Конец нейтралитета

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Конец нейтралитета

Александр II не мог более придерживаться выжидательной позиции, оказавшись под давлением со стороны членов императорской фамилии и своих подданных. Спустя месяц с того момента, как «братья-славяне» ввязались в войну, он отошел от ранее выбранной политики и решительно стал на их сторону.

Воинские формирования из числа христиан, конечно, ощущали поддержку со стороны добровольцев, прибывавших на балканский театр военных действий изо всех уголков России и принадлежавших к различным социальным группам, но им сильно недоставало компетентных кадров, способных осуществлять руководство на поле боя. 27 июля 1876 г. Александр II, несколькими месяцами ранее обращавшийся к Черняеву с призывом вернуться в Россию, дал офицерам долгожданное право покидать ряды русской армии и отправляться в качестве добровольцев на Балканы.

Это решение далось Александру II нелегко: он еще раз попытался остаться в русле общеевропейской политики. Сразу после того, как черногорцы и сербы объявили войну, он направился в Австрию в сопровождении Горчакова и Новикова для встречи с императором Францем-Иосифом и Андраши. Цель встречи заключалась в том, чтобы любой ценой достигнуть соглашения с венским кабинетом и не допустить перерастания балканского конфликта в общеевропейскую войну. Летом 1876 г. Александр убедился в неизбежности войны с Османской империей. Но он не мог безбоязненно выступить против нее, не будучи уверен, что Австрия не обратится против России и что антирусская коалиция между Австрией и Англией более не существует. На самом деле Россия могла начать войну собственными силами, но ей требовалось обеспечить себе прочный тыл. Не имея возможности добиться гарантий от Англии, по словам одного из наблюдателей, «желавшей наброситься на Россию», Александр II обратился к Австрии с тем, чтобы предупредить образование антирусской коалиции.

Этот последний этап переговоров обнаружил неспособность сторон договориться. Конечно, определенные соглашения были достигнуты, однако носили они исключительно устный характер и каждый интерпретировал их по-своему. Прежде всего договоренность выражала разделявшееся обеими сторонами враждебное отношение к возможности создания по окончании войны «крупного славянского государства». Проблема того самого «крупного славянского государства» была смысловым центром первого и важного недоразумения. Горчаков в глубине души решил, что славянское государство, о котором противоположная сторона не желала и слышать, представляло собой союз Сербии и Черногории и казалось ему приемлемым. Однако Андраши совершенно иначе представлял себе «крупное славянское государство», против которого он выступал: для него предметом обсуждения являлась Болгария, не представлявшая для Австрии никакой ценности. Будущее различных балканских княжеств, в случае крушения Османской империи, виделось сторонами по-разному. Позиция Андраши вызвала недоразумение, связанное с планами Австрии в Боснии. Горчаков полагал, что речь шла лишь о части территории Боснии, смежной с австрийскими землями, тогда как Андраши намеревался, за малым исключением, полностью аннексировать Боснию и Герцеговину. Наконец, Россия допускала возможность возникновения таких независимых государств, как Болгария. Для Австрии вопрос даже об автономии не подлежал обсуждению. Сыграв на этих недоразумениях, заставивших Россию поверить в то, что ее намерения совпадают с требованиями Австрии, последняя смогла добиться предоставления ей важных уступок, которые были подтверждены соглашением, заключенным в январе 1877 г. Последовательный провал переговоров в Райхштедте, а также конференций, проводившихся в Берлине (май 1876 г.), Константинополе (декабрь 1876 г.) и Лондоне (март 1877 г.), явился следствием основанного на взаимном недопонимании диалога между Веной и Петербургом, а также отказа Англии поддержать миротворческие усилия России.

Несмотря на серию провалов, дипломаты, наблюдавшие за развитием событий из различных европейских столиц, отмечали, что единственным условием мирного разрешения конфликта и сохранения Османской империи являлись согласованные действия трех императоров. Именно в этом ключе П. П. Убри, русский посол в Берлине, убеждал Горчакова: «Союз трех императоров представляет собой серьезную силу. Он делает доступными для Турции преимущества, которыми она не замедлит воспользоваться. Таящиеся в этом союзе гарантии — спасительный выход для Турции. Действительно, без посреднической деятельности трех держав, наибольшая заслуга в которой принадлежит России, практически все Балканы окажутся объяты пламенем». Эта тема, прозвучавшая 29 марта 1876 г., через несколько недель вновь всплыла в ряде депеш русского посла и явилась красноречивым свидетельством того, что срединные государства возлагали надежды на благоразумие Александра II.

