Л. Троцкий: На новом этапе[340]
Л. Троцкий:
На новом этапе[340]
Кризис партии переломляется кризисом самой революции. Этот последний вызван сдвигом классовых отношений. В том, что оппозиция представляет меньшинство партии и находится под непрерывными ударами, выражается натиск мировой и внутренней буржуазии на госаппарат, госаппарата — на партаппарат, партаппарата — на левое, пролетарское крыло партии. Оппозиция является сейчас тем пунктом, в котором сосредоточиваются могущественнейшие мировые давления против революции.
I. Опасность термидора
Пролетарская диктатура или термидор. У Бухарина выходит так: если пролетарская диктатура, то безоговорочно поддерживать все, что этим именем называется; а если термидор, тогда столь же безоговорочная борьба. На самом деле, элементы термидора — в связи со всей международной обстановкой — растут за последние годы в стране быстрее элементов диктатуры. Защищать диктатуру — значит бороться с элементами термидора — не только в стране вообще, но и в государственном аппарате, и во влиятельных прослойках самой партии.
Но ведь в процессе сползания должен наступить критический момент, когда количество переходит в качество, т. е. когда государственная власть меняет свою классовую природу, становится буржуазной. Не наступил ли уже такой момент? Отдельно взятый рабочий, исходя из своего житейского опыта, может прийти к выводу, что власть уже не в руках рабочего класса: на заводе господствует «треугольник»[341]. Критика под запретом, в партии всесилен аппарат, за спиной советских организаций командует чиновник и проч. Но достаточно подойти к вопросу под углом зрения буржуазных классов города и деревни, чтобы стало совершенно ясно, что власть не у них в руках. То, что происходит — это сосредоточение власти в руках бюрократических органов, опирающихся на рабочий класс, но все более сдвигающихся в сторону мелкобуржуазных кругов и деревни и частично переплетающихся с ними.
Борьба против опасности термидора есть классовая борьба. Революционной является борьба, направленная на то, чтобы вырвать власть из рук другого класса. Реформистской является борьба за изменения (иногда решающего характера), но при господстве того же класса. Власть еще не вырвана врагами из рук пролетариата. Выровнять курс, устранить элементы двоевластия, укрепить диктатуру еще можно мерами реформистского характера.
Господство в партии, а значит, в стране — в руках фракции Сталина, которая имеет все черты центризма, притом — центризма в период сползания, а не подъема. Это значит: короткие зигзаги влево, глубокие — вправо. Можно не сомневаться, что последний поворот влево (юбилейный манифест)[342] вызовет необходимость успокоить правый фланг и его реальную опору в стране — притом успокоить не словами, а делами.
Зигзаги влево выражаются не только в скороспелых юбилейных манифестах. Кантонский переворот является несомненным авантюристическим зигзагом Коминтерна влево после того, как обнаружились полностью гибельные последствия меньшевистской политики в Китае. Кантонский эпизод представляет собой ухудшенное, более злокачественное повторение эстонского путча 1924 г.[343] после того, как была упущена революционная ситуация в Германии в 1923 г. Меньшевизм, дополненный демократическим авантюризмом, нанес двойной удар китайской революции. Можно ли сомневаться, что расплатой за Кантон будет новый, более глубокий зигзаг вправо в области международной и, в частности — китайской политики.
Объективная задача термидорианского режима состояла бы в том, чтобы передать важнейшие политические командные высоты в руки левого крыла новых имущих классов, все более оттирая пролетариат на задворки и приучая его к голому подчинению.
Первым (но не единственным) условием победы термидора является такой разгром оппозиции, при котором не было бы нужды «бояться» ее. В партийном и государственном аппарате «чистые дельцы», успевшие переплестись всеми узами с новым буржуазным обществом, получили бы перевес над чистыми политиками, центристами, сталинскими аппаратчиками, которые пугают дельцов оппозицией и этим удерживают свою временную «самостоятельность». Что сталось бы в этом случае с центристами сталинского типа — вопрос второстепенный. Одни из них отшатнулись бы, может быть, влево. Другие, более многочисленные, просто вышли бы из игры. Третьи отказались бы от нынешней мнимой «самостоятельности» (центризма ) и вошли бы в новую, чисто термидорианскую комбинацию. Таков был бы первый этап на пути приобщения буржуазии к власти.
Чем вызывается «сползание»? Давление пролетарских классовых сил на советское государство могло встречать организованное сопротивление лишь со стороны старых кадров партии и рабочей части государственного аппарата и партии. Между тем, рабочая часть госаппарата, раньше резко отделявшаяся от кадров старой буржуазной интеллигенции и не доверявшая ей, в последние годы все больше и больше отрывается от рабочего класса, сближается по условиям жизни и быта с буржуазной и мелкобуржуазной интеллигенцией и делается более податливой враждебным классовым влияниям. С другой стороны, основная масса пролетариата, отдавшая в бюрократический аппарат государства свой авангард, после страшного напряжения первых лет революции в обстановке быстрого улучшения ее материального положения за восстановительный период, обнаруживала большую политическую пассивность. Немало влияния в том же направлении оказал ряд поражений международной революции за последние годы. К этому нужно прибавить действия партийного режима. Пролетариат несет в себе самом еще большое наследие капиталистического прошлого. Первые годы революции подняли наверх все наиболее активные, революционные, большевистские элементы класса. Сейчас идет отбор служилых и покорных. «Беспокойные» элементы оттираются и преследуются. Это ослабляет партию и класс в целом, разбронировывает его перед лицом врага. Таким образом, возрастающее давление буржуазных сил на рабочее государство проходило до последнего времени без активного сопротивления основной массы пролетариата.
