, делом неладным. Знай мешики точные размеры обоих наших отрядов, несдобровать бы нам. Но оба отряда держались осторожно, не выдавали своей слабости и по возможности не ввязывались в бой, несмотря на постоянное наседание врагов…

Что касается третьего корпуса, Гонсало де Сандоваля, то он выступил из Тескоко позже нас, через 4 дня после праздника Тела Христова5, и направился к Истапалапану; он шел по вполне замиренной территории и мог двигаться быстрее. Бои начались тут лишь в самом Истапалапане, причем сразу же сгорела большая часть города. Во время одного из таких боев, когда густые массы мешиков, прибывших на лодках из столицы, напирали с особой яростью, вдруг и позади Истапалапана, и на всех возвышенностях вокруг озера, показались столбы дыма. Оказывается, это был сигнал, что приближался Кортес, прежде вышедший из Тескоко с 13 бригантинами, а вслед за ним вышел и Сандоваль из Тескоко, так как больше ему не надо было ждать там Кортеса. Первым делом Кортеса было — овладеть островом6 подле самого Мешико, где засело множество мешиков и их союзников. Тогда все лодки неприятеля немедленно направились туда, и Сандоваль получил передышку, хотя сам никаких серьезных наступлений сделать не мог, ибо часть Истапалапана, как и всех окрестных городов, построена была на воде, в Мешико же и в Койоакан вели дамбы, совершенно открытые со стороны озера, а посему недоступные пока для Сандоваля.

Итак, против Кортеса с его 13 бригантинами сосредоточилась вся сила неприятельских лодок, больше 1 000. Понятно, его охватили опасения, и он стал медленно отходить от острова, приказав капитанам воздержаться от всяких действий, пока не окрепнет нужный ветер. Отступление враг принял за бегство и со всех сторон облепил бригантины; но тут поднялся ветер, корабли наши расправили свои крылья и стали топить и опрокидывать неприятельские лодки. Поднялась великая суматоха, и враг изо всех сил старался улизнуть в каналы острова и столицы (часть ее тоже построена была на воде), куда наши бригантины пройти не могли… Это была первая наша победа на воде, и Кортес с великой радостью прошел по всему озеру, до Койоакана, где Кристобаль де Олид как раз имел горячую стычку с мешиками; Кортес стал бомбардировать врага из 4 пушек, нанося ему громадный вред; скоро, впрочем, запасы пороха истощились, но Кортес на своей бригантине, наиболее быстрой, отправился в Истапалапан и привез весь запас Сандоваля: артиллеристы наши работали лихо, лица и руки их почернели от пальбы.

Не отставал и наш корпус. Педро де Альварадо вновь штурмовал дамбу из Тлакопана, и мы с большой осторожностью, а посему — с малыми потерями, продвинулись до моста. Всадники наши пока совсем не были введены в действие, зато арбалетчики и аркебузники работали точно и без перерывов, одни только стреляли, другие только заряжали, а мы, солдаты, укрепляли занятые части дамбы и исправляли повреждения.

Гонсало де Сандоваль тоже постарался нанести удар, а именно: вознамерился занять ту часть Истапалапана, которая построена была на озере и откуда враг все время делал весьма опасные наступления. Узнав об этом, Куаутемок спешно выслал большую подмогу из Мешико, чтобы в тылу Сандоваля разрушить дамбу, дабы он оказался отрезанным и погиб вместе со всем своим отрядом. Но и Кортес понял всю опасность момента: бригантины были направлены наперерез неприятельскому флоту, Кристобаль де Олид получил приказ двинуться по своей дамбе, до соединения ее с Истапалапанской7, так что Сандоваль и его люди могли выпутаться из опасного положения. Потом Кортес приказал Госало де Сандовалю, покончившему с Истапалапаном, пройти по берегу [озера] и расположиться у другой дороги [на дамбе], которая вела в Мешико от города Тепеяк, то место теперь посвящено Нашей Сеньоре де Гуадалупе8, где свершались и свершаются многие святые чудеса. Тееперь расскажем, как Кортес разделил бригантины, и что еще произошло.

