К главе «Чудеса Мешико»

К главе «Чудеса Мешико»

1 Согласно Берналю Диасу, конкистадоры вошли в Мешико 8 ноября 1519 г. по старому стилю, таким образом получается 11 или 12 ноября 1519г. (по ст. ст.) - 21 или 22 ноября 1519 г. по новому стилю.

2 Берналь Диас объясняет, что конкистадоры наносили визиты Мотекусоме II, но другие источники утверждают, что Мотекусома II был пленен в первый же день прибытия Кортеса в Мешико, и конкистадоры управляли государством мешиков от его имени, а новый дворцовый коплекс (текпан) Мотекусомы II посещали с плененным владыкой мешиков, заставив Мотекусому II выдать им свои сокровища (см. прим. 1 к главе «Пленение Мотекусомы»)

3 Главная торговая площадь (гран тиангис) Мешико находилась в Тлателолько. В государстве мешиков была привелегированная группа, значение которой в последнее столетие его существования особенно выросло, это были торговцы — почтека (нaya pochteca), объединившиеся в сообщества (по городам; к началу конкисты такие объединения торговцев были более чем в 8 городах долины Мешико, а самое мощное в Тлателолько), живущие в особых кварталах (в Мешико одно объединение было в Тлателолько, другое — в Теночтитлане), заключавшие браки только в своей среде, и только их дети могли стать торговцами; из их числа были судьи и надзиратели на торговых площадях. У торговцев было свое божество-покровитель Йакатекутли, изображавшееся в виде торговца, которому приносили человеческие жертвы. Судя по Тлателолько, объединение торговцев возглавляли два лица, называвшиеся почтекатлатоке (науа pochtecatlatohce, букв. — господа торговли), им была пожалована прибавка в конце имени — цин. Объединения торговцев пользовались льготами и привелегиями, у них была абсолютная монополия на внешнюю торговлю. В свою очередь почтека выполняли и роль разведчиков, собирая нужные сведения, когда они с караванами носильщиков (тламеме), нагруженных товарами, и с сильной охраной из воинов уходили в дальние земли. И хотя иногда Мотекусома II наказывал торговцев, слишком выставлявших напоказ свои богатства, торговля процветала. Караваны почтека достигали юга Никарагуа, само название которого, согласно Франсиско Васкесу (XVII век) состоит из корней слов никан (науа nican — здесь) и анауакос (науа anahuacos — люди с Анауака, то есть мешики): «Никарагуа — это то же самое, что ник-анауак, переводимое как «здесь находятся мешики или анауаки». Свои разнообразные товары почтека продавали на торговых площадях (тиангис) каждого квартала кальпулли в Мешико и на его главной площади (гран тиангис) в Тлателолько, которую так описывает Эрнан Кортес во втором письме-реляции (от 30 октября 1520 г.) императору Карлу V: «Есть в этом городе много торговых площадей, где ведется постоянная торговля, где покупают и продают. Там есть огромная площадь, в два раза больше, чем в городе Саламанка, вся огороженная крытыми галереями со всех сторон, на ней ежедневно собираются более 60 000 душ — покупателей и продавцов. Здесь есть все виды товаров, что находятся в этих землях, как для пропитания — продовольствие, так и украшения из золота, серебра, свинца, латуни, меди, олова, камней, костей, панцирей черепах, раковин улиток и перьев. Продают известь, камень обработанный и для обработки, адобы [(необожженные кирпичи)], плитки, древесину обработанную и для обработки, различных видов. Есть там охотный ряд, где продаются все виды птиц, которые водятся в этой земле — курицы, куропатки, перепела, дикие утки, мухоловки, индейки, горлицы, голуби, тростниковые птички, попугаи, совы, орлы, соколы, ястребы и пустельги; продают кожи вместе с пером, головами, с клювом и с когтями некоторых из этих хищных птиц. Продают кроликов, зайцев, оленей и маленьких собачек кастрированных, которых они разводят для еды. Имеется там торговый ряд с травами, где есть все корни и травы лечебные, которые находятся в этой земле. Есть помещения как у аптекарей, где продают лекарства, сделанные как питье, мази и компресы. Есть помещения как у цирюльников, где моют и стригут головы. Есть помещения, где подают есть и пить за плату. Есть там мужчины, которых в Кастилии называют носильщиками [(ganapanes)], для переноса грузов. Есть там во множестве хворост, уголь, глиняные жаровни и циновки многих видов для постели и другие, более тонкие, для сиденья, и ковры для залов и покоев. Есть все виды зелени, которые там находятся, особенно луковые, лук-порей, чеснок, кресс-салат, крессы, огуречник, щавель, кактусы, артишоки… Имеются плоды множества видов, есть черешни, сливы, которые подобны тем, что в Испании. Продают пчелиный мед и воск, патоку, столь же сладкую как мед, которую делают из тростника и кукурузы, и еще сладости — сахар и патоку из растений, которые называют на островах — maguey [(агава)], у которых весьма сладкий сок, и из этих растений делают сахар и вино, которые также продают. Есть там на продажу столь много разновидностей хлопковой пряжи всяких цветов, в мотках, что следует заметить, это весьма похоже на шелковый рынок в Гранаде, хотя этот гораздо большего размера. Продают краски для художников столько же, сколько можно найти и в Испании, и стольких же превосходных оттенков, какие только есть. Продают кожи оленей вместе с шерстью и без нее, окрашенные в белый и разные другие цвета. Продают там много фаянса великолепного вида и весьма хорошего; продают множество сосудов — огромные глиняные кувшины и маленькие, кувшины с одной ручкой и узким горлом, горшки с ручками и крышками, миски и другие всевозможные виды посуды, все из особенной глины, все или большинство покрытые глазурью и разрисованные. Продают много маиса и как зерно, и как хлеб, который делают из этого зерна намного лучше по вкусу, чем на островах или другой материковой земле. Продают пироги с птицей и пироги с рыбой. Продают много свежей рыбы и соленой, недоваренной и тушеной. Продают в большом количестве куриные и гусиные яйца, и всех других птиц, которых упоминал; продают тортильи [(маисовые лепешки)], сделанные с яйцами. В заключении скажу, что на торговых площадях продается столь много всяких вещей, находящихся в этой земле, что кроме тех, что упомянул по памяти, невозможно восстановить другие по названиям, ни определить их. Всякий вид товара продают в своем торговом ряду, не смешивая ни с каким другим товаром, и это поддерживается в строгом порядке. Все продается только поштучно и по меркам, продажи чего-либо на вес мы не заметили. На этой огромной торговой площади есть большое здание для суда, где постоянно заседают 10 или 12 персон, которые разбирают и разрешают все происшествия и дела, случившиеся на упомянутой торговой площади, и назначают наказание виновным. Есть на упомянутой торговой площади другие персоны, которые ходят среди людей, надзирая за тем, как продают, и за мерами, которыми отмеривают то, что продается; и мы видели, как уничтожали они меры, которые были установлены фальшивыми». Анонимный конкистадор рассказывает: «В городе Мешико были, впрочем как и теперь, очень большие и великолепные торговые площади, на которых ведется торговля всем, что только нужно для жизни; самой огромной из них была так называемая Тиангис, она примерно больше в три раза, чем самая большая площадь в городе Саламанка. Она была окружена крытыми галереями с колоннами, и каждый день на нее приходило 20 000 — 25 000 человек, покупателей и продавцов; а в большие торговые дни, которые были каждый пятый день, — более 40 000 — 45 000 человек».