Такое положение не может длиться вечно. Есть основания думать, что значительный интерес, проявленный беспартийной рабочей массой к партийной дискуссии перед XV съездом, как и явления, связанные с колдоговорной кампанией[344], означают начало пробуждения в них тревоги за судьбы пролетарской диктатуры. По мере дальнейшего роста активности пролетариата будет расти и спрос на оппозицию в рабочей среде. За годы своей борьбы против сползания внутри партии (1923-1927) оппозиция могла лишь тормозить этот процесс. Серьезно задержать этот процесс может лишь развертывание классовой борьбы пролетариата, направленной против новой буржуазии, против непролетарского влияния на его государство, против мирового империализма. Пролетариат привык воспринимать опасности и реагировать на них через свою партию. Монопольное положение партии после 1917 года еще более закрепило эту ее роль. Вся острота положения состоит в том, что партийный режим тормозит и парализует активность пролетариата, одновременно с тем как официальная партийная теория успокаивает и усыпляет его. Тем большая ответственность ложится при этих условиях на оппозицию.
II. Устряловщина или меньшевизм
Точку зрения оппозиции Бухарин сближает с устряловской. В чем гвоздь этого политического шарлатанства? Устрялов открыто говорит о неизбежности термидора как спасительного этапа в национальном развитии русской революции. Оппозиция говорит об опасности термидора и указывает пути борьбы с опасностью. Сползающий вправо центризм вынужден, закрывая глаза на опасность, теоретически отрицать самую ее возможность. Нельзя оказать большей услуги термидору, как отрицать реальность термидорианской опасности.
Таким же шарлатанством является попытка сблизить взгляды оппозиции на термидор с меньшевистскими взглядами. Меньшевики считают, что основным источником бонапартистских опасностей является режим пролетарской диктатуры; что главной ошибкой является расчет на международную революцию; что правильная политика требует отказа от экономических и политических ограничений буржуазии; что спасение от термидора и бонапартизма в демократии, т. е. в буржуазном парламентарном режиме.
Оппозиция же отнюдь не отрицает термидорианских опасностей, наоборот, стремясь сосредоточить на них внимание пролетарского авангарда, считает, что важнейшим политическим источником этих опасностей является недостаточно твердая /линия/ проведения пролетарской диктатуры; недостаточно глубокая связь с международной революцией; чрезмерная уступчивость по отношению к внутренней и внешней буржуазии. Парламентская демократия для нас только одна из форм господства капитала.
Меньшевизм является термидорианским насквозь. Устрялов в своем термидорианстве реалистичен — меньшевизм насквозь утопичен. В самом деле: вероятна ли — в случае поражения диктатуры — смена ее буржуазной демократией? Нет, это наименее вероятный из всех вариантов. Революционная диктатура еще никогда не сменялась в истории демократией. Термидор, по самому существу своему, есть переходный режим, своего рода керенщина наизнанку. Керенщина 1917 года прикрывала двоевластие, барахталась в нем против своей воли, помогала пролетариату вырвать власть у буржуазии. Термидорианский режим означал бы новое узаконение двоевластия — с перевесом буржуазии — и, опять таки против собственного желания, помог бы буржуазии вырвать власть из рук пролетариата. Термидорианский режим по самому своему существу был бы недолговечен. Его объективная роль состояла в том, чтобы прикрыть привычными для .трудящихся советскими формами приобщение буржуазии к власти. Но отпор пролетариата, его попытки отстоять или вернуть утерянные позиции стали бы неизбежными. Чтобы отбить такие попытки и укрепиться по-настоящему, буржуазии понадобился бы уже не переходный термидорианский режим, а более серьезный, крепкий, решительный — вероятнее всего -бонапартистский или, по-современному, фашизм[345].
Как левое крыло буржуазного общества, меньшевики боролись при бонапартизме за легальность. Они являлись бы при этом предохранительным клапаном буржуазного режима. Большевики-ленинцы боролись бы за завоевание власти в форме диктатуры пролетариата.
III. Вопрос «о сроках»
Общий вопрос об опасности термидора вызывает более конкретные вопросы: как близка эта опасность, не начался ли уже термидорианский переворот, какие реальные признаки его совершения.
Вопрос о темпе происходящих сдвигов имеет для тактики огромное значение. Темп политических перегруппировок внутри классов и между классами определить гораздо труднее, чем темп экономических процессов в стране. Во всяком случае, круто могут ошибиться те, которые рассчитывают, что процесс сползания будет длиться нынешним темпом еще ряд лет. Это наименее вероятная из всех перспектив. В процессе сползания могут быть очень крутые сдвиги под действием внешних или внутренних сил буржуазии. Срока их предсказать нельзя. Он может, однако, оказаться гораздо короче, чем мы думаем. Кто с этим не хочет считаться, кто отодвигает от себя эту мысль, тот будет неизбежно застигнут врасплох. Незачем напоминать, что капитуляция Зиновьева—Каменева[346] привела их на первых же шагах к необходимости прикрашивать положение, приуменьшать опасность и убаюкивать левое крыло партии.
