Глава V Вперед
Глава V
Вперед
К 25-му мая перед фронтом Русской армии стояли следующие части противника:
Латышская, 3-я, 46-я, 52-я стрелковые дивизии, 85-я бригада 29-ой стрелковой дивизии, 124-я бригада 42-ой стрелковой дивизии, 2-я кавалерийская дивизия имени Блинова (прибывшая с Кубани из бывшего корпуса Думенко перед самым нашим наступлением и предназначавшаяся на польский фронт), запасная кавалерийская бригада Федотова из частей управления формирований 1-ой конной армии Буденного и отдельные мелкие отряды (полк Льва Каменева, особый отряд крымского ревкома, карательный отряд, караульный батальон и т. д.). Общая численность противника составляла 15–16 тысяч штыков, 3–4 тысячи сабель. За последнее время имелся ряд сведений о том, что красное командование готовится в ближайшие дни перейти против нас в решительное наступление.
Наша армия численно несколько превосходила противника. Дух войск был превосходен. Войска сведены были в четыре корпуса: 1-ый армейский корпус генерала Кутепова – Корниловская, Марковская и Дроздовская дивизии и 1-ая кавалерийская и 2-ая конная (наполовину регулярная, наполовину из донцов) дивизии; 2-ой армейский корпус генерала Слащена – 13-ая и 34-ая пехотные дивизии и Терско-Астраханская казачья бригада; Сводный корпус генерала Писарева – Кубанская дивизия и 3-я конная дивизия (туземцы и астраханцы); Донской корпус генерала Абрамова – 2-я и 3-я донские дивизии и гвардейская донская бригада. Боевой состав армии 25 000 штыков и сабель (1/5-1/6 общей численности армии, считая и флот).
Произведенная конская мобилизация дала возможность посадить на коней один полк 1-ой конной дивизии (около 400 шашек). На конях были входившая в состав 1-го армейского корпуса 2-ая конная дивизия генерала Морозова (около 2000 шашек) и Терско-Астраханская бригада 2-го корпуса. В Сводном и Донском корпусах имелось лишь по конному дивизиону (150–200 шашек). Остальная конница действовала в пешем строю.
Директивой моей от 21-го мая войскам ставились задачи:
Генералу Слащеву, после смены его частей на Сальковском направлении войсками генерала Писарева и погрузки в Феодосии, высадиться в районе Кирилловка – Горелое, прервать линию железной дороги Сальково – Мелитополь и в дальнейшем, совместно с частями генерала Писарева, действовать в тылу Перекопской группы красных;
Генералу Писареву и генералу Кутепову атаковать противника на рассвете 25-го мая, разбить и отбросить за Днепр; Генералу Абрамову с Донским корпусом оставаться в моем резерве в районе станции Джанкой.
Часть флота вошла в Днепровский лиман для обеспечения левого фланга операции.
Время начала операции и место высадки десанта сохранены были в полной тайне. Штабом намеренно распространялись слухи о готовящемся десанте в районе Новороссийска и Одессы. Директива генералу Слащеву должна была быть вскрыта им лишь по выходе десантного отряда в море.
20-го мая было мною подписано обращение к народу:
«ПРИКАЗ
Правителя и Главнокомандующего Вооруженными Силами на Юге России.
№ 3226.
Севастополь.
20-го мая 1920 года.
Русская армия идет освобождать от красной нечисти родную землю.
Я призываю на помощь мне русский народ.
Мною подписан закон о волостном земстве и восстанавливаются земские учреждения в занимаемых армией областях.
Земля казенная и частновладельческая сельскохозяйственного пользования, распоряжением самих волостных земств, будет передаваться обрабатывающим ее хозяевам.
Призываю к защите родины и мирному труду русских людей и обещаю прощение заблудшим, которые вернуться к нам.
Народу – земля и воля в устроении государства.
Земле – волею народа поставленный Хозяин.
Да благословит нас Бог.
Генерал Врангель».
Обращение это было обнародование 25-го мая. К этому же времени должен был быть отпечатан земельный приказ.
22-го утром прибыл я в Феодосию, где застал корпус генерала Слащева уже заканчивающим погрузку. Войска имели отличный вид. Сам генерал Слащев был настроен весьма бодро и уверенно. Я провел в Феодосии всего 2–3 часа. Обошел пароходы, нагруженные войсками, говорил с офицерами и солдатами и, отдав последние распоряжения, выехал обратно в Севастополь.
По дороге на станции Колай смотрел расположенные здесь части нашей спешенной конницы. Созданию мощной конницы я по-прежнему придавал исключительное значение, решив, по посадке полков на коней, свести конницу в крупные соединения; наметил сформирование в дальнейшем казачьего и регулярного конных корпусов, создание запасных и учебных кавалерийских частей, отдела ремонтирования. Работа по созданию, подготовке и обучению конницы была возложена на особую инспекцию, во главе которой стоял генерал-инспектор конницы, на каковую должность я назначил генерала Юзефовича (заведывание работами по укреплению Перекопа и постройке подъездного пути Джанкой – Юшунь были переданы генералом Юзефовичем генерал-лейтенанту Макееву), прекрасного организатора, близко знающего по своей предыдущей службе личный состав конницы.
