X

X

Лошади медленно шли по глубокому снегу, проваливались по колено, по брюхо, прыгали, вылезая из наметенных сугробов. По-прежнему неугомонная свистала вьюга и крупными острыми хлопьями неслась пурга навстречу неприятелю. В воздухе часто посвистывали пули, щелкали по снегу и было страшно ехать.

— Вы того… цепочкой езжайте, — обернулся полковник. — Абы не зацепило кого.

Только выехали за завод, где за бугром поле полого спускалось к австрийской позиции, как в темноте часто замаячили темные фигуры. Они казались большими и быстрыми.

— Кто идет? — крикнул полковник.

— Свои… свои… — растерянно отвечали люди и быстро проходили к заводу.

— Стрелки, что ль?

— Стрелки.

— А ротный где?

— Кто опрашивает?

— Командир казачьего полка.

— Ротного к начальнику участка!

Из туманов взлохмаченной ночи выдвинулась высокая фигура.

— Вы чего же это, други? А?

— Господин полковник… Венгерская пехота наступает. Поболее батальона.

— Ну… наступает… А вы?..

— Стрелять невозможно. Затворы снегом занесло. Офицер поднял винтовку и спустил курок, не было слышно щелчка ударника.

— Капсюль не разбивает.

— Протирать надо было…

Несколько пуль ударило подле. Лошадь адъютанта шарахнулась в сторону.

— А у него стреляет?

— Тоже плохо стреляет. Больше молча идут.

— Где же они? Офицер оглянулся.

— Во-он маячат.

Морозов посмотрел в ту сторону, куда показал стрелковый офицер, и увидал в снежных вихрях чуть приметные темные тени.

Полковник круто повернул коня и поскакал к заводу. Лошадь неловко прыгала по сугробам.

— Что ж теперь делать, господин полковник? — сказал, догоняя его, Морозов.

— Что?.. По телефону предупредить надо штаб дивизии, штаб корпуса. А то, как австрийцы на шоссе то выйдут, через полтора часа вот и они… Ах, черт! Спят ведь там они, понимаете… На меня надеются. Верят-таки, что не сдам позиции!? Батарею-то полдня откапывать надо. Вы понимаете это?.. Да, где же, черт подери, телефонисты? На заводе не было ни души. Ни телефонистов, ни ординарцев. Точно вьюга слизнула их. Все удрали, поспешно смотав телефоны и кое-где даже бросив провода.

— Сволочи! — вырвалось у полковника. — Учуяли негодяи, чем пахнет? Им аппараты чести казачьей дороже! Михаил Гаврилович, скачите вы… Да постойте! Надо бы написать. Так никто не поверит. Экой срам-то какой. Ну, мы ускачем… А батарея? А люди?.. Позор. Стреляться — надо. Не иначе…

Отчаяние полковника передавалось Морозову. Беда казалась непоправимой. Нигде не было ни одного человека, порывами выла вьюга, и в темных сумраках ночи то пропадал, то хрустко слышался поспешный шаг отходящих стрелков.

Полковник заехал за завод.

— Покурить, что ль, перед смертью, — сказал он. И вдруг выпрямился в седле. Под ним, в балке, в затишке, где вилась заметенная снегом дорога, тонкой змеею маячила длинная узкая колонна. В белом дыму метели чуть мерещились копья пик. От серых лошадей тонкий поднимался пар, и вся колонна казалась призрачной. Точно силы небесные двигались в этом снежном хаосе, легкие, еле зримые глазу.

— Пятая, что ль? — бодро крикнул полковник.

— Пятая, господин полковник, — вяло донесся старческий шамкающий голос. Один из всадников отделился и стал подниматься по снежным сугробам к полковнику.

— Пятая сотня, — командовал полковник, — отделениями на лево ма-арш!

Змейка двинулась, звякнула пиками, стала прямою и четкою, резче стал приметен пар, поднимавшийся над лошадьми.

— В чем дело, господин полковник? — спросил старый маленький человек, до бровей закутанный башлыком, подъехавший к командиру полка.

— Увидите, Леонтий Васильич, — как от мухи, отмахнулся от него полковник и продолжал кричать: — Сотня шашки вон, пики на бе-дро!.. Строй лаву!..

Сплошная линия выстроившейся сотни разделилась и стала краями скрываться во мраке вьюжной ночи.

— Рысью марш…

И, когда проходили мимо полковника тяжело в снегу дышащие лошади, он крикнул по фронту:

— Там венгерцев малость порубите… Только смотри, впереди пехота наша их заманивает. Ее не трожь!..

— Понимаем, — раздались голоса. — И гичать погромче!

— Понимаем….

Сотня скрылась на скате.

Полковник, Морозов, адъютант и трубачи поехали сзади.

— Ну, что Бог даст, — вздохнул полковник.

Едва проехали завод, донесся протяжный воющий казачий гик и за ним громкое пехотное «ура».

— Помогай Матерь Божья! — сказал полковник и широко перекрестился.

Прошло несколько времени. Пули не свистали. Было тихо.

— Ну, кажется, кончили, — сказал полковник. — Поедем, господин поручик, до дому.

У завода, на шоссе, остановились и ждали.

Была вьюга, неслись хороводом снежинки, но никаких иных звуков не примешивалось к вою ветра. Так стояли, не слезая с лошадей, с полчаса и смотрели в туман. Наконец, увидели. По шоссе к заводу вилась черная колонна и сбоку маячили конные казаки.

Старый есаул приметил своего командира полка, отделился от колонны и рысью потрусил к полковнику. Он сдвинул с красного обветренного лица башлык и сказал счастливым, еще дрожащим от пережитого волнения голосом:

— Человек с двести порубили, господин полковник, они и не стреляли, остальные все сдались. Померзли совсем. Жалко смотреть.

— Хорошилов, — обернулся командир полка к штаб-трубачу, — скачи ты назад, заверни ты мне эту публику — телехвонистов… Михаил Гаврилович, наладьте-ка в закутке свечку, надо донесение написать. А вы, поручик, будьте добры, посчитайте мне пленных.

У завода стояла колонна венгерцев. Они были тупые и равнодушные. Пять офицеров, один майор впереди, за ними толпа безоружных солдат. На них накинулся полковник. На скверном немецком языке он ругался.

— Как же вы смели в такую погоду атаковать? А! Несчастные!.. Вот и попались…

Он слез с лошади, топал ногами, размахивал руками и находился в чрезвычайном возбуждении.

Майор, с трудом шевеля замерзшими губами и показывая руку в шерстяных митенках с красными распухшими, замерзшими пальцами, плачущим голосом объяснял по-немецки, что германское командование решило использовать эту погоду, надеясь на отсутствие бдительности у русских, и послало вперед два их батальона прорвать фронт. За ними должны идти обе дивизии.

— Черта с два теперь пройдут! — проговорил полковник. — Однако надо нам полк вызвать, черт еще их знает, чего они там выдумают.

Снизу из лощины вышел батарейный командир со своими офицерами. Он с недоумением посмотрел на венгерцев.

— Вот, Матвей Матвеич, полюбуйтесь, вас собирались забрать, да и сами попались.

— То-то мне часовой говорил: атака была, не поверил.

— Поверишь тут! Сколько насчитали, поручик?

— Триста двадцать семь… Вывезла кривая!

— Не кривая вывезла, поручик, а спасла нас Божия Матерь, наша Заступница!