Некоторые товарищи связывали вопрос о сроках термидора с вопросом о составе ЦК как верховной власти революции. До тех пор, пока ЦК терпел в своем составе оппозиционеров, эти последние являлись внутренним тормозом для сползающих: политика ЦК, по словам т. Томского, была «ни то, ни се», т. е. сползание к термидору встречало внутренние помехи. Устранение оппозиционеров из ЦК — так рассуждали указанные товарищи — будет означать, что сползающим уже невмоготу сотрудничество с представителями последовательно пролетарской международной линии. Это будет означать как бы официальное открытие термидора. Такая постановка вопроса по меньшей мере неполна и поэтому может вести к неправильным выводам.
Сила оппозиции состоит в том, что она, вооруженная марксистским методом, предвидит ход развития и предупреждает о нем. «Сила» сталинской фракции состоит в отказе от марксистской ориентировки. Сталинская фракция выполняет сегодня такую историческую роль, которую можно выполнить только в шорах, не оглядываясь по сторонам и не предвидя завтрашних последствий. Марксистские предсказания оппозицией сталинская фракция воспринимает как личную обиду, как клевету и проч., проявляя при этом типичные черты мелкобуржуазной ограниченности. Она громит поэтому оппозицию с удвоенной силой. Означают ли однако исключения оппозиционеров и даже формальное отсечение оппозиции в целом термидорианский переворот как совершившийся факт? Нет, пока что это лишь его подготовка партийными путями. Опрокидывая левый пролетарский барьер, сталинская фракция, независимо от собственного желания, облегчает продвижение буржуазии к власти. Но самый процесс этого продвижения еще только должен совершиться — в политике, в хозяйстве, в быту и культуре. Чтобы на деле обеспечить победу термидора, нужно первым делом отменить (или ограничить) монополию внешней торговли, пересмотреть избирательные инструкции и проч., и т. п.
В рамках партии и в ближайшем слое вокруг партии мы переживаем сейчас в крайне острой форме отражение и предвосхищение более глубоких классовых процессов, которые назревают и которые еще только должны прорваться наружу. Партии и ее группировкам предстоит в этих процессах гигантская роль. Но решаться вопрос будет классом. По мере того как реальная борьба классов за власть будет обостряться, самые группировки внутри партии будут изменяться. К выгоде оппозиции или к невыгоде. Это зависит как от объективных условий, в том числе и международных, так и от работы самой оппозиции, опять-таки не только в национальном, но и в международном масштабе.
Сила термидорианского натиска, как и сила пролетарского отпора, еще только должны обнаружиться в процессе действительной борьбы классов. Поэтому рассматривать исключение оппозиции из партии как уже совершившийся термидор неправильно. Вернее сказать, такая оценка могла бы оказаться правильной, если бы дальнейший ход событий показал, что изнутри партии нет более прилива рабочих элементов к оппозиции, что в рабочем классе нет более сил для отпора наступающей буржуазии и что, следовательно, выступления немногочисленной оппозиции были последним историческим всплеском октябрьской волны. Но для такой оценки нет основания. Думать, что пролетариат, несмотря на наблюдавшиеся в нем за последний период явления пассивности и выжидательности, не способен отстаивать октябрьские завоевания от внешней и внутренней буржуазии, — значило бы капитулировать до боя и без боя. Не может быть никакого сомнения в том, что дальнейший отпор справа усилит приток к оппозиции пролетарских элементов партии и влияние ее идей на рабочий класс в целом. Вопрос о сроках термидора и шансах его успеха или неуспеха вообще не является и не может явиться вопросом голого теоретического анализа или прогноза. Дело идет о борьбе живых сил. Результат должен определиться в самом действии. Внутрипартийная борьба, несмотря на всю свою остроту, есть только вступление к эпохе классовых боев. Вся задача еще целиком впереди.
Ясно, что при более быстром и благоприятном ходе революционного движения на Западе и Востоке оппозиция будет гораздо легче выполнять свою историческую задачу. Но и при замедленном движении мировой революции дело совсем не является безнадежным. Конечно, оппозиция не берется построить социализм в отдельной стране. Если исходить из того, что в течение ряда десятилетий империализм останется победоносным на Западе и на Востоке, тогда чистейшим ребячеством было бы думать, что пролетариат в СССР мог бы удержать власть и построить социализм — против победоносного мирового империализма. Но такого рода пессимистическая международная перспектива ни на чем не основана. Противоречия мирового хозяйства не смягчаются, а обостряются. В величайших потрясениях недостатка не будет. Весь вопрос в том, чтобы их использовать в интересах победы пролетариата. Именно этому учит оппозиция на примере китайских событий. Англо-русского комитета и пр. Успех на этом пути возможен лишь при условии, если будет обеспечена преемственность и активность подлинного большевизма, хотя пока что — в качестве небольшого меньшинства.
Но если бы даже весь ход борьбы в ближайший период оказался в корне неблагоприятным для диктатуры пролетариата в СССР и привел бы к ее падению, то в этом случае работа оппозиции сохранила бы все свое значение. Завершение термидора неизбежно означало бы раскол партии. Оппозиция перевела бы революционные кадры большевизма на почву борьбы против буржуазного государства. Наш левый фланг образовал бы при этом не «вторую» партию, а явился бы продолжением исторической партии большевиков. Вторая партия слагалась бы из переплета бюрократических и собственнических элементов, уже ныне имеющих свои опорные пункты на правом фланге. Эта вторая их партия явилась бы только ступенькой для настоящей, т. е. империалистской буржуазии, внутренней и иностранной. Задача большевистской партии — после буржуазного переворота — состояла бы в том, чтобы подготовлять вторую пролетарскую революцию. Сейчас дело идет, однако, о том, чтобы предупредить такой ход развития — через пролетарское ядро ВКП и рабочий класс в целом.