23-го утром я вернулся в Севастополь с тем, чтобы в тот же день выехать в Джанкой.
А. В. Кривошеин успел в общих чертах ознакомиться с положением. Он беседовал с начальниками отдельных управлений, присутствовал на заседании совета и был поражен бедностью сил.
Впредь до изменения нашего положения было невозможно рассчитывать на привлечение свежих людей. Никто нe решился бы приобщиться к «крымской авантюре». Достаточно подготовленных людей на местам также трудно было найти. Александр Васильевич это понимал, однако считал настоятельно необходимым заменить и. д. начальника гражданского управления Перлика. После долгих поисков Александр Васильевич остановился на С. Д. Тверском, бывшем воронежском губернаторе, а затем помощнике моем по гражданской части в бытность мою командующим Добровольческой армией осенью 1919 года. С. Д. Тверской после эвакуации Новороссийска попал в Сербию и как только стало известно об уходе генерала Деникина и вступлении моем в главное командование, по собственному почину выехал в Крым. В связи с намеченной земельной реформой вопросы землеустройства решено было выделить в особое управление, во главе которого Александр Васильевич наметил поставить Г. В. Глинку. Наконец, должность государственного контролера решено было предтожить Н. В. Савичу, которого и А. В. Кривошеин и я высоко ценили.
Дабы объединить действия наших военных агентур, связь с которыми из Севастополя была крайне затруднительна, было намечено всех военных агентов на Балканах подчинить военному представителю в Константинополе генералу Лукомскому, военных агентов прочих государств западной Европы – военному представителю в Париже. Занимавший эту должность генерал Щербачев сильно постарел. А. В. Кривошеин горячо рекомендовал заменить его генералом Миллером, бывшим Главнокомандующим Северной армией. Я знал генерала Миллера лишь по репутации и охотно согласился на это назначение, в дальнейшем оказавшееся весьма удачным.
С началом боевых операций мое присутствие на фронте представлялось необходимым. Руководить непосредственно войсками и выполнять одновременно огромную работу по государственному управлению мне представлялось непосильным и я горячо просил А. В. Кривошеина помочь мне, приняв должность моего помощника. Однако Александр Васильевич все еще не мог решиться. После долгих моих настояний он согласился на время моего отсутствия принять на себя исполнение должности председателя совета, однако лишь в порядке временного поручения, каковое и было возложено на него мною особым официальным письмом.
23-го вечером я с полевым штабом выехал в Джанкой.
24-го вечером получено было радио об удачной высадке войск генерала Слащева у Кирилловки. Высадка совершена была в чрезвычайно тяжелых условиях, при сильном шторме. На рассвете 25-го армия перешла на всем фронте в наступление. После короткой артиллеристской подготовки части генерала Писарева, поддержанные танками и бронепоездами, атаковали красных в то время, как десант генерала Слащева, овладев деревней Ефремовской и Давыдовкой, подходил передовыми частями к линии железной дороги. Атакованные с фронта и угрожаемые с тыла, красные бежали, почти не оказывая сопротивления. Город Геническ, станция Ново-Алексеевка и деревня Ново-Михайловка были заняты частями Сводного корпуса. Наши бронепоезда были двинуты на станцию Рыкове. Красные отходили на Рождественское. Здесь нами взято было несколько сот пленных и два орудия. Одновременно корпус генерала Кутепова атаковал на перекопском участке главные силы XIII-ой советской армии. Танки и броневики двигались впереди наших цепей, уничтожая проволочные заграждения. Красные оказывали отчаянное сопротивление. Особенно упорно дрались латышские части. Красные артиллеристы, установив орудия между домами в деревнях Преображенка и Первоконстантиновка, в упор расстреливали танки. Несколько танков было разбито, однако наша пехота с помощью их овладела всей укрепленной позицией. Марковская и Корниловская дивизии выдвинулись на линию: Первоконстантиновка – Спендиарово (марковцы) и Преображенка – Адамань (корниловцы). 2-ая конная дивизия генерала Морозова брошена была для преследования красных. Дроздовская и 1-ая конная дивизии (пешая) оставались в резерве командира корпуса.
Оправившись после первого удара, красные, стянув против Марковской дивизии до двух дивизий пехоты и бригаду конницы, перешли в наступление и оттеснили марковцев от деревни Первоконстантиновки. На поддержку отходившим марковцам была двинута Дроздовская дивизия. Одновременно 2-ая конная дивизия, выдвинувшись до Чаплинки, отбивала атаки пехоты и конницы противника, пытавшихся охватить марковцев с северо-запада. С помощью Дроздовской дивизии Первоконстантиновка вновь была занята нами, но подоспевшими резервами красных марковцы и дроздовцы были вновь оттеснены. К ночи Первоконстантиновка осталась за красными. За день нами захвачено было пятнадцать орудий, три броневика, пленные и пулеметы.