4 В Европе в то время португальцы держали в своих руках монополию на плавание вокруг Африки и на торговлю чернокожими рабами; их они — захватив силой, или обманом заманив на корабли, или купив за бесценок у вождей других африканских племен — во множестве доставляли в Португалию, в основном, с побережья Гвинейского залива.

5 Скованными были те, кто попал в рабство в качестве пленников на войне, или осужденные преступники. Не скованными — свободные, впервые продававшие себя дабы обрести пропитание и кров. В государстве мешиков довольно большую группу населения составляли рабы — тлатлакотин (tlatlacotin); второй большой рынок рабов был в Аскапоцалько.

6 Земляной орех, точнее, боб — арахис культурный (лат. Arachis) из рода травянистых растений семейства бобовых, зрелый боб с ломкой соломистой оболочкой содержит от 1 до 7 семян.

7 Cotaras — см. прим. 2 к главе «Мотекусома».

8 То есть из агавы (магея, хенекена); из перебродившего сока агавы мешики делали алкогольный напиток октли.

9 Очевидно, шкуры койотов.

10 … крупных зверей — пекари, тапиров, оленей и др.

11 Очевидно, шкуры черных медведей, тайр (хищное млекопитающее семейства куньих), енотов-полоскунов и др.; а также панцири броненосцев, шкуры муравьедов, агути, обезьян и др.

12 Очевидно, шкуры красных рысей, оцелотов, ягуарунди, тигровых кошек и др.

13 Чия (chia, от науа chian) (лат. Salvia hispanica L.) - мексиканский культурный злак.

14 Лук, чеснок, вьюнки (камоте), табак, полынь, базилик, водоросли, подсолнечник, лилии, георгины и др.

15 Очевидно, глазчатая индейка и обыкновенная индейка, обитающие в Центральной Америке, последняя — родоначальник современных домашних пород индеек, завезена в Европу после открытия Америки.

16 Бесшерстных маленьких нелающих собачек — ицкуинтли (itzcuintli), которых мешики специально откармливали и ели.

