4. Диктат «мечты»

4. Диктат «мечты»

Идеи преобразования страны, которые традиционно в общественном сознании связываются с именем Петра I, на самом деле были разработаны и начали планомерно осуществляться правительством Софьи Алексеевны [22]: «Вот важнейшие части этой программы:

1) мир и даже союз с Польшей;

2) борьба со Швецией за восточный балтийский берег, с Турцией и Крымом за южную Россию;

3) завершение переустройства войска в регулярную армию;

4) замена старой сложной системы прямых налогов двумя податями: подушной и поземельной;

5) развитие внешней торговли и внутренней обрабатывающей промышленности;

6) введение городского самоуправления с целью подъема производительности и благосостояния торгово-промышленного класса;

7) освобождение крепостных крестьян с землей;

8) заведение школ не только общеобразовательных с церковным характером, но и технических, приспособленных к нуждам государства, — и все это по иноземным образцам и даже с помощью иноземных руководителей.

Сопоставив их одни с другими, видим, что они складываются сами собой в довольно стройную преобразовательную программу, в которой вопросы внешней политики сцеплялись с вопросами военными, финансовыми, экономическими, социальными, образовательными.

Легко заметить, что совокупность этих преобразовательных задач есть не что иное, как преобразовательная программа Петра: эта программа была вся готова еще до начала деятельности преобразователя. В том и состоит значение московских государственных людей XVII века: они не только создали атмосферу, в которой вырос и которой дышал преобразователь, но и начертали программу его деятельности, в некоторых отношениях шедшую даже дальше того, что он сделал».

Очень существенными, принципиально важными для понимания всей деятельности Петра I являются два факта. Пункты программы не только были сформулированы, но и все, без исключения, начали превращаться в жизнь уже окружением Софьи Алексеевны во главе с князем В. В. Голицыным — умным и хорошо образованным царедворцем, показавшим себя выдающимся государственным мужем еще во времена Федора Алексеевича.

Петр I, получив власть, отказался от выполнения сверстанных планов как единой целостной системы взаимосогласованных действий во внутренней и внешней политике государства. Если бы целью царя было превращение России в цивилизованную державу, уход Софьи Алексеевны и восхождение на престол Петра Алексеевича привнесли бы лишь дополнительную решимость довести дело до конца, но не изменили бы существа государственной политики. Но царь посчитал не ведущими к его «мечте» сознательно включенные разработчиками в программу экономические решения: снижение налогового бремени и упрощение системы взимания налогов, ведущего к сокращению числа государственных «надсмотрщиков» в деле сбора денег в казну с населения, введение городского самоуправления с целью подъема производительности и благосостояния торгово-промышленного класса, освобождение крепостных крестьян с землей.

Отказавшись от экономических идей, как раз и обеспечивающих превращение России в развитую во всех отношениях державу, Петр I фактически отказался от самой программы. А ведь Россия могла уже через 70–100 лет стать богатейшим государством мира, имеющим пышущую здоровьем экономику с очень благоприятными для жизни народа социальной обстановкой и духовно-нравственным климатом в стране.

Одно только осуществление пунктов 6 и 7 (введение городского самоуправления с целью подъема производительности и благосостояния торгово-промышленного класса; освобождение крепостных крестьян с землей) сделало бы неактуальными всю политическую борьбу и реформы в Российском государстве двух следующих веков, вплоть до Столыпинской аграрной реформы 1906 года, а скорее всего, и трех веков — до нашего времени.

Мы лишились 200–300 лет экономически грамотного развития государства в условиях высочайшего уровня пассионарности населения. Сегодня, когда уже не в XVIII, а в XXI веке приходится фактически возвращаться к программе Софьи — Голицына, прежней этноэнергии для преобразований, как и растраченных впустую природных ресурсов, увы, уже нет. Исторический шанс упущен.

Петр I «выдернул» из планов Голицына и осуществлял то, что кратчайшим путем вело к «царской мечте» — «столице великой империи Санкт-Петербургу»: мир и даже союз с Полыней; борьба со Швецией за восточный балтийский берег; завершение переустройства войска в регулярную армию; заведение школ… технических, приспособленных к нуждам государства, — и все это по иноземным образцам и даже с помощью иноземных руководителей.

Любые другие идеи, кем бы они ни высказывались — ближайшим к царю окружением, иностранными политиками, учеными, специалистами, простыми подданными царя, — внимательно Петром Алексеевичем выслушивались, но анализировались и принимались или отвергались только с позиции одного взгляда на мир, в свете одного устремления, по одному критерию: способствует предложение достижению цели или нет. И Петр I, по всему видно, сильно загорелся своей «мечтой».

Если действительно, как говорит Л. Н. Гумилев, европейцы задались целью привязать Россию к своим планам и направить воевать с сильной Швецией, то лучшего стимула для молодого русского царя, чем тайно высказанное ему кем-то в личной беседе предложение повторить известные деяния императоров Александра Македонского, Константина I Великого и Великого князя Владимира Святославовича, и придумать нельзя.

