4

4

Кризис так обострился, что работы на мануфактуре прекратились на некоторое время вовсе, и рабочие, кроме 23–26 человек, совсем покинули заведение (а оставшиеся ничего не получали). От окончательной гибели мануфактуру спасло постановление комитета земледелия и искусств 13 прериаля III года (т. е. 1 июня 1795 г.), согласно которому заведение «fut mise en r?gie», т. е. правительство, впервые окончательно приравнивая мануфактуру в Бове к прочим национальным мануфактурам, брало на себя ведение дела через назначенного директора [334]. С этих пор правительство становилось единственным хозяином и распорядителем дела, — никаким предпринимателям мануфактура уже сдаваться не должна была. Для директора было составлено нечто вроде инструкции, и этот документ [335] интересен новой чертой, совершенно отсутствующей в тех документах, которые исходили от правительственной власти в предшествующий период революции.

1795 год был временем усиленного стремления к поддержанию «порядка и спокойствия», авторитета власти и тому подобного, и общие тенденции эпохи отразились и в рассматриваемом документе. «На директора должно быть возложено наблюдение за исполнением работ, за твердым поддержанием порядка и субординации среди рабочих. Он должен распределять их на классы [336] со справедливостью, но и со строгостью, смотря по их талантам…» В этом же документе встречаем еще одно интересное указание относительно дороговизны жизни в это время (т. е. в середине 1795 г.): заработная плата «должна находиться в соответствии с крайней дороговизной в настоящее время предметов первой необходимости…». Чтобы дать определенный базис для настоящего времени, полагают подходящим платить за работу в 3 раза более той цены, которая была установлена в 1789 г.

Но, собственно, в 1795 г. работы не всегда хватало и на оставшихся в заведении в это время 23–24—26 человек; по некоторым (довольно запутанным иногда) счетам, сохранившимся от 1795 г., можно заключить, что когда работа бывала, то работавшие вырабатывали в день 3–4—5 ливров [337]; расценка же оставалась по-прежнему посдельной, а не поденной, как на остальных мануфактурах. Но в действительности работа бывала не всегда и не для всех, и правительственная помощь в 2 ливра в день продолжала и в 1795 г. оставаться главной опорой рабочих, но опорой, конечно, слишком слабой. «Несчастья и обстоятельства довели мануфактуру в Бове до состояния самого полного застоя», — читаем мы в рапорте, поданном комиссией земледелия и искусств комитету того же наименования [338]; ряд документов [339] убеждают нас, что быстро прогрессировавшее обесценение ассигнаций грозило совершенно свести к нулю выдаваемую правительством субсидию в 2 ливра, а возможность заработать что-либо на мануфактуре и после постановления 13 прериаля оставалась вполне проблематической, как и до этого акта. И вот началось и для рабочих Бове постепенное увеличение вспомоществования от казны, всегда запаздывавшее ввиду быстро падавшего курса ассигнаций. Разница между Бове и прочими национальными мануфактурами была лишь та, что для рабочих Севра, Гобеленов, Savonnerie увеличивалась расценка поденной заработной платы, а для рабочих Бове считалось, что увеличивается просто временная субсидия, выдаваемая им правительством (ибо, повторяем, на мануфактуре Бове расценка была посдельной). Но, конечно, разница эта являлась чисто формальной для данного момента.

Комитет земледелия и искусств решил по докладу комиссии земледелия и искусств [340] вследствие жалоб рабочих на недостаточность вспомоществования ассигновать «временно и ввиду дороговизны предметов первой необходимости» 6 ливров в день на человека. Но и этого оказывается мало ввиду падения курса ассигнаций и происходившей отсюда страшной несоразмерности между ценой на предметы первой необходимости и платой, получаемой рабочими. Новая петиция отправляется в Париж. В рапорте, поданном министру внутренних дел [341], Bureau des arts предлагает министру еще увеличить вспомоществование рабочим; при этом оно приводит такой расчет: решено было утроить плату, получавшуюся в 1789 г., но тогда за наилучшую работу самый усидчивый рабочий редко получал более 5 ливров в день. Если утроить эту сумму да еще прибавить уже ассигнованное вспомоществование в 6 ливров, получится 21 ливр в день. «Так как эта сумма весьма скромна вследствие цен на предметы, необходимые для жизни», то министру предлагают разрешить выдавать рабочим Бове еще 6 ливров в день на человека. 5 фримера (т. е. 20 ноября 1795 г.) министр ассигновал рабочим эту новую сумму. Но и этого оказалось мало, ибо ассигнации не переставали падать в цене, и по новому докладу Bureau des arts предположено было, отменив прежние распоряжения касательно вспомоществований рабочим, установить, что рабочий должен получать в 15 раз более, нежели получали в 1789 г. [342]. Бюро исчисляло, что средний заработок рабочего будет в таком случае равен 40–50 ливрам в день.

Надеялись, что этого хватит, так как еще в брюмере хлеб в Бове стоил 9 ливров 10 су фунт [343]. В таком виде проект был утвержден министром внутренних дел.