17 Для полной картины приведем еще несколько описаний. Вот что сообщает Франсиско Лопес де Гомара в «Истории завоевания Мешико»: «(Глава LXXX) Храм называли они — teucalli [(теокалли)], что означает дом Бога, это составлено из teutl, что означает Бог, и саlli, что означает дом, слово это больше подходит Богу истинному. Испанцы, которые не знали этого языка, называли их храмы — cues, а Уицилопочтли [(Uitcilopuchtli)] - Училобос [(Uchilobos)]». Торибио де Бенавенте «Мотолиния» в «Истории индейцев Новой Испании» рассказывает: «(Книга I, глава XII) Они называли эти храмы теокалли; мы обнаружили, что по всей стране они разбивали в лучшей части города прямоугольный двор, величина которого в самом большом поселении [(Мешико-Теночтитлан)] достигает от угла до угла примерно расстояния арбалетного выстрела, тогда как в меньших поселениях он не был так велик. Этот двор они окружали стеной, причем многие из этих стен были снабжены зубцами. Входы были обращены к главным дорогам и улицам, которые все заканчивались у двора. Чтобы еще более почтить свои храмы, они подводили к ним дороги по прямой линии на расстоянии от 2 до 3 легуа [(от 11,144 до 16,716 км, при 1 легуа = 5,572 км)]. С вершины главного храма представлялась великолепная картина — было видно, как дороги от всех кварталов и второстепенных площадей вели по прямой линии к дворам теокалли… дьявол не удовольствовался этими упомянутыми теокалли, и в каждом поселении и в каждом квартале на расстоянии четверти легуа [(около 1,393 км)] находились другие маленькие дворы, иногда с одним, а иногда с тремя и четырьмя теокалли». Антонио де Солис-и-Рибаденейра сообщает в «Истории завоевания Мешико»: «(Книга III, глава XIII) Среди всех великолепных зданий этого города [(Мешико)] возвышались языческие храмы. Самый большой из них, где у главнейшего из всех мешикских жрецов находилось жилище, посвящен был идолу, их богу войны, которого они называли Уицилопочтли. Он был самым главным из всех их богов, из этого видна особенная склонность этого народа к войне и ее высокопочитание. Поскольку простые испанские солдаты, коверкая произношение, этого идола называли Уичилобос, то вероятно, что в этом за ними последовал и Берналь Диас дель Кастильо, ибо он имя сего идола так же искаженно написал, как они его произносили. Писатели весьма несогласны, когда они описывают великолепное здание этого храма. Антонио де Эррера-и-Тордесильяс весьма точно следует Франсиско Лопесу де Гомаре, и здесь следует заметить, что те, кто этот языческий храм сами видели, прилежно его не рассмотрели, поскольку думали о более важных вещах; а другие — не видевшие, описали его, как это им было угодно и захотелось их воображению. Поэтому я намерен следовать Хосе де Акосте и другим писателям, которые, по моему мнению, об этом деле лучше всего знать могли. Это языческое святилище располагалось на огромном четырехугольном месте, которое было окружено стеною из больших обтесанных камней. На внешней стороне этой стены весьма искусно высечены были друг друга поглощающие великие и мерзкие змеи, которые жуть наводили. Недалеко от входа в главнейшие ворота было не менее страшное место, которое предназначено было для моления и благоговения. Оно было построено из камней и имело каменную лестницу из 30 ступеней, по которой поднимались на площадку, уставленную множеством высоких и прямых столбов. Эти столбы стояли рядами и были просверлены так, что в их отверстия от одного столба до другого пропущены были тонкие шесты или цепи. А на все эти шесты или цепи нанизаны были мертвые головы так, что между двумя столбами всегда находились мертвые головы. Число этих мертвых голов всегда должно было оставаться одинаковым, так что жрецы стараться должны были, в случае, если одна из них от долгого времени разрушалась или падала, на ее место сразу же установить свежую голову. Кто бы поверил, что люди на такое страшное зрелище без естественного омерзения могли смотреть, однако видим мы, что целый народ бесчувственно смотрел на это, как на обелиски, которые они по своему благочестию богам своим в благодарность за свои победы над врагами поставили. Это огромное четырехугольное место было огорожено той стеной по четырем главным ветрам или сторонам света и имело столько же входов или ворот. На вершинах этих четырех ворот стояли четыре каменные статуи, их лица смотрели на дороги, которые вели к этим воротам, и как бы назад отсылали тех, кто, не приготовясь, к ним приблизиться дерзали. Эти скульптуры почитали они как домашних богов весьма низкими поклонами и повторяли это при входе многократно. Между стенами были сперва жилища жрецов, которые близко возле стены в один ряд, внутри этого четырехугольного места, построены были. Это место было столь велико, что в нем могли от 8 000 до 10 000 человек собираться и по обычаю в свои праздничные дни проводить танцы и другие обряды совершать. Около середины этого четырехугольника было главное строение — языческое святилище. Оно походило на сделанную