Сообщение о тайне, заставившей Петра I думать о новой столице, могло органично соединиться в воодушевленном его сознании с пророчествами и предсказаниями о великом будущем, которые в изобилии подданные сообщают любому монарху с самого детства [23]: «Даже само его рождение было чудесно предсказано за несколько месяцев. Прежде чем он родился, два монаха, один — Симеон Полоцкий, и другой, бывший потом митрополитом в Ростове, — святитель Димитрий, сказали царю Алексею Михайловичу, что у него родится сын Петр, что он наследует его престол и будет таким героем, с которым не сравнится никто из современников.

Они говорили, что увидели это по расположению звезд на небе.

Предсказание о Петре было сделано не в одной России.

В библиотеке Императорской Академии Наук имеется переписка двух иностранных ученых — Николая Гейнзиуса и Иоанна Гревиуса.

Первый в 1672 году был Нидерландским посланником в Москве и писал к Гревиусу о рождении царевича Петра и о тех предсказаниях, которые были даны о нем, а Гревиус отвечал на это из Голландии, что и у них ученые-предсказатели отметили то же самое по звездам и согласны с предсказаниями русских о новорожденном царевиче».

Достойный соперник Петра I — Карл XII — был поглощен не меньшей, если не точно такой же страстью [23]: «Во всей древней и новой истории молодой король Карл XII не находил никого выше Александра Македонского и почитал за честь подражать ему во всем.

С такими намерениями, с храбростью, доходившей до геройства, с гордостью, близкой к гордости Македонского, удивительно ли, что Карл не только без всякого страха узнал о собиравшемся против него союзе, но даже обрадовался этому.

Казалось, судьба посылает ему прекрасный случай представить миру во второй раз героя Македонского, и его ответы на первые требования союзников, удовлетворением которых можно было бы избежать войны, были так дерзки, что, казалось, не они, а он объявлял войну!»

О какой сбалансированной внешней политике мог думать король Карл XII, если он уже имел все, что только может пожелать монарх (мощное государство, сильную, проверенную в сражениях армию, завоеванную для основания новой столицы королевства территорию, которую достаточно было лишь удержать), был в своем славном будущем абсолютно уверен и только искал, где бы, в какой войне продемонстрировать свое могущество, чтобы были основания назвать себя в новой восточной столице императором? О каких экономических методах управления страной мог думать царь Петр I, если его чуть ли не единственным стремлением было страстное желание во что бы то ни стало успеть до начала мая 1703 года завладеть географической точкой «59°55? северной широты, 30°20? восточной долготы», и при этом он не имел ни современной экономики, ни боеспособной армии (поражение в битве под Нарвой 1700 года это подтвердило), ни, самое главное, времени на подготовку к войне, избежать или отказаться от которой русский царь не мог?

К сожалению, война, в которую вступили Швеция и Россия, оказалась такой жестокой и продолжительной (1700–1721 годы), что проигравший войну Карл XII погиб, не дождавшись ее конца, а Петр I, победив, основав Санкт-Петербург, став императором Российской империи, прожил после ее завершения еще только четыре года. Во все времена в государствах, ведущих войну, экономические и политические свободы ограничивались. Это естественно: во имя спасения Отечества люди готовы идти на любые жертвы. Все ресурсы, все полномочия в стране передаются лицу или группе лиц, управляющих государством. Права, свободы, имущество, здоровье, жизни людей приносятся в жертву. «Свертывается» всякая несанкционированная правительством экономическая деятельность. Принуждение заменяет экономические стимулы.

Мобилизация, концентрация всего и вся, административно-командные методы управления, нетерпимость к неподчинению, к своеволию, самодеятельности, самостоятельности, тем более предпринимательству и какой бы то ни было экономической активности. При таком состоянии государства совершенно не актуальны любые рассуждения о снижении и уменьшении числа налогов, о введении городского самоуправления с целью подъема производительности и благосостояния торгово-промышленного класса, об освобождении крепостных крестьян с землей, о предоставлении возможности кому-либо, кроме правительства или уполномоченных (буквально назначенных) им лиц, осуществлять внешнюю торговлю и развивать промышленность, об экспериментах в области образования населения, если новшества предлагаются не соответствующими правительственными органами и не приспособлены к нуждам государства [8]: «В 1714 году реформаторы… обложили всех людей, живших в России, налогом за то, что они существуют. Но собрать этот налог не представлялось никакой возможности. Люди отказывались платить под самыми различными предлогами. Тогда Петр не остановился и перед введением круговой поруки. Все население городов и волостей было переписано, определены суммы подати каждого города и каждой волости, и за их своевременное поступление в казну объявлялись ответственными отцы города или губные старосты — наиболее богатые люди. Их обязывали самих изыскивать средства, получать с бедного населения нужное количество денег, а при недоимках они отвечали собственным имуществом. Деваться было некуда: в городах стояли гарнизоны царских войск.

…Казалось бы, уж с кого-кого, а с помещичьих крестьян брать подушную подать не стоило. Ведь крестьяне обслуживали помещиков-дворян, а дворяне в эпоху Петра служили в армии ни много ни мало — 40 лет. Но и помещиков объявили ответственными за поступление налога с крестьян.

В ответ на многочисленные жалобы помещиков о невозможности собирать налоги одновременно с несением службы „передовое“ петровское правительство посоветовало им привлечь к делу родственников и не особенно стесняться в выборе средств при выколачивании денег из несчастных мужиков.

Из указа о подушной подати и родилась та гнусная, омерзительная форма крепостного права, которая была упразднена только в 1861 году».