В пять часов вечера я выехал поездом в Ново-Алексеевку, несколько часов тому назад занятую кубанцами. Перед фронтом войск я наградил орденом Св. Николая поручика Любич-Ярмоловича, который, находясь на головном танке, прорвал проволочные заграждения и лично захватил одно орудие. Поручик Любич-Ярмолович был первым кавалером ордена Св. Николая. К вечеру я вернулся в Джанкой.
26-го мая ожесточенные бои продолжались. Части генерала Слащева к вечеру вышли с боем на железную дорогу между станциями Большой Устюг – Акимовка, захватив до тысячи пленных различных частей из состава мелитопольского гарнизона. Наши бронепоезда выдвинулись к станции Сокологорное, где подбили бронепоезд красных. Сводный корпус генерала Писарева продолжал наступление: Кубанская дивизия на линию станция Юрицыно – село Рождественское, 3-ья – на линию Отрада – Ново-Троицкое. Противник в свою очередь атаковал своей конницей (дивизия Блинова до 2500 всадников, только что прибывшая с Кавказа), охватывая фланг сводного корпуса. Деревня Ново-Михайловка была временно захвачена красными, однако к вечеру положение на этом участке было восстановлено. Дроздовская дивизия после горячего боя окончательно заняла Первоконстантиновку. Красные под прикрытием артиллерии отходили на Владимировку. Их преследовали дроздовцы с запада и 2-ая конная дивизия генерала Морозова с севера.
Около 12 часов дня Владимировна была захвачена дроздовцами. На участке между Владимировной и Строгановкой красные были настигнуты и прижаты к Сивашу. После короткого боя, атакованные нашей воздушной эскадрильей, красные бросились врассыпную, часть пыталась спастись вплавь через Сиваш и тонула, расстреливаемая нашими батареями. Переплывшие на южный берег Сиваша отдельные люди задерживались нашими сторожевыми постами. Большая часть положила оружие. Здесь захвачено было 1500 пленных, пять орудий и три броневика. У Спендиарово марковцы и корниловцы отбили в течение дня все атаки противника.
За двухдневный бой 1-ым корпусом взято было 3500 пленных, 25 орудий, 6 броневиков… Потери в частях корпуса были весьма значительны, особенно в командном строю. В 1-ом дроздовском полку выбыли из строя все батальонные и ротные командиры.
В ночь на 27-ое мая красная дивизия Блинова, использовав растянутое расположение 3-ей конной дивизии ночным налетом заняла деревню Отрада и прорвалась в Ново-Михайловку, где захватила весь штаб 3-ей конной дивизии во главе с начальником дивизии генералом Ревишиным.
27-го утром мною отдана была директива:
генералу Слащеву овладеть районом Мелитополь – Екатериновка – Акимовка, в дальнейшем направить конницу на северо-запад, в тыл красным, отходящим от Сиваша;
генералу Писареву, усиленному 2-ой донской казачьей дивизией, уничтожить Рождественско-Петровскую группу красных и овладеть Колгой, Ивановкой, Серагозами;
генералу Кутепову овладеть Каховкой и Алешками;
Донскому корпусу генерала Абрамова, без 2-ой донской казачьей дивизии, оставаться в моем резерве в районе Ново-Алексеевки.
К вечеру части генерала Слащева заняли Мелитополь.
Части сводного корпуса медленно продвигались вперед. Части 1-го армейского корпуса вышли на линию Аскания Нова – Чаплинка – Колончак и продолжали преследование красных. В Чаплинке захвачены были оставленные красными баллоны с удушливыми газами, лаборатория для добычи газов и батарея.
Конница генерала Морозова, после разгрома красных под Строгановкой, 26-го мая была спешно переброшена на Чаплинку. К вечеру 27-го мая генерал Морозов достиг хутора Бальтазаровского.
28-го мая генерал Слащев овладел станцией Мелитополь и продолжал удерживать город, несмотря на яростные атаки красных, подвезших из Александровска свежие резервы. Сводный корпус вел бой с кавалерией «товарища» Блинова к юго-востоку от села Рождественское.
Между тем перекопская группа красных, отходя главными силами на Каховку, получила новое подкрепление, 15-ая стрелковая дивизия, направлявшаяся с Дона походным порядком на польский фронт, была красным командованием повернута с похода и двинута на поддержку разбитых частей XIII-ой советской армии, 28-го мая 15-ая стрелковая дивизия, в составе трех бригад пехоты и бригады конницы, общей численностью до 4500 штыков и 800 сабаль, подошла в район Черной Долины.