из одних камней пирамиду и было столь высоко [(41-45 м)], что выше всех построек в городе было. Три стороны этого строения шли ровно в вышину и были недоступны; а на четвертой стороне была превысокая лестница в 120 пье [(пье (pie — стопа, мера длины) = около 30 см)] вышиною. Взошедшие по ней на верх приходили к четырехугольному месту площадью в 40 пье квадратных, его пол был выложен разной яшмой. Вокруг этого четырехугольника была балюстрада, ее столбики были выточены в виде змеек, которые вверху и внизу агатом оправлены были. Они на равном расстоянии красной и белой известью подмазаны были и всему строению особенную красоту придавали. Вверху на лестнице при входе на эту площадку, окруженную балюстрадой, стояли по обе стороны две мраморные статуи, которые два светильника прекрасной и редкой работы держали. Недалеко от этого входа стоял четырехугольный зеленый мраморный камень, вышиной в 5 пядей [(пядь (palmo — мера длины) = 21 см)]. На сей камень или стол клали спиною несчастных людей, которых хотели принести в жертву, чтобы взрезать им грудь и вынуть сердце. Прямо за ним возвышалось святилище-башенка великолепной, редкой и богатой архитектуры. Кровля его покрыта была весьма дорогим деревом; а идол находился в нем при весьма высоком алтаре за занавесями. Этот идол имел человеческий вид и сидел на кресле или престоле, стоявшем на синем шаре, который они небом называли. От этого шара тянулись с четырех мест четыре шеста заканчивавшихся змеиными головами, эти шесты держали на плечах жрецы, когда носили показывать идола народу. Голова этого идола была покрыта убором из разноцветных перьев в виде головы птицы, у которого клюв и гребень были отлиты из золота. Лицо его было видом жестоко и страшно. Его сделали еще мерзостнее синими полосами, из которых одна была поперек лба, а другая — под носом. В правой руке держал он вместо жезла командующего искривленную змею; а в левой держал четыре стрелы, которые, как они считали, упали с неба, и щит с пятью белыми крестообразно расположенными перьями. О том, что означает его вид и его бедные украшения, рассказывали эти заблудшие индейцы с другими непристойными вещами с достойной сожаления важностью и благоговением. Левее этого святилища-башенки возвышалось другое, такой же величины и архитектуры. В нем был идол, который они называли — Тлалок, сходный с первым — Уицилопочтли. Их почитали за братьев и за столь добрых друзей, что считали, что они попечение о войне и власть над нею между собою разделили. И поскольку они были уверены, что оба одинаковую власть и одинаковую волю имели, то приносили обоим одинаковую жертву, молитву и благодарение; короче говоря, благоговение и богобоязненность между обоими разделяли. Украшения обоих этих святилищ-башенок были неописуемого богатства. Стены и алтари украшены были разноцветными и драгоценнейшими перьями с дорогими каменьями. Кроме этого огромного и главнейшего языческого храма в этом городе были еще 8 других, которые были одинаковой архитектуры и почти также богаты и великолепны. Число других языческих храмов, меньших и похуже, было больше 2 000, в которых такому же числу идолов, различных по имени, виду и свойству, поклонялись. Не было почти ни одной улицы, которая бы не имела своего хранителя-идола; да и не было почти ни одной существующей казни, для которой бы не сделан был алтарь, дабы использовать его при всяких случаях. И так страх заставил этих несчастных людей выдумать бесчисленных богов, не подумав, что сила одного ослабевала, когда на другого больше надежд возлагали». Анонимный конкистадор рассказывает: «В Мешико было много больших роскошных языческих храмов, где отправлялся культ идолов, которым поклонялись в этой стране, и совершались человеческие жертвоприношения. Главный языческий храм был роскошным сооружением огромных размеров. На его территории могло бы разместиться небольшое поселение. У окружавшего его обширного двора было четверо главных ворот, сильно укрепленных и содержавших в изобилии всяческое оружие и снаряжение; все эти четверо ворот были как бы арсеналом правителя». Эрнан Кортес во втором письме-реляции Карлу V сообщает: «В этом великом городе много языческих храмов [(Кортес называет их мечетями — mezquitas)] или домов их идолов — весьма красивых зданий на храмовых участках в кварталах; на храмовых участках постоянно живут их знатные и простые жрецы, а в других постройках находятся их идолы в хороших помещениях. Все эти их жрецы одеваются в черное и никогда не стригутся, не причесывают волосы с тех пор, как принимают сан, и до тех пор, пока его не оставляют; все они сыновья знатных персон, как сеньоров, так и почтенных горожан. Этих жрецов готовят с возраста семи или восьми лет, до возмужания, большинство из них первенцы и они могли бы получить в наследство дома, но они оставались другим. Они не входили к женщине и ни одна женщина не вступала в их блаженные жреческие жилища. Они воздерживались от изысканных кушаний и еще постились в какие-то времена