IV. Перспективы
После формального отсечения оппозиции непролетарские классы будут себя чувствовать несравненно увереннее. Нажим еще более усилится. Формы и методы этого нажима будут становиться все более разнообразными и всеохватывающими: от нажима мастера в цехе и до нажима европейской и американской буржуазии по вопросу о монополии внешней торговли.
Но если исходить даже из того предположения, что напор внутренней и международной буржуазии должен закончиться победой ее (а это ни в каком случае не предрешено), то и тогда нельзя себе представить, что процесс будет происходить гладко, путем ускоренного сползания, без помех, без сопротивления снизу, без попыток пролетарского контрнажима слева. Именно возрастающее наступление непролетарских классов должно будет толкать все большие слои пролетариата на путь активной обороны. Для того, чтобы политически возглавить эту оборону, рабочему ядру партии, как и пролетариату в целом, понадобится оппозиция — даже и при самом неблагоприятном ходе развития событий. Незачем пояснять, что пролетарское ядро партии и рабочий класс будут лишь при этом условии предъявлять все более широкий спрос на оппозицию, если сама оппозиция сумеет на всех вопросах жизни и борьбы масс показать действительное соответствие своих взглядов подлинным интересам пролетариата. Это предполагает активность самой оппозиции, ее постоянное вмешательство во все процессы экономической, политической и культурной жизни рабочего класса.
Сталинская фракция стоит перед угрозой не только возрастающих нажимов справа, но и неизбежного отпора слева. Сталинцы громят оппозицию, надеясь, что им самим удастся овладеть неизбежным отпором слева против надвигающихся справа сил.
Элементы правого крыла партии, как и устряловские элементы госаппарата, «понимают» необходимость определенного маневра влево, но опасаются, что этот маневр может зайти слишком далеко. Элементы правого фланга, как состоящие в партии, так и непартийные, но участвующие в разрешении всех партийных вопросов, характеризуются своей органической связью с новыми собственниками. Они могут идти лишь на такие маневры, которые, означая известную «жертву» в пользу пролетариата, в то же время не понижают материального благосостояния эксплуататорских классов и не осуждают их растущей политической роли. Именно под этим углом зрения стоит для них вопрос о семичасовом рабочем дне, о заработной плате, о помощи бедноте и пр. Левые маневры не спасут сталинской политики: хвост ударит по голове.
Рост правого крыла выражается непосредственнее всего в возрастающем перевесе госаппарата над партаппаратом. Этот процесс можно ярко проследить на промежутке двух лет между XIV и XV съездами. XTV съезд был апогеем партаппарата и вместе с тем Сталина. XV съезд обнаружил уже серьезную передвижку сил вправо. Горделивые заявления центристских аппаратчиков насчет того, что мимоходом разгромят и правое крыло, не получили осуществления. Политбюро осталось таким же зыбким, каким было до XII съезда. В состав новых ЦК и ЦИК вошел ряд новых фигур исключительно «по должности». XV съезд довольно явственно обнаружил снижение удельного веса партаппарата в общей системе советского режима. Борьба Сталина — Рыкова отражает в значительной мере борьбу двух аппаратов. Борба этих двух аппаратов преломляет, в свою очередь, классовую борьбу. Нажим непролетарских классов гораздо шире и непосредственнее проявляется через госаппарат. Это, однако, вовсе не означает, что борьба Сталина, Рыкова и др. вошла в какие-либо отчетливые классовые рамки. Нет: в дальнейшем, когда политика топтания на месте, отсрочек и выжидания станет окончательно невозможной, Сталин может с успехом пересесть на правого конька и ликвидировать Рыкова, попросту заменив его. Но и этот персональный вопрос не может быть разрешен без новых глубоких передвижек и потрясений в партии.
Хозяйственные затруднения надвигаются с неумолимой силой. Оппозиция оказалась права как в понимании экономического положения страны, так и в предвидении дальнейшего хода событий. Резкий неуспех хлебозаготовок в течение первого полугодия говорит о серьезном нарушении равновесия во всем хозяйстве СССР. Уже нанесен серьезный ущерб плану экспорта, следовательно, и импорта. Недостаток продовольственных продуктов уже выдвинул такой важнейший пролетарский центр, как Ленинград, перейти фактически на карточки. Специфической для 1927/28 г. причиной хозяйственных затруднений является денежная инфляция. Именно она чрезвычайно обострила те трудности, которые имеются в нашем хозяйстве в результате отставания промышленности, диспропорции и т. д. Денежная инфляция явилась выражением того, что, во-первых, реальные расходы государственного хозяйства оказались больше его реальных доходов и, во-вторых, что такое положение в нашей стране ведет неизбежно к нарушению смычки города с деревней.
Реальные средства для более быстрой индустриализации страны могут быть получены только в результате серьезного перераспределения народного дохода в пользу социалистических элементов нашего хозяйства. При отсутствии этого даже проводимый ныне план капитальных затрат привел к перенапряжению эмиссионных возможностей. Проводимая ныне борьба с хозяйственными затруднениями (усиленное снабжение деревни промтоварами при оголении городских рынков) может привести к частичному успеху на отдельном участке за счет создания новых трудностей в других местах. Вся хозяйственная обстановка обнаруживает несостоятельность теперешней политики, сводящейся к решениям от случая к случаю при неправильной общей линии.
