XLIV

XLIV

Впереди всех шел Буран, широко улыбаясь умною песьею мордою и виляя пушистым хвостом, точно приглашая следовать за собой. Дальше, в черном пальто, в остроконечной барашковой шапке, похожий на перса — торговца бирюзою, блестя круглыми очками, шел Андрей Андреевич, а за ним, в серебристо-серого меха манто и в громадной черной шляпе со страусовыми перьями, на полях которой, как на фоне портрета, четко рисовались точеные черты прелестного лица, легко поднималась, поддерживая платье у колен, Надежда Алексеевна Тверская.

Увидав ее, Муся прижалась к стенке и пропустила мимо себя, не смея дышать.

Тесов, провожавший Мусю, обернулся к Петру и прошептал ему;

— Принимай дорогих гостей. Это она… Та самая… Настоящая.

— Как здоровье Сергея Николаевича? — спросил, разматывая лиловый шарф, Андрей Андреевич.

Тверская, не снимая ни шляпы, ни манто, прошла в кабинет.

— Теперь поправляются, — проговорил Петр. — Я доложу, — и, открыв дверь спальни, он заглянул туда и сейчас же вернулся. — Просят, — сказал он.

Тверская, как бы не замечая ни Сеян, которой она не узнала, ни маленькой Белянкиной, прошла, предшествуемая Бураном и сопровождаемая Андреем Андреевичем, в спальню Морозова.

— Кажется, нам здесь больше нечего делать! — оглядывая в лорнет Белянкину, сказала Сеян и направилась в прихожую.

Белянкина вышла за ней.

Варвара Павловна важно и медленно надела пальто, небрежно сунула Петру рублевую бумажку и стала спускаться по лестнице. Там, на площадке, все еще стояла Муся. Она вся тряслась мелкою лихорадочною дрожью.

Варвара Павловна приостановилась перед нею, оглядела ее в лорнет с головы до ног и прошептала сквозь зубы:

— Несчастная!.. Еще воспитанница… А такая уж развращенная!..

Муся подняла на Сеян большие, печальные глаза, тяжело вздохнула и бросилась бегом вверх по лестнице. Она остановилась на площадке, где из-за одной двери все неслись играемые беглою рукою упражнения, а за другою визжал и царапался одинокий, оставленный Петренко, так хорошо знакомый Мусе, пестрый, веселый фокс.

Какая она маленькая, жалкая, несчастная Муся, вахмистерская дочка!

Она слышала, как у квартиры Морозова блондинка с глазами-незабудками говорила Петру:

— До свидания, Петр! Я еще вернусь… Я его навещу.

Звонко стучали по каменным ступеням высокие каблучки, эхом отдавались по пустой лестнице, и их стуку вторил жалобно скуливший фокс эскадронного командира. И казалось Мусе, что только этот покинутый пес может понять ее девичье горе.