Глава 4. Казаки уходят в Турцию

Глава 4. Казаки уходят в Турцию

Не все казаки мирились с установленными порядками, и часть из них, желая жить по древним обычаям и понимая бесперспективность вооруженной борьбы, предпочли эмиграцию.

Самым выдающимся сподвижником атамана Булавина в его борьбе за независимость Дона стал казак Игнат Некрасов, казнивший захваченных в Черкасске старшин — сторонников Москвы.

Некрасов защищал Дон со стороны Волги и 26 мая 1708 г. осадил Саратов, но калмыки, скопившись у него в тылу, принудили казаков отойти на юг. Но 17 июня Некрасов занял Царицын, оставил там свой гарнизон и пошел на Дон, в Голубинский городок. По дороге, узнав о гибели Булавина, он возглавил повстанцев: собирал в районе Паншина отряды, руководил боевыми операциями, но, после ряда поражений, в сентябре 1708 г. ушел за турецкую границу на Кубань.

С ним вместе пришло около 8000 донцов с семьями, которые вначале обосновались на Таманском полуострове, где построили три городка: Блудилинский, Голубинский и Чирявский.

Поселившись здесь, Некрасов не порвал связи с залитым кровью Доном, громил русские украйны, посылал к казакам лазутчиков с призывом не смиряться, восставать или уходить к нему на Кубань. Но и сами повстанцы не раз терпели от вторжения русских. Казаков мятежного атамана называли некрасовцами, и это имя дошло до наших дней.

Некрасов оставался их бессменным выборным атаманом до самой смерти, то есть до осени 1737 г., пользовался большим авторитетом и составил для общины правовой кодекс — «Заветы Игната». Писаный свод некрасовцы утеряли, но еще в начале XX в. пользовались по памяти «Заветами», отражавшими общеказачье обычное право, соблюдавшееся и другими станичниками до окончательного вытеснения его русскими законами. В XX в. этнографы записали с устных пересказов свыше 170 статей оригинального свода законов казаков.

Абсолютной властью обладало народное собрание — круг, который также судил правонарушителей. Круги избирали ежегодно атаманов, как исполнителей общественной воли. Контролировал действия атаманов круг, который мог не только сменять их до срока, но и привлечь к ответу.

«Заветы» запрещали родниться с турками. Каждый работал и знал ремесло, но никто из некрасовцев не мог пользоваться трудом соплеменника для личного обогащения. Третья часть заработка сдавалась в казну войска, которая расходовалась на церковь, школы, оружие, помощь немощным, престарелым, вдовам и сиротам.

Совершеннолетие казака наступало в восемнадцать лет, после чего он имел все права, участвовал в собраниях круга и в военных действиях. Командные должности занимали только после тридцати лет, а на посты войскового и походного атаманов выбирали лишь с пятидесяти лет.

Запрещались производство, продажа и распитие хмельных напитков, за непочитание старших пороли, за непослушание родителям наказывали батогами. Главой семьи считался муж и отец, но, по жалобе жены, круг мог наказать мужа и даже постановить развод. Разврат и насилие над женщиной наказывались немилосердной поркой, но за измену мужу виновницу зарывали в земле по шею или сажали «в куль да в воду»; такое же наказание устанавливалось для убийц. Изменники подлежали смертной казни. После изгнания с круга провинившийся считался вне закона, и каждый мог его убить.

В духовной жизни «Заветы» придерживались старой веры, никонианское и греческое духовенство к службе в станицах не допускалось. Священники, не выполняющие волю Круга, считались еретиками и изгонялись. За богохульство убивали, блажных и безумных не наказывали, помощь равным оказывали тайно, чтобы о ней никто не знал. Помогать явно мог только круг. Нищим разрешалось подавать открыто, но обязательно тот же хлеб, что и сам ешь.

Если круг, наказав провинившегося, снимал с него позорное пятно, тогда больше никто не мог стыдить отбытым наказанием.

Продвижение русских в Приазовье заставило подумать о спокойном месте поселения. С разрешения султана в 1741 г. большинство казаков переселилось в Добруджу на Дунае, а остальные, задержавшись сначала на левом берегу Кубани, через 40 лет последовали за первопроходцами к устьям Дуная. Здесь они основали селения: Большие Дунавцы, Сары Кей, Славу Черкасскую, Журиловку, Некрасовку и другие. В 1775 г., после разгрома русскими Низовой Сичевой республики, там же появились днепровцы. Те и другие старались занять лучшие рыболовные угодья, неоднократно сходились в вооруженных схватках. Поэтому через 10–15 лет некрасовцам вновь пришлось переселиться к берегам Эгейского моря в Энос или на озеро Майнос в Азиатской Турции, в 25 км от портового города Бандерма на Эгейском море.

Так, к началу XIX в. некрасовцы собрались в двух станицах — Майносской и Дунайской. Русский этнограф Ф. В. Тумилевич отмечал, что майносцы, живя замкнуто вдали от России, в чуждом окружении, сохранили древнюю культуру донцов и общественно-демократическое устройство их общин.

Казаки на Майносе жили в Бив-Эвле («селение из 1000 домов»), другое название— «Игнат-казаки». Неоднократно здесь случались эпидемии чумы. Кроме того, некрасовцы умирали от тропической лихорадки, так как жили на заболоченном месте,» и их число уменьшалось с каждым годом. Когда 18 ноября 1847 г. сюда приехал английский путешественник Мак-Фарлен, то на Майносе стояло только 300 домов.