События ясно показали, что продвигаться по дамбам без поддержки бригантин — немыслимо. Кортес поэтому перераспределил свой флот: 4 бригантины приданы были нам, то есть корпусу Педро де Альварадо, две получил Гонсало де Сандоваль, перешедший к дамбе из Тепеяка, а Кортес с остальными шестью находился при корпусе Кристобаля де Олида. Что касается еще одной бригантины, самой маленькой, которая называлась «Буска Руида» [(«Busca Ruido» — «Задира»)] то она была совсем оставлена, ибо по незначительной своей величине она мало чем отличалась от больших пирог мешиков, да и экипаж ее должен был пополнить остальные корабли, потерявшие около 20 человек. Мудрость этого перераспределения сказалась немедленно. Альварадо расположил свои 4 бригантины по две с каждой стороны дамбы, и они принесли нам великую пользу, так как мешики остерегались открыто подплывать на своих лодках, и мы овладели целым рядом мостов и укреплений. Тем не менее борьба шла жаркая; враг беспрестанно делал вылазки и наступления, так как все время пополнялся свежими силами; доставалось иногда и бригантинам, и нередко весь неприятельский обстрел направлялся именно на них. Часто случалось, что враг ночью отбирал то, что мы захватили днем, возводил новые укрепления, перекапывал и перерезал дамбу; часто такие перекопы маскировались легкими досками с тонким слоем земли, и на следующий день, в пылу сражения, мы падали в эти ямы, где нас легко могли утащить в плен. Для отражения же бригантин неприятель вбил множество свай, не доходящих до поверхности воды; бригантины натыкались на них, получали пробоины или даже совсем на них застревали; и таким образом мы сражались каждый день. И еще, как я уже сообщал, наши конные на этих дамбах не могли оказать нам серьезной поддержки, так как ежели они атаковали или преследовали отряды неприятелей, то те бросались в воду, а на баррикадах, сделанных на дамбах, наших поджидали другие отряды их воинов с очень длинными копьями или косами, сделанными из оружия, захваченного у нас, когда нам нанесли то великое поражение в Мешико, и этими копьями и дождем из стрел и дротиков, летевших с озера, они ранили и убивали лошадей, прежде чем конные могли нанести мешикам вред; а иные рыцари не желали рисковать, поскольку одна лошадь стоила в ту пору 800 песо, а еще через некоторое время — стоила больше 1000.

Ночью, ежели враг не беспокоил, мы прикладывали масляные компрессы к нашим ранам, а солдат Хуан «Каталонец» умело, с помощью Нашего Сеньора Иисуса Христа, заговаривал их. Ведь раненым нашим нельзя было прохлаждаться в спокойном месте, иначе на роту пришлось бы не более 20 человек. Особенно же плохо приходилось нашим капитанам и знаменосцам: наше [корпуса Педро де Альварадо] изодранное знамя почти ежедневно передавалось в другие руки… А ежели кто думает, что при всех этих тяготах мы хотя бы ели по-человечески, тот глубоко ошибается. Даже лепешек из маиса не хватало не только нам, но и бедным нашим раненым. Нет, питаться приходилось всем корешками, вишнями, а потом индейскими фигами. Так было у нас, так дело обстояло и в других корпусах…

Когда выяснилось, что дневные наши наступления ничего почти не дают, кроме потерь, так как неприятель за ночь овладевал почти всем, что мы занимали за день, мы решили перенести наш лагерь [от Тлакопана] с суши на саму дамбу, где она несколько расширялась, там была площадка с несколькими башнями с идолами, которую мы уже захватили. Конечно, для всех нас крова не хватало, и большинство должно было ночевать под открытым небом несмотря на дожди, холод или изнуряющую жару. Тлашкальцы и всадники наши остались на суше, в прежних квартирах при Тлакопане, чтоб обезопасить нас от нападений с тыла, а мы всю свою энергию отныне могли сосредоточить на продвижении вперед, пока не доберемся до пригородов самой столицы. Каждый промежуток в дамбе мы теперь тщательно заваливали камнями, употребляя на это разрушенные дома и святилища; каждое укрепление старательно исправлялось и охранялось; мосты день и ночь снабжены были постами. Мы разделились на 4 отряда по 40 человек, которые ночью попеременно бодрствовали или спали, причем никто никуда не уходил, так что в случае опасности всегда на месте было 120 человек свежих, отчасти отдохнувших бойцов. Иногда, конечно, никому всю ночь напролет не приходилось сомкнуть глаз. И так работа крутилась сутки за сутками, без устали и перерывов: то сражения, то мелкие стычки, всегда на холоде, дожде, всегда с пустым желудком, в грязи, не снимая одежды и доспехов.

