3. «Вперед!»

3. «Вперед!»

Пока в октябре продолжались эти полуфантастические переговоры, обе армии не сидели без дела. Экспедиции фуражиров с обеих сторон время от времени вступали в мелкие стычки на равнине Рамлы. Саладин получил неприятные сведения о том, что окрестные крестьяне постоянно снабжают войско крестоносцев хлебом и мясом, а значит, рассчитывать на голод в стане противника уже не приходилось. От перебежчиков он также узнал, что король Ричард собирается вскоре уйти из Яффы и отправиться в поход на Рамлу.

Поэтому султан продолжал разрушать крепости и города, которые могли достаться крестоносцам. Он полюбовался великолепием церкви Святого Георгия в Лидде, прежде чем приказал разрушить ее. Следующей его жертвой стала крепость в Рамле, вместе с находившимся в ней собором Святого Иоанна. Жителям было велено покинуть город, а в утешение им было разрешено взять с собой зерно из государственных запасов. 4 октября Саладин с восхищением осмотрел прекрасно построенную крепость Латрун, известную также под названием Торон, а затем велел сровнять ее с землей. В начале месяца рамадан султан тайно совершил трехдневное путешествие в Иерусалим, чтобы осмотреть запасы оружия и боеприпасов, а также распорядиться об укреплении некоторых фортов. Священный город был готов к обороне.

В конце октября армия крестоносцев наконец оставила гостеприимную Яффу и, пройдя через Язур, стала лагерем в развалинах Лидды и Рамлы. Среди этих мрачных руин их войску пришлось задержаться на 22 дня, в основном из-за непогоды. Несколько недель их поливал проливной дождь с градом. Сильный ветер срывал палатки, лошади увязали в грязи, хлеб пришел в негодность, кольчуги на рыцарях ржавели, земля превратилась в болото, и идти дальше стало совершенно невозможно.

А в лагере Саладина, опустошившего окрестные земли, обсуждали всякого рода политические новости и слухи. Сначала султану ошибочно сообщили о смерти французского короля по дороге домой. Разумеется, это не огорчило его, но вслед за тем пришла поистине горькая новость о кончине Таки-аль-Дина в Сирии. Саладин близко знал этого свирепого военачальника. Оплакав его, султан прочел из Корана: «Мы вернем ему все, что мы должны ему». Непримиримая ненависть его племянника к крестоносцам делала его могучим воином, и то, что случилось, было ударом не только по джихаду, но и по единству империи. Эта трагедия спровоцировала раздоры претендентов на провинции Междуречья, и пришлось послать туда часть войск, чтобы усмирить смутьянов. При этих обстоятельствах Саладин едва ли мог ожидать серьезной поддержки с востока. Защищать Иерусалим ему придется силами своих сирийцев, египтян, турок и курдов.

Арьергард армии Саладина стоял на холмах на пути следования войска захватчиков, и отряды бедуинов время от времени атаковали коммуникации противника, когда султан ввел свои главные силы в Иерусалим. Саладин полагал, что осада не начнется до наступления сухого сезона весной, но уверенности в этом не было, и он опасался, что в городе недостаточно припасов для ведения войны. «Если будущей весной не придет помощь, нам придется туго», — писал султан одному из окраинных эмиров. Правда, в это время он получил подкрепление из Египта под командованием искусного военачальника Абу иль-Хаиджи.

12 декабря, когда распогодилось, крестоносцы снова отправились в поход. Из Рамлы они отправились в Торон, чтобы устроить лагерь среди развалин этой некогда сильной крепости. Там они провели сутки и двинулись в другой опустошенный поселок, Бейт-Нубу, в трех милях от Торона. Теперь их войско находилось в двадцати милях от Иерусалима. И снова его задержали дождь и снег. По иронии судьбы, в этих жалких условиях католические воины воспрянули духом. Они находились на землях Иудеи, страны своих молитв и мечтаний. Где-то здесь бродил пешком сам Спаситель и проповедовал народу истину Евангелия. Иерусалимский Скорбный путь был теперь почти рядом с ними. Все они хотели принять участие в предстоящем, как им казалось, славном триумфе. Даже раненые в Яффе хотели чувствовать свою сопричастность к общему подъему. Многих из них принесли на носилках в Бейт-Нубу, хотя дорога находилась под контролем бедуинов, и неизвестно было, есть ли у них указания щадить раненых и безоружных.

Крестоносцы сравнивали себя с «освободителями» 1099 г., а своего короля — с Готфридом Бульонским, который девяносто два года назад залил улицы Иерусалима кровью мусульман и иудеев и фактически был первым королем, но скромно правил лишь в качестве «защитника храма Гроба Господня». Его эпитафия гласит:

«Здесь лежит герцог Готфрид, победивший арабов.

Устрашивший египтян и рассеявший персов.

Избранный королем, но не коронованный, а просто

Именовавший себя Рабом Господним,

Тот, кто восстановил права Сиона,

Следуя священному учению церкви.

Он был зерцалом войска, мощью народа,

опорой духовенства».

Теперь, полагали крестоносцы, они достигнут такой же славы. В лагере посреди снега и грязи продолжали торжествовать. Солдаты весело подбрасывали оружие в воздух, рыцари после взятия Иерусалима собирались организовать турнир. Тут и там среди палаток звучал боевой клич «Вперед!». Крестоносцы начищали до блеска оружие и броню, стирали и чистили одежду, приводили в порядок боевые знамена. Они пели: «Господи, Твоя милость ведет нас вперед. Наконец-то мы на верном пути».