года. Среди этих языческих храмов есть один главный, человеческий язык слаб, чтобы описать детально величину и особенности его; поскольку так велик его внутренний участок, весь огороженный очень высокой стеной, что там весьма легко могло бы разместиться поселение в 500 жителей. Внутри этого участка находятся, все по краям, весьма изящные жилища, с очень большими залами и коридорами, где живут жрецы, которые там есть. Там находится, наверное, 40 очень высоких и хорошо сделанных башен [(пирамид)], у главной из них, чтобы взобраться до середины башни, надо пройти 50 ступеней, и эта главная башня гораздо выше главного собора в Севилье. Как работа с камнем, так и работа с деревом повсюду столь искусны, что невозможно сделать лучше; в помещениях святилищ, где находятся их идолы, все отделано резьбой по дереву, расписано весьма пестро в виде монстров и иных фигур и другими работами украшено. Во всех этих башнях были захоронены останки их сеньоров, а каждое из святилищ на верху этих башен было посвящено одному своему идолу, которому они поклоняются. В этом главном языческом храме находятся три помещения [в башенках-святилищах], где находятся главные идолы удивительной величины и высоты, искусной работы статуи вырезанные из дерева, а также из камня, не хуже, чем из дерева; в таких же помещениях других храмов, со входами, куда поднимались по ступеням, но гораздо меньших размеров, также не было светло и в них бывают только определенные жрецы, и внутри этих помещений находились статуи и изображения идолов; и еще, как было сказано, их также было много снаружи. Эти главные идолы, самые значимые в их вере и религии, восседали на своих креслах, и я предложил их сбросить по лестницам вниз, и предложил очистить эти святилища, поскольку они все были залиты кровью принесенных в жертву, и поместить в них изображения Нашей Сеньоры [Девы Санта Марии] и других святых, об этом я не мало говорил Мотекусоме и другим туземцам; а они мне сказали, во-первых, что это никогда не сделают, поскольку знают, что все общины поднимутся против меня, так как эти идолы им всегда давали все блага, и идолы обидятся, разгневаются и не дадут им ничего, заберут плоды этой земли и умертвят людей голодом… Изображения самых высших идолов эти люди изготавливали, согласно своим представлениям, в виде огромного человека. Изготавливались они [на праздники] для съедения из массы из всех семян и бобов, смолотых и перемешанных, и замешанных с кровью сердец из тел людей, которым разрезали грудь и из еще живых извлекли сердце, и с этой кровью, которая из него вытекла, замешивали это тесто и из него делали нужное количество этих статуй. И также они после совершения [человеческого жертвоприношения] приподносили идолам чаще всего сердца принесенных в жертву и намазывали лица идолов кровью. И все имело своего идола и было посвящено ему, согласно обычаю этих людей, с древности почитающих своих божеств. Так, у них для поддержки в войне имелся один идол, а для полевых работ — другой, и для всего, что только было возможно или им вздумалось, были свои идолы, которых они почитали и служили им… Когда бы они ни захотели попросить о чем-либо своих идолов, они приводили множество девочек, мальчиков и взрослых и перед этими идолами взрезали им грудь, вынимали из них, все еще живых, сердца и сжигали их перед идолами, предлагая дым в качестве жертвоприношения. Некоторые из нас присутствовали при этом и говорили, что это самое жестокое и страшное зрелище, которое они когда-либо видели. И года не проходило, чтобы они не убили, принеся в жертву по 50 человек в каждом храме».