План оппозиции оказался отвергнутым; группа Сталина не имеет никакого плана; правые пока боятся сказать вслух о своих действительных намерениях -таково состояние хозяйственного руководства в данный момент. Наиболее вероятным является, что в случае дальнейшего обострения экономического положения восторжествует линия правых, совершенно правильно предвиденная в платформе оппозиции.
В основе своей нынешние остро кризисные явления коренятся в диспропорции между промышленностью и сельским хозяйством. Выровнять эту диспропорцию можно двояко: либо методами планового регулирования через соответственную политику налогов, цен, кредитов и пр., либо стихийными средствами рынка, не только внутренними, который для этого совершенно недостаточен, но и мирового. Первый путь есть путь более правильного распределения народного дохода. Второй путь есть путь отмены монополии внешней торговли. Ключом к положению является вопрос о монополии внешней торговли. Не может быть никакого сомнения в том, что отмена монополии внешней торговли или ее существенное ограничение привели бы на первых порах к значительному повышению производительных сил. Товары стали бы дешевле. Заработная плата повысилась бы. Покупательная способность мужицкого рубля возросла бы. Но все это в совокупности означало бы ускоренный сдвиг народного хозяйства на капиталистические рельсы и возрастающее экономическое и политическое подчинение Советского Союза мировому капиталу. Диктатура пролетариата могла держаться при этом лишь очень короткий срок, исчисляемый не годами, а месяцами. Восстановление капиталистической кабалы означало бы прямое или косвенное разделение России на сферы влияния, вовлечение ее в империалистическую и мировую политику, военные потрясения — с перспективой разложения и упадка по китайскому образцу. Но на первый период отмена монополии внешней торговли дала бы несомненный толчок развитию производительных сил и временному повышению благосостояния трудящихся масс. Именно в эту сторону давит кулак, который придерживает хлеб, как и американский капиталист, который придерживает кредит. Не нужно думать, будто справа будет сразу выдвинут лозунг отмены монополии внешней торговли. Есть немало частичных и обходных путей — как показала история избирательной инструкции[347]. Давление пойдет на первых порах по этим обходным путям. Но требование отмены монополии внешней торговли может все же довольно скоро выдвинуться в своем обобщенном виде. Рабочим скажут: «Конечно, Ленин был за монополию. Но все зависит от условия времени и места. Наше учение не догма. Изменилась ситуация. Развитие производительных сил требует, и пр.». Не может быть никакого сомнения в том, что при продолжении внешней политики, которая есть политика тупика, лозунг отмены монополии внешней торговли может потянуть за собой и некоторую часть рабочего класса.
Нажим справа пойдет одновременно и по другим линиям. Пересмотр избирательной инструкции снова встанет в порядок дня. Вопросы налоговой политики, прав администрации на заводах и фабриках, кредитной политики, особенно в деревне, и пр., и пр. — встанут по-новому под давлением справа. Сталинский аппарат завтра же столкнется с этим давлением и обнаружит свое бессилие перед ним. Можно снимать рыков-цев и подготовлять смещение самого Рыкова. Эти бюрократические штуки не решат вопроса. Давление справа преломляется не только через рыковскую группировку. Само это давление гораздо глубже рыковской фракции. Источником его являются новые собственники и связанные с ними бюрократы. Надо либо опираться на этих новых собственников против рабочих, либо — опираться на рабочих против притязаний новых собственников.
Все это вместе означает, что фракционное формирование пойдет усиленным темпом на правом крыле как внутри партии, так и за ее пределами. Аппаратный обруч не справится с классовым давлением. Логика положения такова, что XV съезд, по всем данным, положит начало усиленному фракционному дроблению партии — справа. Роль левого крыла станет в этих условиях решающей для судьбы партии и диктатуры пролетариата. Критика оппортунизма, правильная классовая ориентировка, правильные лозунги, воспитание лучших элементов партии — эта работа нужна и обязательна при всех и всяких условиях. Основная задача оппозиции состоит в том, чтобы обеспечить преемственность и непрерывность подлинно большевистской партии. Для данного периода это означает: плыть против течения.
V. Оппозиция и Коминтерн
Резолюция XV съезда по отчету ЦК гласит: «К настоящему моменту в Европе кратковременный отлив революционной волны (после поражения германской революции 1923 г.) вновь сменяется ее приливом, повышением боевой активности пролетариата» и пр.
Мы имеем, таким образом, первое официальное открытое признание того, что после поражения германской революции в 1923 г. в европейском рабочем движении наступил отлив, длившийся — по крайней мере на континенте Европы — около четырех лет. Наступление этого отлива можно и должно было предвидеть уже в ноябре—декабре 1923 г. Именно в тот период оппозиция предсказывала неизбежность наступления известной «нормализации», известного «умиротворения» капиталистических отношений, неизбежность возрастающего вторжения Америки в хозяйство и политику Европы и, вместе с тем, неизбежность временного усиления социал-демократии за счет коммунизма. Тогда этот марксистский прогноз был назван ликвидаторством. Пятый международный Конгресс, собравшийся в 1924 году, был проведен целиком под углом зрения продолжающегося будто бы революционного прилива и вытекающей отсюда задачи: непосредственной «организации» революции. Эстонское восстание явилось одним из наиболее ярких плодов этой ложной установки. Так называемая «большевизация» партий Коминтерна, провозглашенная Пятым Конгрессом, наряду с тенденцией устранения действительно негодных и гнилых элементов, заключала в себе борьбу против правильного марксистского уклона отдельных фазисов империалистской эпохи, ее приливов и отливов — без чего вообще невозможна революционная стратегия большевизма. Неправильная установка Пятого Конгресса неизбежно питала ошибки и тенденции ультралевизны. Когда наступивший отлив обнаружил всю свою глубину, новое руководство Коминтерна, крепкое задним умом, ударило с размаху по левым элементам коммунистических партий. Система дежурных вождей в Коминтерне за последние два года еще более укрепилась.