Население Майноса несколько раз пополнялось переселенцами с Эноса, а потом — с Дуная. Страх перед чумой и холерой был настолько велик, что казаки обнесли селение стеной, запретив туркам и грекам посещать их. У ворот стены всегда дежурили вооруженные станичники.

Демократия общины Майноса, самоуправление, экономика, семья, быт, грамотность — все это обращало на себя внимание как иностранцев, так и русских, побывавших у них. Некрасовцы содержали 5 учителей, 2 священников, а сравнительно высокое их образование, трудолюбие, порядок, чистота жилищ славились по всей Турции. Казаки занимались, в основном, рыболовством, скотоводством и охотой.

Ловить рыбу станичники уходили 15 августа, на Успенье, и возвращались в апреле. Мужчины от 15 до 55 лет собирались ватагами по 18–25 человек во главе с «атаманком». Ловили рыбу в Мраморном, Черном, Эгейском, Средиземном морях и в озерах Турции.

«Атаманок» заключал договоры на лов и сдачу рыбы, следил за нравственным поведением членов артели, за их бытовыми нуждами, вел учет доходов. В конце сезона при участии всех рыбаков доход делился поровну. При возвращении на Майнос треть заработка отдавалось в войсковую казну.

За две недели до конца путины ватага посылала вестника на Майнос, который сообщал о дне возвращения артели. Все собирались в назначенный день в городе Бандерма. С Майноса приходили подводы для перевозки снастей, лодок, казаков. На подступах к Майносу рыбаков встречали атаман, старики, женщины. Встречали со знаменем Игната, стрельбой из ружей и пушечным салютом.

Общественное устройство Майноса, быт, семья, образование и нравственные устои определялись «Заветами». Этот кодекс обычного права казаков сохранил в памяти древние общинные отношения, забытые станичниками под властью Москвы.

Посетив Майнос в 1863 г., В. П. Иванов-Желудков поразился честности, царившей здесь. Атаман отвечал за проступки наравне с другими членами общины: «Что атамана можно высечь и секут, это не подлежит сомнению и вовсе не выходит из ряда обыденных событий майносской жизни. Точно так же кладут ничком и заставляют поклониться в землю и поблагодарить словами: «Спаси, Христос, что поучили!» Затем ему вручается булава, символ его власти, которую на время наказания отбирает какой-нибудь старик. Вручив булаву, все валятся атаману в ноги, вопя: «Прости Христа ради, господин атаман!» — «Бог простит! Бог простит!» — отвечает, почесываясь, избранник народный, и все входит в прежний порядок».

Некрасовцы хранили общинный строй и идеалы национально-политических свобод казаков, за которые боролись в рядах Булавина. Двуперстие, старая вера только вдохновляли в боях, но не служили основной целью движения. На Майносе религия оставалась лишь частью национальной идеологии. Поэтому их нужно считать национально-политической, а не религиозной эмиграцией. В общем, казаки в эмиграции истеричностью не отличались, ностальгией не маялись и «русской рулеткой» не баловались.

Несколько иначе выглядела община в Добрудже. «Дунаки», или «хохлы», как их называли, постепенно потеряли казачьи национальные черты и выродились в эмиграцию религиозную. Некрасовцы дунайской ветви принимали к себе всех уходивших из России старообрядцев (русских и украинских), которые впоследствии ассимилировались с позднейшими эмигрантами, утратили язык своих предков, обычаи, фольклор, предания, песни об Игнате и его «Заветы». Не потеряли только желания называться казаками.

Со временем майносцы стали различаться с дунаками и по религиозному обряду. В то время как первые отказались от духовенства и остались при своих начетчиках (так называемые беспоповцы), вторые стали принимать к себе духовных пастырей Белокриницкой или Австрийской иерархии. В начале XX в. часть дунаков переселилась из Румынии в Майнос. Но здесь они разместились отдельно и стали рыбаками, в то время как старые некрасовцы занимались земледелием, а на море выходили осенью. Особенной близости между теми и другими не возникло, хотя случались и смешанные браки. В начале XX в. среди дунаков распространилось «единоверие», и их причетники рукополагались в священники епископами Москвы.

Некрасовцы несли потери от эпидемий и малярии, так что через 200 лет их оказалось еще меньше, чем ушло с Дона.

В 1912 г. Петербург разрешил казакам возвращаться в Россию. Они просились на Дон, но их отправили на Кавказ, не позволив селиться севернее Кубани. К 1958 г. в СССР собралось 7200 душ обоего пола, из них майносцев 1200 человек. Именно они принесли с собой много интересного о старом языке, обычном праве и фольклоре донских казаков.

В 1963 г. из Турции в США тоже приехали 224 дунака и кубанца во главе с Тарасом Агафоновичем Атаманом из числа отказавшихся наотрез ехать в СССР.

Казаки-некрасовцы интересны тем, что сохранили идеалы национально-политических свобод, а их кодекс обычного права позволяет воссоздать древние общинные отношения, забытые под властью Москвы. Но самоизоляция станичников, несмотря на их профессиональные навыки рыбаков и скотоводов и высокий, по понятиям русских чиновников, уровень образования, привела к их вырождению. Отказавшись служить султану, община вымирала в тяжелой борьбе за выживание. Большего успеха добились албазинцы, которые, занимаясь только военным делом, процветали при дворе императора Китая.