18 Тлалок (Tlaloc — «Заставляющий расти») - в религии и мифологии мешиков — бог дождя (воды) и плодородия, покровитель рек, озер и пещер (так как из них часто истекают ключи), повелитель всех растений, управляющий их произрастанием, в его власти — наводнения, засухи, молнии, град, снег, заморозки. Вероятно, Тлалок был божеством тольтеков (или даже более ранних культур). Тлалока изображали с глазами совы, с кругами в виде стилизованных змей вокруг глаз, с клыками ягуара и с завитками в виде змей у носа, в головном уборе из перьев в виде короны и телом черного цвета. В его честь мешики совершали обряды с человеческими жертвоприношениями.

19 Мешикских гобеленах, не сохранившихся доныне (Л., 1928 г.).

20 С самого основания Мешико-Теночтитлана в 1325 г. был построен его главный храм, который потом в течении почти 200 лет обновлялся. Причем предыдущее строение оставалось нетронутым, над ним (подобно матрешке) возводилось новое. За всю его историю так было по крайней мере шесть раз (последние пять раз это было: при Ицкоатле в 1427 (?) г., при Мотекусоме I в 1450 г., при Ашаякатле в 1470 г., при Тисоке в 1486 г. (торжественно открыт в 1486 г. после его смерти; тогда было принесено в жертву 20 000 человек) и при Ауицотле в 1494 г.). По завершении каждого обновления-постройки главного храма мешики устраивали грандиозное празднество с человеческими жертвоприношениями для своих богов. После последнего обновления-постройки (при Ауицотле) высота главного храма стала 41 м (или 45 м); тогда были принесены в жертву 80 000 пленников, как сообщает Диего Дуран (понимая, что его могут обвинить во лжи, он уверяет, что это правда, ссылаясь на заслуживающие доверие мешикские источники): «…на восходе солнца вывели этих пленных, предназначенных в жертву, и выстроили в четыре колонны. Первая из них протянулась более чем на одну легуа от подножия пирамиды [главного храма] по всей [южной] дороге на дамбе, ведущей в Койоакан и Шочимилько. Вторая протянулась на такую же длину по [северной] дороге на дамбе, ведущей в Гуадалупе [(название дано после взятия Мешико в 1521 г.)]. Третья растянулась по [западной] дороге на дамбе, ведущей в Тлакопан, а четвертая на [восточной] дороге достигала берега озера. Чтобы принести в жертву всех пленных, потребовалось четыре дня, а потоки крови, стекающие по ступеням пирамиды, были столь велики, что пока достигали подножия и охлаждались, они превращались в жирные сгустки, способные испугать любого»; мешики же, все обмазавшись кровью жертв, танцевали под стук барабанов.

21 Пирамида храма Кецалькоатля (бога ветра Эекатля, ипостаси Кецалькоатля).

22 Вероятно, богини Сиуакоатль (Chihuacoatl — «Женщина Змея»); одна из важнейших богинь в религии и мифологии мешиков, — богиня земли, деторождения и войны.