Пока царь прилагал усилия к тому, чтобы отсрочить начало войны и укрепить свои позиции, сербские войска оказались на грани катастрофы. Плохо экипированные и не имевшие достаточно хорошего командного состава, недооценившие подготовленность турецкой армии и переоценив степень поддержки извне, они оказались близки к поражению, когда турки двинулись на Белград. Чтобы спасти сербов от окончательного разгрома, Александр II предъявил Порте ультиматум и добился с помощью него двухмесячного перемирия, в ходе которого он предпринял последнюю попытку избежать войны. Однако испытывая давление со стороны российской общественности, все чаще заявлявшей о своей солидарности с восставшими, — даже студенты выступали с организованными призывами к началу военных действий, а пресса поддерживала всеобщее негодование относительно того, что считалось предательством славянской миссии России, — сделав вывод о том, что все попытки достичь взаимопонимания с европейскими монархами оказались безрезультатны по причине двурушничества Бисмарка, который, с одной стороны, подталкивал Александра к войне с Пор-той, а следовательно, и с Австрией, а с другой стороны, обещал поддержку последней, чьи позиции были подорваны маневрами Дизраэли, — Александр II начал окончательную подготовку к войне. Разумеется, он дал Игнатьеву поручение в последний раз объехать все европейские столицы, дабы заставить Османскую империю внести изменения в законодательство, регулировавшее жизнь христиан, и «выкупить» австрийский нейтралитет на случай конфликта, но, несмотря на эти неимоверные усилия ради сохранения мира, Александру было больше нечего ждать от Порты и неизбежность войны стала очевидна.

Подтверждением тому является большое количество документов. С сентября 1876 г. стали выходить распоряжения о мерах по мобилизации армии. В январе 1877 г. в Будапеште Горчаков вырвал у Австрии обещание сохранять нейтралитет в случае вооруженного русско-турецкого конфликта, но оно далось ему дорогой ценой: он заверил австрийский кабинет, что не будет препятствовать оккупации Боснии и Герцеговины и что Россия отказывается от идеи создания крупного славянского государства, как она того всегда хотела. Александр II со своей стороны постарался заручиться поддержкой союзников, в период ускоренных военных приготовлений сделав ставку на Румынию. Пока Россия отказывалась признавать возможность военного столкновения, нейтралитет Румынии не имел для нее большого значения. Но как только на горизонте замаячила перспектива войны, стало очевидно, что нейтральная Румыния станет помехой для России, чьи войска должны будут пройти по ее территории. Переговоры по этому вопросу протекали непросто, поскольку румыны держались за свой нейтралитет, тем более что Англия и Австрия оказывали на них давление, убеждая в том, что невмешательство в конфликт в их интересах. Соглашение между Россией и Румынией было подписано только 4 апреля 1877 г. и явилось результатом многомесячных усилий. Оно открывало доступ русским войскам на территорию Румынии, предоставляло в их распоряжение железнодорожную сеть и телеграфные линии и обязывало снабжать их продовольствием и снаряжением. В обмен на это Россия брала на себя обязательство обеспечить независимость княжества в послевоенный период.

Российская дипломатия также старалась содействовать мирным переговорам Сербии и Черногории с Турцией. Сербия начала их 16 февраля 1877 г., тогда как Черногория не смогла договориться с Портой. Россия сразу же начала перевооружение Сербии в преддверии войны, в которой ей предстояло выступить в роли главного действующего лица.