Ежели же кто спросит: какой смысл в этих бесконечных боях и напряженной работе, какой смысл в разрушении водопровода, когда нельзя было прекратить доставку питья и еды и свежих сил водным путем? На это отвечу. Конечно, доставка такая происходила, мы о ней знали и старались ее прекратить. Две бригантины всю ночь плавали по озеру, меняясь по очереди на каждую ночь от наших трех лагерей, охотясь на лодки и доставляя добычу своему корпусу. На случай ночного нападения мы, таким образом, лишены были поддержки этих бригантин, тем не менее мера эта вполне оправдывалась: каждую ночь к нам привозили и припасы, и пленных, а Мешико пополнялся все реже.

Понятно, мешики всеми силами старались погубить бригантины. Вот один случай. Заготовлено было ими 30 самых больших пирог с отборными гребцами и воинами; вышли они глубокой ночью и старательно спрятались в прибрежном тростнике. А на следующий вечер 2 или 3 лодки как бы с припасами делали вид, что стараются проскользнуть в Мешико, Две наши бригантины заметили их; началась погоня; лодки незаметно продвинулись к месту засады, а бригантины внезапно наскочили на специально для этого случая вбитые сваи; боевые пироги бросились из засады, и в результате — все солдаты, гребцы и капитаны на тех бригантинах были переранены; сняться со свай смогла лишь одна бригантина, а другая досталась неприятелю; один из капитанов, Портильо, прекрасный вояка, участник походов в Италии, пал, а другой капитан, Педро Барба, умер от ран дня через три. Эти две бригантины были от лагеря Кортеса, и он немало горевал о тяжелой неудаче.

Между тем наступление по всем трем дамбам продолжалось без остановки, хотя и медленно. Тогда мешики решили приостановить его следующим образом. Сделан был громадный пролом в дамбе между нашим [корпуса Альварадо] головным отрядом и городом; возле пролома, с обеих сторон, вбито было множество свай, чтобы не допустить бригантины; всюду были усилены войска мешиков, а значительный отряд искусно спрятан. Наутро мы внезапно оказались окруженными со всех сторон. В тылу наши всадники и тлашкальцы быстро справились с врагом, удалось его опрокинуть и на самой дамбе, но бегство его было лишь притворное. В пылу сражения и преследования мы зашли слишком далеко, не закрепляя за собой только что отнятой территории; вдруг нагрянули на нас новые силы мешиков из засады, и мы оказались так крепко вклиненными в неприятеля, что нельзя было двинуться; с великим усилием удалось начать отступление, но тут пред нами зиял большой пролом [в дамбе], ничем не засыпанный; пришлось кое-как перебираться, по грудь в воде, через скользкие и острые камни; то тут, то там падали мертвые и вскрикивали раненые; пятерых из нас захватили живьем и утащили в лодки, а бригантины ничем помочь не могли из-за свай, на которые они уже напоролись. Как мы все тут не легли — не понимаю. Меня самого едва не захватили; я уже был ранен, множество мешиков вцепились в меня и стали крутить руки; еле-еле удалось освободить одну руку, с мечом; и Наш Сеньор Иисус Христос дал мне силы, и я неистовыми ударами отогнал или уложил наседавших на меня; зато, перебравшись по ту сторону пролома, я сейчас же впал в глубокий обморок. Да, в ту пору я считал себя уже погибшим — я был изранен и истекал кровью, и так же, как и от пленения, спасло меня, по моему мнению, лишь покровительство Нашего Сеньора Иисуса Христа и Нашей Сеньоры — его благословенной матери, как и дало мне силу, о чем я говорил. Благодарю Бога за милости, оказанные мне.

Успех окрылил врага, и он стал наступать на нашу часть дамбы, где был наш [корпуса Педро де Альварадо] лагерь, но тут его приняла артиллерия, и с нею спорить он не мог.

Кортес сделал нам выговор не за неудачу, а за неосторожность: нельзя оставлять незаполненных проломов [в дамбе]. Это было справедливо, и мы целых четверо суток засыпали проклятый пролом, потеряв при этом еще 6 человек убитыми.