Важнейшей задачей Шестого Конгресса[348] является правильная оценка основной ошибки в установке Пятого Конгресса и решительное осуждение того руководства, которое свою беспомощность и свой хвостизм при каждом крутом повороте событий вымещает на спине Центральных Комитетов национальных секций, дезорганизуя их таким образом и не давая сформироваться кадру руководителей, способных правильно ориентироваться в смене периодов прилива и отлива в рабочем движении.
В европейском рабочем классе наблюдается несомненный сдвиг влево. Он выражается в усилении стачечной борьбы и росте коммунистических голосов. Но это лишь первый этап сдвига. Число социал-демократических избирателей растет параллельно числу коммунистических избирателей, отчасти даже обгоняя это последнее. Если этот процесс развернется и углубится, то он вступит в следующую стадию, когда начинается сдвиг от социал-демократии к коммунизму. Одновременно с этим должны будут укрепиться организации коммунистических партий, чего сейчас еще нельзя, по-видимому, констатировать. Одним из важнейших препятствий роста и укрепления компартии является политический курс Коминтерна и его внутренний режим. Продолжающийся поход против левого крыла подготовляет новые ножницы между правым курсом партии и сдвигающимся влево рабочим классом. Революционная ситуация может на один из ближайших этапов вскрыться в странах Европы с такой же силой и резкостью, с какой она вскрылась в Вене. Весь вопрос — в силе партий Коминтерна, в их политической линии, в их руководстве. Недавние события в Кантоне — авантюристическое дополнение меньшевистской политики -показывают, что было бы величайшим преступлением строить себе какие бы то ни было иллюзии насчет нынешней линии руководства в международных вопросах.
Только оппозиция при систематической, упорной, настойчивой, непрерывной работе способна помочь коммунистическим партиям Запада и Востока стать на большевистский путь и оказаться на высоте тех революционных ситуаций, в которых не будет недостатка в ближайшие годы. Оппозиция в СССР может выполнить свою задачу только как международный фактор. Тем более недопустимый характер имеет отмежевание Зиновьева—Каменева от левой Коминтерна.
VI. Вопрос о двух партиях
Официальная борьба против оппозиции ведется под двумя основными лозунгами: против двух партий и против «троцкизма». Сталинская мнимая борьба против двух партий прикрывает формирование двоевластия в стране и формирование буржуазной партии на правом фланге ВКП и под прикрытием ее знамени. В целом ряде ведомств и в кабинетах секретарей происходят секретные совещания аппаратчиков-партийцев со спецами, устряловскими профессорами, для выработки методов и лозунгов борьбы с оппозицией. Это есть подлинное формирование второй партии, которая всеми путями стремится подчинить себе и частично подчиняет пролетарское ядро нашей партии и громит ее левое крыло. Прикрывая формирование этой второй партии, аппарат обвиняет оппозицию в стремлении создать вторую партию — именно потому, что оппозиция стремится вырвать из-под возрастающего буржуазного давления и влияния пролетарское ядро партии, без чего вообще нельзя спасти единство большевистской партии. Чистейшей иллюзией является мысль, будто диктатуру пролетариата можно сохранить одними словесными заклинаниями насчет единой партии. Вопрос об одной или двух партиях — в материальном, классовом, а не словесно-агитаторском смысле — решается именно тем, удастся ли и в какой мере пробудить и мобилизовать силы сопротивления внутри партии и внутри пролетариата. Оппозиция может этого достигнуть только в том случае, если сама она проникнута пониманием всей глубины развертывающихся классовых процессов, если она не дает себя запугивать и застращивать пугалом двух партий и шарлатанством насчет «троцкизма».
В тезисах т. Зиновьева «Итоги июльского пленума» говорится насчет двух партий следующее:
«Но ведь Сталин исключает оппозиционеров пачками из партии, ведь он может завтра перейти к еще более массовым исключениям нас из рядов ВКП. Да, это так. И тем не менее отсюда ни в коем случае не вытекает «лозунг» двух партий. Дело сложилось так, что бороться за взгляды Ленина при сталинском режиме нельзя иначе, как рискуя быть исключенным из ВКП. Это бесспорно. Кто не решил для себя этого вопроса, кто говорит себе: «Все, что угодно, только не исключение из партии», — тот не может быть при нынешних условиях истинным борцом за ленинизм, т. е. не может быть стойким оппозиционером. Очень может быть, что значительные группы оппозиционеров (в том числе и все руководящие элементы оппозиции) на некоторое время будут поставлены вне партии. Их задачей будет, однако, продолжать все дело и не будучи формально членом партии, ни на йоту не отступая от учения Ленина. Их задачей будет и в этот труднейший период держать курс не на образование двух партий, а на возвращение в ВКП и на исправление ее линии. Слов нет — крайне трудно ленинцам, остающимся внутри партии. Но это безусловно необходимо с точки зрения наших основных целей.»