Части 1-го армейского корпуса занимали следующее расположение:
Дроздовская дивизия в районе Марьяновка – Самойловка (северо-западнее Аскания Нова);
Корниловская – на линии Черная Долина – Черненко;
2-ая конная дивизия генерала Морозова в центре боевого расположения к югу от Натальино;
марковцы в корпусном резерве южнее Чаплинки;
1-ая конная дивизия (пешая) на участке Большие Копани – Чолбасы.
15-ая стрелковая дивизия, поддержанная Латышской и 52-ой, обрушилась на части генерала Морозова. Наша конница стала отходить на юг. Дроздовцы и корниловцы отбили все атаки противника. К вечеру наши части заняли в отношении главных сил красных, втянувшихся между дроздовцами и корниловцами, выгодное охватывающее положение.
29-го мая генерал Слащев, несмотря на яростные атаки с севера и востока, продолжал удерживать Мелитополь. К вечеру его конница заняла Елизаветовку, а бригада 34-ой дивизии – Койлы Елга.
В сводном корпусе на рассвете 29-го кубанцы были атакованы бригадой 2-ой красной кавалерийской дивизии и поспешно отошли к Ново-Алексеевке, при отходе потеряв батарею. Контратакой частей Сводного корпуса красные были отброшены на север. К вечеру, развивая успех, кубанцы заняли хутор Адама, донцы – Рождественское. Наскоро сколоченные казачьи корпуса, в непривычной обстановке пешего боя, дрались плохо.
Используя выгодное положение, генерал Кутепов, подтянул Марковскую дивизию к Чаплинке и четыре полка 1-ой конной дивизии к Черненке, с утра 29-го мая перешел всеми частями в наступление. Красные не выдержали концентрического удара и стали поспешно отходить. До темноты генерал Кутепов продолжал теснить противника, к вечеру подойдя на десять верст к Каховке. Левофланговая группа 1-го корпуса подошла к Алешкам.
30-го мая упорные бои в районе Мелитополя продолжались. Части генерала Слащева удерживали свои позиции. В этот день Сводный корпус занял Петровское (кубанцы) и Отраду (3-ья конная дивизия). Части 1-го корпуса вышли на линию Днепра на всем фронте от Каховки до устья. Корниловская и 2-ая конная дивизии стремительной атакой захватили Каховку, где взяли 1500 пленных. Обозы и части пехоты красных успели отойти за Днепр, взорвав мосты. Конница красных с частью обозов отходила левым берегом Днепра на северо-восток. Конница генерала Морозова настигла эту группу (до 1000 сабель) у деревни Любимовки, жестоко потрепала и продолжала гнать на восток.
С 25-го по 30-ое мая XIII-ая советская армия потеряла до 8000 пленных, около 30 орудий, два бронепоезда, массу пулеметов и огромные склады боевых припасов.
30-го мая я отдал директиву, приказав войскам настойчивым преследованием довершить разгром врага:
генералу Слащеву приказано было продолжать удерживать район Мелитополя, где красные, подводя свежие резервы, продолжали свои атаки;
генералу Абрамову, объединив командование Донским и Сводным корпусами, преследовать красных в направлении Колга – Серагозы;
генералу Кутепову, удерживая линию Днепра от Каир Западных (23 в. на С.В. от Каховки) до устья, бросить Дроздовскую и 2-ую конную дивизии на северо-востоке с тем, чтобы в кратчайший срок выйти в район Рубановки (52 в. на С.В. от Каховки и на 84 в. к Западу от Мелитополя).
В четыре часа дня я выехал в Севастополь.
За последние дни на западном красном фронте обстановка изменилась. В то время как наша армия атаковала противника, большевики в свою очередь перешли в наступление против поляков.
27-го мая красные войска захватили Белую Церковь, прорвав польский фронт.
30-го мая красные заняли Фастов и одновременно форсировали Днепр в 60-ти верстах к северу от Киева и перерезали железную дорогу Киев – Коростень. 31-го мая Киев был оставлен польскими войсками.
Большевики усиленно раздували свои новые успехи против поляков и всячески замалчивали свое поражение на юге.
В Англию прибыл представитель советского правительства Красин. Переговоры его с Ллойд Джорджем, по-видимому, встретили благоприятную почву. Политика англичан стала нам резко враждебной.
24 мая (6 июня) Нератов телеграфировал, что адмирал де-Робек передал ему о полученном им из Лондона приказе задерживать в настоящее время военные грузы, назначенные для Крыма и отправляемые под английским флагом, даже и на русских судах. Грузы, идущие под иными флагами, его не будут касаться. «Это распоряжение», телеграфировал Нератов, «видимо, является средством давления на нас».
Распоряжение английского правительства ставило нас в тягчайшее положение. Лишение нас возможности получать военные грузы неминуемо свело бы все наши усилия на нет.