Изменение позиции России между 1875 г. и объявлением войны в 1877 г. наглядно характеризует личность Александра II. Несмотря на разностороннее давление со стороны своего окружения, общественного мнения, ряда выдающихся государственных деятелей, таких как Игнатьев, император на протяжении длительного времени отстаивал точку зрения, что мирное решение балканского вопроса может быть найдено. Он рассчитывал достичь соглашения с европейскими державами и тем самым облегчить положение христианских народов. Эта миротворческая позиция, делавшая основную ставку на переговоры, за которую также выступал Горчаков, несомненно, объясняется многими факторами. Прежде всего искренней верой в возможность альянса с Германией и, в меньшей степени с Австрией. Александр II прекрасно знал о неприязни к России со стороны Англии, которая усиливалась вследствие успешного продвижения русских в Центральной Азии и на Дальнем Востоке. Как считал Горчаков, истинное противостояние европейских держав разворачивалось с завидным постоянством между Лондоном и Петербургом. В письме, написанном вечером 11 марта 1877 г., Александр признавался Екатерине: «Следует признать, что недобросовестность и недоброжелательство Англии неслыханны и заставляют нас терять терпение». Властный характер Дизраэли, его убежденность в том, что Черное море и Константинополь являются «ключом к Индии» и что из всех европейских держав только Россия вынашивает грандиозные замыслы в регионе, только усиливали впечатление, сложившееся у российского императора, о естественном антагонизме в отношениях с Англией, и побуждали его постоянно искать ей противовес в лице Пруссии и Австрии, в то же время прекрасно осознавая отрицательные стороны подобного сближения.

Однако европейское равновесие в 1870-е гг., когда Франция оказалась ослабленной в результате неудачной войны и внутренних беспорядков, определялось политикой четырех держав: Англии, России, Пруссии и Австрии. А Россия ни в коем случае не желала вновь оказаться в изоляции, как это произошло в 1854 г. и стоило ей престижа и влияния, которые были завоеваны ею на международной арене в начале XIX в.

Другим фактором, объясняющим долговременность выжидательной позиции, занимаемой Александром И, являлось положение внутренних дел в России, которая находилась в состоянии радикальной перестройки, довольно долго не позволявшей выделить из бюджета средства, необходимые для проведения военных мероприятий. В отличие от своего непосредственного окружения, готового вступить в войну, Александр II хорошо осознавал необходимость сначала стабилизировать внутреннее положение в стране и только затем ввязываться во внешнеполитические авантюры. Тем более что территориальное расширение не было принесено в жертву реформам, о чем свидетельствовал продолжавшийся и в начале 1870-х гг. рост империи.

Но это благоразумное отношение, приоритет, отдаваемый переговорам, не должны скрывать от нас колебаний проводимого Александром II курса. Утрата Горчаковым своего влияния, появление восходящей звезды Игнатьева — несмотря не то, что в 1876 г. она немного и померкла — свидетельствуют о том, что российский монарх был не так далек, как казалось, от распространенного в его окружении желания перейти в рукопашную с Портой. Неоднократно заявляя в ходе различных конференций о своем согласии с другими европейскими державами о необходимости сохранения Османской империи, российская сторона тем не менее несколько иначе видела будущее балканских княжеств. Хотя преобладала идея внесения незначительных изменений в их статус — этот тезис неустанно отстаивался австрийской дипломатией — Россия вскоре встала на позицию провозглашения автономии христианских провинций, а в отдельных случаях рассматривала вопрос и об их независимости. Таким образом, позиция России, которая первоначально, казалось, зиждилась на желании не порывать с «Союзом трех императоров», быстро отошла от первоначальных установок. Это стало особенно заметно в ходе конференции в Константинополе в декабре 1876 г., когда Россия встала на защиту автономии Болгарии, тогда как Англия высказывалась в пользу минимальных реформ применительно ко всем провинциям, которые облегчили бы их положение, но не ставили бы под сомнение османское господство.

Александр II постепенно осознавал бесполезность бесконечной борьбы против предложений, выдвигаемых Англией и идущих вразрез с его собственными. Он также понимал бессмысленность возвращения к этому вопросу в предполагаемом союзе с Германией или Австрией, не скрывавшими своей решимости саботировать любые предложения российской стороны: несмотря на наличие недвусмысленного соглашения с Петербургом, две эти страны имели настойчивое желание помешать России сыграть на Балканах какую-либо роль или, более того, заставить ее в одиночку ввязаться в плохо подготовленную войну.

Александр II пытался, насколько это позволяло время, разыграть карту мира и общности интересов с другими европейскими державами, однако не забывал и о «славянской солидарности», к которой взывал российский народ. В заключение следует сказать, что Александр начал войну именно во имя этой солидарности, которую он остро ощущал.