И далее:
«Как свидетельствует весь опыт борьбы, оппозиция единодушна в том, что борьба за единство партии на ленинских основах ни в коем случае не должна превращаться в подлаживание к аппарату, в преуменьшение разногласий, в снижение политического тона. Когда попутчики оппозиции откалываются от нее справа, они в качестве причины своего отхода указывают не на свое собственное сползание к взглядам Сталина по основным международным и внутренним вопросам, а обвиняют оппозицию в том, что она будто бы ведет линию на вторую партию, другими словами, они только повторяют сталинские обвинения для прикрытия собственного отступления.»
Сейчас, правда, не июль, а ноябрь[349], но сказанное в этих строчках сохраняет свою силу и сегодня.
Еще раз: если бы правое партийное и околопартийное крыло сплотилось и подчинило себе в течение ближайшего периода значительную часть пролетарского ядра партии — тогда две партии стали бы исторически неизбежны, что означало бы гибель диктатуры и последовательные разгромы поднимающих голову рабочих. Это и есть политический путь победоносной устряловщины. Противоположный путь мыслим только в виде изоляции правого крыла путем борьбы оппозиции против правого центризма за влияние на пролетарское ядро партии. Диктатура пролетариата не может долго держаться на новых и новых разгромах левого, пролетарского крыла, наоборот, диктатура не только совместима с изоляцией и политической ликвидацией правого крыла, но и властно требует такой ликвидации. Капитуляция перед аппаратным центризмом во имя будто бы единства партии означала бы поэтому прямую и верную работу на две партии, т. е. на крушение пролетарской диктатуры.
VII. О капитулянтстве Зиновьева—Каменева
Если бы оппозиция единодушно сделала съезду лояльное и твердое заявление — одно, а не полдюжины — не кривя душой ни в одном политическом вопросе, в частности, в вопросе о причинах фракционности, наше положение было бы несравненно более благоприятным. Колебания в рядах оппозиции шли не снизу, а сверху. Поведение тт. Зиновьева и Каменева представляет собой факт, совершенно небывалый в истории революционного движения, пожалуй, в истории политической борьбы вообще. Формально Зиновьев и Каменев исходят из единства партии как высшего критерия. При этом своим поведением они говорят, что достижение этого единства мыслимо не на путях борьбы за свои взгляды, а на путях идейного отступничества. Но это есть самое беспощадное осуждение партии, какое только можно себе представить. На самом деле такого рода поведение содействует не сохранению единства партии, а ее деморализации. Все элементы двурушничества, карьеризма, шкурничества как бы получают идеологическое оправдание. Отказаться от защиты взглядов значит, в частности, оправдать тот широкий слой развращенной партийной обывательщины, которая сочувствует оппозиции, а голосует с большинством.
Отступничество Зиновьева и Каменева питалось насквозь ложной верой в то, что из всякого исторического положения можно выскочить при помощи хитренького маневра взамен принципиальной политической линии. Это злейшая карикатура на ленинизм. Характеризуя маневренную политику Ленина, наша платформа говорит:
«При нем (при Ленине) партия всегда знала причины маневра, смысл его, ту черту, дальше которой нельзя отступать, и те позиции, с которых вновь начнется пролетарское наступление... Благодаря этому маневрировавшая армия всегда сохраняла свою сплоченность, боевой дух, ясное сознание своей цели.»
Все эти условия ленинского маневра попраны Зиновьевым—Каменевым самым беспринципным образом.
Жалким самообманом являются надежды на то, что через несколько месяцев капитулянтский документ будет «перекрыт» новыми событиями и новой борьбой. Индифферентная часть партии рабочего класса пройдет, конечно, мимо документа, но кадры сталинской фракции, как и оппозиции, не забудут его и на новом повороте напомнят о нем рабочему классу.
Политически отступничество Зиновьева и Каменева знаменует собою попытку перейти с революционной позиции на лево-центристскую — в противовес право-центристской позиции Сталина. Центризм может долго держаться в эпоху медленного развития (каутскианство до войны). В условиях нынешней эпохи центризм быстро сдает свои позиции — левым или правым. Во время подъема левый центризм является нередко мостом к революционной позиции. Во время сползания, как ныне, левый центризм есть только мостик от оппозиции к Сталину. Никакой самостоятельной роли группа Зиновьева—Каменева играть не будет. Ее отступничество есть верхушечная передвижка сил под громадным внутренним и международным давлением на революционное крыло ВКП и Коминтерна. События «перекроют» капитулянтское заявление от 18 декабря лишь в том смысле, что перешагнут через Зиновьева и Каменева.
VIII. О троцкизме
Зиновьев и Каменев, принимавшие в создании легенды о «троцкизме» руководящее участие в течение 1924—25 гг., заявили в июльской декларации 1926 года: «Сейчас уже не может быть никакого сомнения в том, что основное ядро оппозиции 1923 г., как это выявила эволюция руководящей ныне фракции, правильно предупреждало об опасностях сдвига с пролетарской линии и об угрожающем росте аппаратного режима».
Совершенно ясно, что если оппозиция 1923 г. на два с лишним года раньше правильно предупреждала об основных опасностях, угрожающих партии и диктатуре пролетариата, то обвинения этой оппозиции в так называемом «троцкизме» могли быть основаны только на величайшей ошибке в понимании оппозиции 1923 г. Зиновьев и Каменев вырабатывали основные документы оппозиции, в том числе важнейший из них, платформу. Ясно, что обвинения в мелкобуржуазном уклоне, в «троцкизме» и пр. распались при этом в прах.