Я пригласил генерала Перси и имел с ним продолжительный разговор, краткое содержание коего князь Трубецкой 31-го мая (13 июня) сообщил Струве в Париж и Нератову в Константинополь:
«Прибыв с фронта, главнокомандующий пригласил генерала Перси и сообщил ему, что он заканчивает занятие той территории, на необходимость коей для снабжения Крыма он указывал с самого начала. Оставаясь лояльно на почве своих прежних заявлений, генерал Врангель, через генерала Перси, просит британское правительство выяснить затронутый в последнем письме его на имя верховного комиссара, вопрос о реальных гарантиях, кои могли бы быть получены относительно неприкосновенности территории занятой В.С.Ю.Р. в случае осуществления намечавшихся английским правительством переговоров с большевиками. Генерал Врангель просит английское правительство сообщить свой взгляд на это дело в возможно более краткий срок, дабы он мог в соответствии с этим принять то или иное решение, ибо только при наличии реальных гарантий и продолжении поддержки со стороны союзников. Главнокомандующий может не переходить за пределы намеченной им для указанной цели территории. Генерал Врангель подчеркивает, что было бы совершенно невозможно, в случае наступательных действий противника, ограничиться пассивной обороной. Из опроса пленных выясняется, что большевистская армия должна была перейти в общее наступление на Крымский полуостров 27-го мая ст. стиля, т. е. через два дня после нашего наступления, предпринятого Главнокомандующим, дабы выхватить инициативу из рук противника. Обстоятельство это вновь подтверждает всю необходимость реальной гарантии».
Через несколько дней, 16-го июня. Маклаков телеграфировал:
– «…Вопрос снабжения решен благоприятно, непосредственная, ближайшая опасность временно устранилась».
Хотя в дальнейшем англичане и продолжали чинить нам различные препятствия, но путем личных переговоров в Севастополе, Константинополе и Париже, большинство грузов удавалось, хотя и с трудом, доставлять в Крым.
С переходом к нам новых областей необходимо было принять самые неотложные меры по установлению во вновь занятых местностях должного правопорядка. Многое было уже сделано. На местах, при командирах корпусов, имелся готовый аппарат гражданской власти; армия высоко несла знамя законности. Отдельные случаи нарушения закона войсками беспощадно карались. Военно-судные комиссии с представителями от населения зорко следили за соблюдением законности в прифронтовой полосе, однако, настоятельно необходим был и ряд других мер.
Одной из таких насущных мер являлось упорядочение дела контрразведочных органов (наблюдательных отделений), о чем 28-го мая был отдан соответствующий приказ:
«В виду того, что в прошлом году в занимаемых Вооруженными силами на юге России местностях самочинно возникали, а иногда и организовывались комендантами городов и другими военными властями контрразведки, которые совершали массу злоупотреблений и преступлений, чем возбуждали население против чинов армии и в частности против законных контрразведывательных органов, приказываю:
1. Борьбу с коммунистическими организациями и большевистскими агентами, остающимися для преступной работы во вновь занимаемых нашими войсками местностях, возложить исключительно на наблюдательные пункты при штабах корпусов, дивизий и другие, организованные и подчиненные наблюдательному отделению.
2. Всякую организацию наблюдательных органов комендантами городов и вообще какими бы то ни было властями, помимо наблюдательного отделения, воспретить.
3. Виновных в неисполнении этого приказа, как организовавших или допустивших возникновение самочинных контрразведок, так и служащих в этих учреждениях, подвергать ответственности по суду».
В виду особого характера органов контрразведки и тех тяжких обвинений, которые не без оснований возводились на контрразведывательные органы при моем предшественнике, представлялось необходимым особенно тщательное за ними наблюдение. Решено было возвратиться к существовавшему еще до мартовского переворота порядку наблюдения прокурорского надзора за производством дознаний по государственным преступлениям, производимым чинами корпуса жандармов. По сношению главного военного прокурора с начальником управления юстиции, были в дальнейшем выработаны правила такого надзора. Наблюдение за производством дознаний по делам и государственных преступлений было возложено (приказом от 8-го июля за № 91) на чинов прокурорского надзора военного и военно-морского ведомств – в прифронтовой полосе и гражданского ведомства в тыловом районе. Лицам этим предписывалось иметь тщательное наблюдение за производством дознаний по государственным преступлениям, для чего они должны были присутствовать по возможности, при всех важнейших следственных действиях и следить за законностью арестов и правильностью содержания арестованных.
За все время трехлетней гражданской войны это был первый случай, когда дело политического розыска ставилось под контроль чинов прокуратуры.
31 мая был объявлен приказ об учреждении при штабе каждого армейского корпуса должности начальника военно-судной части. На последнего возлагалось:
рассмотрение всех военно-судных дел, поступающих на разрешение командира корпуса и составление по ним доклада, ближайший надзор за деятельностью военно-полевых судов, ведение переписки по всем вопросам, относящимся до военно-судной части, исполнение указаний главного прокурора, относящихся к деятельности военно-судных комиссий корпуса и производство расследований и исполнение других поручений по военно-судной части и распоряжений командира корпуса и главного военно-морского прокурора.