Мешики тоже удвоили свою бдительность. Сторожевые их отряды, совсем близко перед нами, сменялись четырежды в ночь; все время теми поддерживался громадный костер, никогда не потухавший, даже при ливнях, а сигналы давались не словесные, а тихими свистками.

Так текли дни и ночи, сутки за сутками. Жизнь на всех трех дамбах была одинаковой. С наступлением сумерек мы отпускали своих тлашкальцев, теснее смыкались, выставляли очередной охранный отряд, а затем перевязывали свои раны и старались отдохнуть. С вечера же бригантины начинали обход озера и ловлю лодок. При этом однажды удалось захватить двух знатных мешиков, которые, между прочим, сообщили Кортесу, что в одной части озера вновь спрятана засада из 40 пирог. Кортес отблагодарил их крупным подарком и решил на хитрость ответить хитростью.

Именно. Ночью, недалеко от этой засады мешиков, спрятаны были 6 наших бригантин со строгим приказом не шуметь и даже не говорить. Рано же утром одна из бригантин, совершавших обход озера ночью и ловлю лодок, на которой были и упомянутые два мешика для более точного указания засады, должна была направиться к месту засады. Враг заметил, конечно, ее приближение и, как и в прошлый раз, выслал несколько лодок для приманки. Бригантина будто устремилась на них, а затем, точно боясь тростниковых зарослей, несколько замедлила свой бег. Тут на нее ринулись те пироги и множество других лодок, а она, как бы спасаясь, понеслась к месту нашей засады. Грянул выстрел-сигнал, наши суда покинули заросли и врезались в неприятеля, топя его и забирая в плен; повернулась и преследуемая бригантина. Разгром был полный, и с тех пор мешики уже не устраивали на озере хитрых засад, а лодки с провиантом все реже и реже достигали Мешико.

Видя такие наши успехи на суше и воде, союзники Мешико, прибрежные города, все более склонялись на нашу сторону. Некоторые слали послов с просьбой забыть их недавнюю вражду и с предложением подчиниться нам. Кортес принимал послов любезно и обещал полную безнаказанность в случае подчинения. Так, понемногу, вступили с нами в союз Истапалапан, Уицилопочко, Кулуакан9 и Мискик, и другие города на озере с пресной водой. Им было велено снабжать нас съестным, а также присылать вспомогательные войска, ибо город Мешико будет осаждаться до тех пор, пока не сдастся. Людей они прислали, съестных же припасов доставляли мало и с неохотой.

Продвижение наше [корпуса Альварадо] по дамбе все продолжалось. То и дело мы брали небольшие святилища идолов, дома и другие постройки, множество мостов; сколько ни устраивал враг проломов и промежутков, мы тщательно заполняли их необожженным кирпичом и бревнами из только что захваченных строений; чтобы работа эта, хоть и тяжелая, не казалась бы заменой боевого труда, по приказу Педро де Альварадо мы производили ее попеременно — две трети сражались, пока остальная треть таскала кирпичи, бревна, строила брустверы, заполняла промежутки, а на другой день эта треть шла сражаться и заменялась другой третью, только что сражавшейся. Труды наши, наконец, увенчались успехом: подступы к самому городу открылись, ибо мы могли покинуть дамбу и вступить на сам остров.

Тогда Куаутемок испробовал последнее средство; это было накануне праздника Сеньора Сан Хуана в июне10. Две ночи напролет производил он отчаянный штурм всех трех дамб, а когда тем не менее ничего не вышло, он на третий день все свои силы сосредоточил на нас, корпусе Альварадо. Разгорелся небывалый бой; мы сперва чуть-чуть дрогнули, но вскоре оправились; бригантины опять-таки оказали нам неоценимые услуги. Убитых насчитали мы 8 солдат, и многие были ранены; сам Педро де Альварадо тяжело был ранен в голову; но враг был отбит, последнее отчаянное его наступление не удалось! Было перебито множество мешиков, а 4 знатных были нами взяты в плен.

Конечно, читатель заскучал бы, если бы я стал подробно описывать все бои, что шли дни и ночи напролет, и все, что мы перенесли и чего добились за те 93 дня, когда осаждали великий город Мешико; да и рассказ мой никогда бы не кончился и походил бы на книги об Амадисе11 или Рыцарях. Отныне буду намного скупее, но одну беду, с корпусом самого Кортеса, все же нельзя обойти.