Запоздалая попытка возобновить борьбу против «отрыжек троцкизма» представляет собою не что иное, как плачевную отрыжку собственных отрыжек Зиновьева и Каменева в 1926 г. — ошибок, которые помогли роковому сдвигу партийного режима с ленинского пути на путь сползания в болото центризма и оппортунизма.
IX. Баланс блока
Капитуляция Зиновьева—Каменева снова ставит вопрос о том, не был ли блок в целом ошибкой. Те отдельные товарищи, которые склонны к такому заключению, берут не историю блока в целом, а лишь заключительное звено этой истории. Оппозиция 1923 года родилась в Москве. Оппозиция 1925 и 1926 гг. — в Ленинграде. Правое крыло имеет своей опорной базой Северный Кавказ, где борьба между сталинцами и рыковцами разыгралась в наиболее яркой и отчетливой форме. Это размещение политических группировок не случайно, и оно одно объясняет блок Москвы и Ленинграда, т. е. двух важнейших пролетарских центров Союза. Несмотря на те или другие шатания верхушек, блок вызван глубокими классовыми тенденциями. В этих условиях говорить о «беспринципности» блока — значит заниматься пошлым судачением. И в идейном отношении ленинградская оппозиция — именно благодаря своей высококвалифицированной пролетарской основе — внесла в блок очень ценный вклад. Сближение и блок питерских рабочих-передовиков на основе платформы продолжится и в дальнейшем, несмотря на отступничество руководящих элементов ленинградской оппозиции.
То же самое приходится сказать об оппозиции в Коминтерне. Наиболее революционные элементы, после колебаний и шатаний, вызванных в значительной мере известными мероприятиями Пятого Конгресса, все больше находят друг друга. Лучшие элементы оппозиции 1923 и 1925—26 г. объединяются в международном масштабе. Отход Зиновьева—Каменева не задержит этого процесса.
X. Оценка тактики оппозиции
В истории оппозиционного блока можно установить три периода: а) с апреля 1926 г. до 16 октября[350], б) с 16 октября
1926 г. до 8 августа 1927 г. и в) с 8 августа до XV съезда. Каждый из этих периодов характеризуется нарастанием оппозиционной активности, которая достигает некоторой критической точки, после чего следует большее или меньшее свертывание, сопровождающееся заявлением об отказе от фракционной деятельности. Эта своеобразная «цикличность» в тактике оппозиции наводит на мысль о наличии здесь некоторых общих причин. Искать их следует, с одной стороны, — в общих условиях пролетарской диктатуры в крестьянской стране, а, с другой, — в особых условиях революционного отлива и политического сползания. В борьбе своей против левого крыла аппарат вооружен всеми методами и средствами диктатуры.
Орудием оппозиции является пропаганда. И передача речей, и индивидуальная «обработка», и «смычки», и МВТУ, и вынесение плакатов на улицу 7 ноября[351], — все это означало различные формы пропаганды. Аппарат стремился эти формы пропаганды превратить в зачаточные формы — сперва фракции, затем партии, дальше -гражданской войны. Оппозиция не хочет следовать по этому пути. Она каждый раз доходит до той черты, где аппарат ставит ее перед необходимостью отказаться от известных приемов и методов пропаганды. Все три заявления оппозиции — 26 октября, 8 августа и ноября—декабря — имели своей целью снова и снова показать партийной массе, что оппозиция имеет своей задачей не вторую партию и гражданскую войну, а выправление линии партии и государства методами глубокой реформы.
Критики оппозиционной тактики, со стороны указывающие на ее зигзагообразный характер, рассуждают чаще всего так, как если бы оппозиция свободно определяла свою тактику, как если бы не было условий бешеного нажима враждебных классов, аппаратного всемогущества, политического сползания руководства, относительной пассивности рабочих масс и пр. Тактику оппозиции, с ее неизбежными внутренними противоречиями, можно понять только в том случае, если ни на минуту не забывать, что оппозиция плывет против течения, борясь против небывалых в истории трудностей и препятствий.
В тех случаях, когда критика не ограничивается отдельными частичными указаниями, иногда справедливыми, иногда несправедливыми, а пытается противопоставить нашей тактике, вырастающей из реальных условий, какую-то другую тактику, они обычно просто кончают призывом к капитуляции.
Что касается подлинных капитулянтов, то они пытаются охарактеризовать нынешнюю тактику оппозиции словами «ни мир, ни война». Миром они называют капитуляцию, войной — две партии. Но тезисы самого Зиновьева об итогах июльского пленума 1927 г. насквозь проникнуты мыслью: ни капитуляции, ни двух партий. Такова была вся линия оппозиции. Отступникам всегда приходится оплевывать свой собственный вчерашний день.
Ни в одном учебнике не сказано, на каких путях можно выровнять пролетарскую диктатуру, находящуюся под ударами термидора. Путей и методов надо искать, исходя из реальной обстановки. Эти пути найдутся, если верна основная установка.
XI. Некоторые выводы
Теоретическое самовоспитание является в данный момент важнейшей задачей каждого оппозиционера, единственным серьезным залогом его устойчивости. Изучение протоколов XV съезда в свете контртезисов оппозиции и новых фактов хозяйственной и политической жизни должно составить главнейшее содержание работы каждого оппозиционера в отдельности после распущения фракции.