Таким образом, и деятельность военно-полевых судов, как и следственных органов, была по мере возможности обставлена законными гарантиями.
И.д. губернатора Перлик оставил свой пост, таврическим губернатором был назначен С. Д. Тверской, с возложением на него исполнения обязанностей начальника гражданского управления. Одновременно произошла замена таврического вице-губернатора, на каковую должность был назначен А. А. Лодыженский, бывший помощник управляющего делами особого совещания. В виду необходимости С. Д. Тверскому иметь постоянное пребывание в Севастополе, А. А. Лодыженский фактически исполнял должность таврического губернатора.
В эти дни прибыл в Крым бывший директор департамента полиции генерал Климович; я знал его по репутации за весьма дельного и честного человека.
Работа большевистских агентов в Крыму за последнее время значительно сократилась. В апреле в Симферополе была обнаружена часть членов организации коммунистов, руководимой в этот период времени присланным из советской России «товарищем» Николаем Бабахан. Организация ставила себе целью порчу железнодорожных путей и стрелок, взрывы мостов и бронепоездов. При обыске было захвачено большое количество взрывчатых веществ. Организация эта имела связь с большевистской ячейкой, образовавшейся в 7-ом запасном батальоне, расположенном в Симферополе, с автоброневым дивизионом при ставке главнокомандующего и с группировавшимися в горах зелеными, возглавляемыми упомянутым выше капитаном Орловым. Одновременно была разгромлена большевистская организация в городе Керчи, причем захвачены пулемет, винтовки и значительное количество пироксилина.
С наступлением весны коммунисты перенесли центр своей деятельности в леса, оставляя в городах и других населенных пунктах лишь явочные конспиративные квартиры, необходимые для взаимной связи организационных ячеек между собой и с Советской Россией. Отряды зеленых состояли главным образом из всякого сброда – банд бежавших зимой из симферопольской тюрьмы и эвакуированных из Харькова арестантов-большевиков (в то время как раненые, больные, семьи служащих, ценнейшие грузы бросались за неимением свободного подвижного состава, все преступники, заполнявшие тюрьмы, бережно увозились в тыл), дезертиров и прочего преступного люда. Общая численность их к этому времени не превышала нескольких десятков человек, однако имелись сведения, что большевики, используя отсутствие действительной морской охраны берегов Крыма, приняли меры к пополнению отрядов зеленых людьми и снабжению их деньгами и оружием. Морским путем, моторными катерами из Новороссийска и Анапы, люди и оружие перевозились по ночам и, высаживаясь где либо на пустынном берегу, уходили в горы на присоединение к зеленым.
Борьба с работой противника в тылу требовала опыта и исключительно большой энергии. Я принял решение использовать для этой борьбы генерала Климовича и последний был назначен начальником особого отдела моего штаба и помощником начальника гражданского управления.
31-го мая состоялось в морском собрании торжественное открытие ордена Св. Николая Чудотворца, под председательством генерала-от-кавалерии Драгомирова. Я присутствовал на молебне и в тот же вечер выехал на фронт.
Упорные бои в районе Мелитополя продолжались, однако, противник, видимо уже выдыхался. Конница 2-го армейского корпуса под командой генерала Шифнер-Маркевича вышла в тыл 2-ой кавалерийской дивизии «товарища» Блинова. В районе Нижних Серагоз она перехватила обозы 3-ей и 46-ой стрелковых дивизий. Остатки этих дивизий и отдельные бригады 15-ой,29-ой,42-ой и 52-ой стрелковых дивизий потеряли всякую боеспособность и поспешно отходили на линию Орехов – Александровск.
Угрожаемая с тыла кавалерия «товарища» Блинова бросилась из района НовоТроицкого на Агайман и Рубановку. Сводный корпус получил возможность выдвинуться на поддержку частей генерала Слащева.
Днем 1-го июня я получил сообщение, что в Севастополе среди офицеров флота обнаружен «монархический заговор» и что значительное число офицеров арестовано. Сведения эти показались мне весьма странными. Я только что был в Севастополе и общее настроение там не оставляло желать лучшего. Я приказал запросить подробности.
Оказалось, что накануне два каких-то мичмана явились в расположение лейб-казачьего полки и пытались уговаривать казаков по возвращении моем в Севастополь арестовать меня, начальника штаба и некоторых других лиц, не сочувствующих, будто бы, возвращению на русский престол Царя. Вместо меня, будто бы, во главе армии станет Великий Князь Николай Николаевич, а временно, до его приезда, пасынок его герцог Сергей Георгиевич Лейхтенбергский. Последний состоял ординарцем при генерале Слащеве. Та атмосфера, которая царила в штабе последнего, беспрерывный разгул и интриги, не могли быть полезны юноше и я в бытность мою в Феодосии решил отправить его к Отчиму. Одновременно я написал Великому Князю Николаю Николаевичу, прося, в интересах молодого человека, оставить его при себе. Герцог Лейхгенбергский в самый день обнаружения заговора выехал в Константинополь. Наивные агитаторы были задержаны казаками и представлены по начальству. На первом же допросе они проговорились, назвав ряд соучастников.