Но всего этого было все-таки недостаточно, ибо правительство еще слишком оптимистически склонно было относиться к истинной ценности ассигнаций, курс которых все падал. Еще до решения увеличить плату в 15 раз против той, которую рабочие получали в 1789 г., рабочие указывали в одной из своих петиций, что все припасы (в 1795 г.) стоят более нежели в 20 раз дороже, чем стоили в 1789 г. [344] Замечательно, что и единственное сколько-нибудь заметное проявление неудовольствия рабочих против директора, впервые имевшее место после беспорядков 1790 г., было вызвано ссорой из-за годной для огородничества земли, принадлежавшей мануфактуре: и директор, и рабочие более полагались на возможность иметь собственный картофель, нежели на оклады жалованья, получаемые от правительства ассигнациями. Сам директор Камусс в одном письме к своему непосредственному начальству, относящемся к этому времени (т. е. к началу 1796 г.), вполне понимает раздражительность рабочих и объясняет ее тем, что, несмотря на усидчивую работу, они, «artistes», получают столько, сколько обыкновенные чернорабочие [345].

Рабочие подали (в феврале 1796 г.) жалобу министру внутренних дел [346], в которой они заявляют, что директор их завладел обширным садом, который принадлежит мануфактуре, и «отдает все свои заботы возделыванию этой земли и пренебрегает интересами названной мануфактуры, которая ему как будто чужда». Но и рабочие на эти «terrains» смотрят как на весьма существенное подспорье: «Мы, которых угнетает и доводит до отчаянья ужасающее вздорожание припасов, умоляем вас во имя человечности принять нашу просьбу в серьезное соображение и благоволить приказать, чтобы названный сад и земли были разделены между нами на равные участки». Они далее говорят, что их плачевное состояние обязывает министра внять их просьбе: «Время года манит нас сеять и сажать овощи и особенно картофель, чтобы помочь себе прокормить наших несчастных жен и детей, и равенство не будет более оскорблено гордостью и эгоизмом директора, алчного, лишенного гения и талантов, управляющего артистами и собирающего жатву с земли, которая, казалось бы, со времени царства свободы посвящена только общему счастью всех этих артистов» и т. д. К петиции приколота маленькая бумажка, заключающая краткий доклад о содержании ее; на полях резолюция: «Эта просьба из числа тех, на которые не должно отвечать» [347]. Сам Камусс все-таки узнал об этой жалобе [348], и он писал в министерство, объясняя поступок рабочих тем, что они не знают, на кого взвалить вину за свое несчастное положение. Он говорит при этом, что, даже теряя 99 % стоимости, рабочим все-таки не удается пользоваться ассигнациями, «которых не хотят принимать». Из документов 1796 г. явствует, что столь острой безработицы, как прежде, уже не было; в письмах директора к чинам министерства внутренних дел и обратно постоянно проскальзывают указания на то, что работы идут; но финансовый кризис не сходит зато с очереди дня, и вопрос об ассигнациях, которыми платит правительство и которых «не хотят брать», остается главным вопросом эпохи. Прямо по месяцам можно проследить, как ухудшается положение рабочих. В начале марта 1796 г. они шлют новую отчаянную петицию министерству внутренних дел [349]. «Мы зарабатываем, — пишут они, — приблизительно двести ливров в неделю, а нам нужно регулярно на каждую неделю хлеба на пятьсот-шестьсот ливров и других припасов, которые мы принуждены покупать по денежному курсу, согласно которому ассигнация в сто ливров ценится в Бове только приблизительно в десять су. По этому изложению мы предоставляем вам судить, каково наше положение». Администрация департамента в официальной бумаге, сопровождающей эту петицию, подтвердила необходимость увеличения заработной платы. После этой петиции Bureau des arts решило наконец сделать 9 марта 1796 г. доклад министру внутренних дел [350], где, упоминая об уже состоявшемся увеличении платы в 15 раз против 1789 г., говорит: «Рабочие пользовались им (этим увеличением — Е. Т. ) в продолжение месяцев нивоза и плювиоза» (т. е., переводя на григорианский календарь, с 22 декабря 1795 г. до 19 февраля 1796 г. — Е. Т.); «тогда эта плата могла быть на уровне ежедневных потребностей каждого рабочего сравнительно с ценами на припасы в Бове [351]; но быстрое вздорожание предметов первой необходимости дает себя чувствовать в этой коммуне, как и всюду, и ослабляет действие решения министра». Бюро напоминает снова о необходимости поддержать мануфактуру, на которой «до революции можно было насчитать 100 рабочих», а теперь из них «осталось всего 27 человек» [352]: министру предлагается приказать увеличить заработную плату и установить, что она отныне должна быть уже не в 15 раз, а в 25 раз больше, чем плата 1789 г. Министр утвердил это предложение. Однако ассигнационный кризис свирепствовал все более и более, и всех увеличений платы оказывалось недостаточно. Рабочие летом 1796 г. [были] опять в таком же трудном положении, как и за несколько месяцев перед тем. «Благоволите принять в соображение, гражданин министр, — пишут они в новой петиции, — что ассигнация в сто ливров не стоит и пяти су» [353], и поэтому даже увеличенной в 25 раз (против 1789 г.) платы не может хватить для существования рабочих. «Хлеб продается по 24 ливра за фунт и все остальные припасы в такой же пропорции, — пишут они дальше, — зарабатывая всего 300–400 ливров в неделю, рабочие этим зарабатывают всего 15–20 су серебром».