Вся эта история представлялась мальчишеской выходкой. Мне было неприятно лишь то, что в ней замешан был герцог Лейхтенбергский, близкий Великому Князю Николаю Николаевичу и упоминалось имя последнего. Я решил не давать делу дальнейшего хода и в тот же день вечером выехал в Севастополь.
Как я и ожидал, вся эта история оказалась глупым фарсом, однако за кулисами действовали большевистские агенты. В общих чертах дело представлялось следующим образом: еще зимою 1919 года среди группы молодых офицеров флота возникла мысль создать особый орден, долженствующий воспитывать среди офицерства высокие понятия о чести, воинском долге, традиции старых Императорских армии и флота, забытые в разрухе смутного времени. О существовании этого ордена я знал и даже видел его устав. Он ничего предосудительного в себе не заключал.
Однако, за последнее время в состав членов этого общества сумел втереться некий Логвинский, еврей, настоящая фамилия которого была Пинхус. Пинхус-Логвинский был личностью весьма темной, с уголовным прошлым, в последние перед революцией дни замешанный в мошеннических проделках пресловутой комиссии генерала Батюшина. Ныне, по имеющимся сведениям, Логвинский являлся одним из агентов большевиков. Втершись в доверие молодежи, Логвинский подготовил весь этот недостойный фарс; трудно было допустить мысль, чтобы он сам рассчитывал на какие то серьезные от него результаты, вернее он преследовал лишь цель дискредитировать власть.
Арестованные, в общем количестве десять-двенадцать человек, была все, за исключением одного-двух офицеров, зеленая молодежь, сама видимо не отдававшая себе ясного отчета в неблаговидности своего поступка. Я приказал призвать их всех к себе, пристыдил их и сказал, что ставлю крест на всю эту глупую историю. Вместо того, чтобы бить баклуши в Севастополе и делать политику, они должны отправиться на фронт, где они могут принести пользу и загладить свою вину. Офицеры были прикомандированы к пехотным полкам и дальнейшей службой своей доказали преданность родине. Впоследствии они были постепенно возвращены во флот. Пинхус-Логвинский был расстрелян.
Я вернулся в Джанкой 3-го вечером.
Противник в беспорядке поспешно отходил по всему фронту. XIII-ая советская армия в боях с 25-го мая по 4-ое июня понесла огромные потери, доходившие в некоторых частях до 75 % первоначального состава. При отходе части противника перепутались, потеряли связь между собой и со своими штабами. Огромные запасы достались в наши руки. Наиболее богатые уезды Северной Таврии были освобождены. Цены на все продукты в Крыму сразу понизились.
Наша конница садилась на коней. Заблаговременно снабженные значительным количеством денежных знаков, части расплачивались за лошадей по существующим рыночным ценам. Военно-судные комиссии беспощадно карали за всякие самовольные попытки реквизиций. Случаи незаконных реквизиций коней имели место, главным образом, в казачьих частях, особенно в донских. Казаки, непривычные к пешему бою, старались обзавестись конями, не считаясь ни с чем. Первые дни нареканий на казачьи части было особенно много, однако, после отрешения мною двух командиров полка и нескольких суровых приговоров, вынесенных военно-судными комиссиями, жалобы прекратились.
Преследуя противника по пятам, наши части подходили к Ногайску, Большому Токмаку (50 в. на С. Восток и 75 в. на Восток от Мелитополя) и, двигаясь вдоль Днепра, достигли железной дороги. Несмотря на тяжелые потери, в войсках, окрыленных победой, подъем духа был огромный.
Вся крымская печать, без различия направлений, ликовала.
В последний мой приезд в Севастополь я мог убедиться, что А. В. Кривошеин вошел совершенно в курс дела и овладел им. Я не возобновлял с ним разговоров о привлечении его к дальнейшей работе в качестве моего помощника, решив выждать для этого разговора окончательное завершение операции. Теперь я послал к нему генерала Шатилова. Как я и предвидел, Александр Васильевич, войдя в дело, не мог уже решиться от него отойти. Наши военные успехи рассеяли его последние колебания. Он уступил моим настояниям, 6-го июня состоялось назначение А.В.Кривошеина моим помощником.
Одновременно было решено, что генерал Шатилов займет должность начальника моего штаба. Назначение это я наметил уже давно. Однако, не желая с первых шагов вступления моего в командование армией производить коренную ломку в штабе, откладывал его до удобного времени.
Генерал Махров назначался военным представителем в Польше. Согласованность наших операций с операциями на польском фронте приобретала первенствующее значение. Политическая обстановка исключала возможность каких либо непосредственных соглашений с польским правительством и требовала особой осторожности с нашей стороны, дабы согласовать с поляками наши военные операции, не связывая себя в то же время никакими политическими обязательствами. В этой сложной военно-политической обстановке генерал Махров вполне мог разобраться. Назначение генералов Махрова и Шатилова состоялось в середине июня.
4-го июня я проехал в Мелитополь, куда прибыл уже в сумерки. С вокзала я проехал в собор, где присутствовал на молебне, а затем, выйдя на площадь, говорил с народом, разъясняя, что Русская армия несет с собой не месть и кару, а освобождение от красного ига, мир, тишину и порядок, что в ближайшее время под защитой Русской армии каждый трудящийся получит возможность спокойно жить плодами своей работы. Пояснив вкратце сущность намеченных мероприятий по организации самоуправления в волостях и наделения крестьян землей, подчеркнул, что благожелательная ко всем слоям населения власть в то же время не потерпит никаких нарушений закона и беспощадно будет бороться с злоупотреблениями и правонарушениями. Огромная, в несколько тысяч человек, толпа слушала в полном молчании. Едва я кончил, как тысячеголосое «ура» покрыло площадь.
6-го июня наши части достигли линии Бердянск – Орехов – Плавни. Железнодорожная ветка Джанкой – Юшунь была вчерне закончена и я имел возможность проехать поездом до самой станции Юшунь, откуда на автомобиле проехал до деревни Чаплинка и Черная долина, где смотрел части 1-го корпуса. Войска имели веселый, бодрый вид. Население, относившееся в первые дни к войскам с недоверием, опасаясь обид и грабежей, успело убедиться, что Русская армия стала другой, что те войска, которые пришли ныне, ничем не напоминают те части, которые несколько месяцев назад мало чем отличались от большевиков. По дороге я несколько раз останавливался в селах и беседовал с крестьянами и всюду слышал самые лучшие отзывы о наших войсках.
Из Черной Долины я проехал в Каховку, где смотрел кавалерийские полки генерала Барбовича. Знаток своего дела, большой личной храбрости и порыва, человек исключительного благородства души, строгий к себе и другим, пользующийся любовью и уважением подчиненных, генерал Барбович был отличным начальником конницы.
Полки начинали садиться на коней. Переночевав в Каховке, я вернулся на станцию Юшунь и 7-го вечером был в Джанкое.
8-го июня был объявлен приказ об освобождении во вновь занятых областях от ответственности служивших в советских учреждениях.
«ПРИКАЗ
Главнокомандующего Вооруженными Силами на Юге России.
№ 3224
Севастополь 8-го июня 1920 года
Обновленная Русская армия вышла на путь освобождения Родины от анархии и террора. В этот ответственный момент, когда на армию устремлены взоры русского народа, ожидающего от нее освобождения от ужасов большевистского гнета и восстановления в стране начал права и законности, я, учитывая, что советская служба многих русских людей носила принудительный характер и вызывалась неблагоприятно сложившимися для них обстоятельствами и государственной разрухой, приказываю:
„Освободить от ответственности всех граждан вновь занимаемых вооруженными силами областей, кои во время господства там советской власти состояли на службе в различных советских учреждениях и вообще принимали участие в работе советских властей, за исключением лиц, занимавших ответственные руководящие должности в советском управлении и сознательно осуществлявших или содействовавших осуществлению основных задач советской власти (первая часть ст. 1 закона 30 июля 1919 года об уголовной ответственности участников установления советской власти), а также учинивших одно из тяжкий преступлений, предусмотренных последней частью (п.п. 1–6 ст. 108 по редакции приказа Добровольческой армии 1918 года № 319) Уголовного Уложения“.
В отношении офицеров и солдат красной армии с ее учреждениями руководствоваться приказом моим от 29-го апреля сего года за № 3052.
Генерал Врангель».
Объявляя во вновь занятых областях мобилизацию людей и лошадей, я в то же время делал все возможное, что бы прийти на помощь и населению. Начальнику управления снабжении было приказано принять меры по снабжению сельского населения кузнечным углем, железом и т. д., в каковых предметах деревня особенно нуждалась. От войск я требовал всеми мерами помочь населению, предоставляя, главным образом, где возможно, для сбора урожая коневые средства.
Пришлось также, скрепя сердце, отдать приказ о разрешении беженцам возвратиться в Крым (8 июня № 3242), в котором я писал:
«Идя навстречу настоятельным просьбам, разрешаю всем желающим семьям военных и гражданских лиц, эвакуированным за границу, вернуться на территорию Вооруженных Сил Юга России, но должен предупредить, что в случае изменения обстановки, никакие просьбы и ходатайства о вывозе этих семей вновь за границу удовлетворяться не будут».
9-го июня ставка перешла в Мелитополь. Я со штабом продолжал жить в поезде.
4 июня 1925 г. Сремские – Карловцы.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.