Год 1111 Долобск. Половецкая Степь

Неудачи прошедшего года вынудили Мономаха поспешить с организацией нового большого похода на половцев. Ранней весной 1111 года он встретился в Долобске, под Киевом, со Святополком. Князья договорились о совместном выступлении, причём Владимиру опять пришлось уговаривать киевского князя и дружину[106]. В походе приняли участие также Давыд Святославич и некоторые другие князья.

Из Ипатьевской летописи

Вложил Бог Владимиру в сердце, и начал говорить брату своему Святополку, понуждая его идти на поганых весной. Святополк же поведал дружине своей речь Владимира. Они же сказали: «Не время ныне отрывать смердов от пашни». И послал Святополк к Владимиру, говоря: «Съехались бы и подумали бы о том с дружиной». Посланные же пришли к Владимиру и передали сказанное Святополком. И пришёл Владимир, и встретились на Долобске, и сели в одном шатре: Святополк со своей дружиной, а Владимир — со своей. И наступило молчание, и затем сказал Владимир: «Брат, ты старше. Начни говорить, как бы позаботиться нам о Русской земле!» И отвечал Святополк: «Брат, ты начни». И сказал Владимир: «Как я могу говорить? А на меня начнут говорить твоя дружина и моя, что он хочет погубить смердов и пашню смердов. Но вот что удивительно мне, брат: что смердов жалеете и коней их, а того не понимаете, что весной начнёт смерд тот пахать лошадью той, и половчин, приехав, поразит смерда стрелой, и захватит лошадь ту, и жену его, и детей его, и гумно его зажжёт. Об этом-то почему не думаете?» И сказала вся дружина: «Верно. Воистину так!» И сказал Святополк: «Вот, брат, я готов с тобою». И послали к Давыду Святославичу, веля ему быть с ними. И встали Владимир и Святополк, и расцеловались, и пошли против половцев: Святополк с сыном своим Ярослав[ом], и Владимир с сыновьями, и Давыд с сыном[107] — и пошли, возложив надежду на Бога, и на Пречистую Матерь Его, и на святых ангелов Его. И выступили во второе воскресенье поста[108], а в пятницу[109] были на Суле. В субботу пошли и были на Хороле, и здесь сани бросили, а в воскресенье пошли, когда крест целуют[110], и пришли на Псёл, а оттуда перешли на реку Голту. Тут подождали воинов и оттуда пошли к Ворскле. И тут на другой день, в среду[111], крест целовали со многими слезами и возложили всю свою надежду на крест. И оттуда перешли многие реки в шестую неделю поста[112], и пошли к Дону во вторник[113]. И облачились в доспехи, и полки изготовили, и пошли ко граду Шаруканю[114]. И князь Владимир, едучи перед полками, приставил священников своих[115] петь тропари и кондаки честного Креста и канон Святой Богородице. Подъехали к городу вечером, и в неделю[116] вышли из города, и поклонились князьям русским, и вынесли рыбы и вино. И провели здесь ночь, а на следующий день, в среду[117], пошли к Сугрову, и, придя, зажгли его. А в четверг пошли с Дона, а на следующий день, в пятницу, месяца марта в 24-й день, собрались половцы, изготовили полки свои и пошли в бой. Наши же князья возложили надежду свою на Бога и сказали: «Примем смерть здесь. Станем же крепко!» И расцеловались друг с другом, [и,] возведя глаза свои к небу, призывали Бога Всевышнего. И когда сошлись полки и была жестокая битва, Бог Всевышний взглянул на иноплеменников со гневом, начали падать они пред христианами. И так побеждены были иноплеменники, и пало много врагов, наших супостатов, пред русскими князьями и воинами на потоке Дегея. И помог Бог русским князьям, и воздали хвалу Богу в тот день. И наутро, в субботу, праздновали Лазарево воскрешение [и] день Благовещения[118] и, воздав хвалу Богу, проводили субботу, и наступило воскресенье. В понедельник же Страстной недели вновь иноплеменники собрали полки свои — многое множество, и выступили, словно великий лес, и тьмами тьмы обступили полки русские. И послал Господь Бог ангела в помощь русским князьям. И пошли половецкие [полки] и полки русские, и сразились сразу же с полком, и словно гром грянул от столкновения их. И была жестокая битва между ними, и падали убитые с обеих сторон. И стал наступать Владимир с полками своими и Давыд [с полками своими], и, увидев это, половцы обратились в бегство.

И падали половцы перед полком Владимировым, невидимо побиваемые ангелом, что видели многие люди, и головы их летели на землю, невидимо отсекаемые. И побили их в понедельник страстной, месяца марта в 27-й день. Избито было многое множество иноплеменников на реке Сальнице, и спас Бог людей Своих. Святополк же, и Владимир, и Давыд прославили Бога, давшего им такую победу над погаными, и взяли большой полон: и скот, и коней, и овец, и колодников много захватили в плен. И спросили колодников: «Как же с такой силой и в таком множестве не смогли вы сопротивляться, но так скоро побежали?» Они же отвечали, говоря: «Как можем биться с вами, когда другие ездили вверху, над вами, с оружием светлым и страшным и помогали вам». Это и были ангелы, посланные от Бога помогать христианам. Это ведь ангел вложил в сердце Владимиру Мономаху направить братию свою, русских князей, против иноплеменников. Это ведь видение, как уже говорили, видели в Печерском монастыре, будто стоял столп огненный на трапезнице, затем перешёл на церковь и оттуда к Городцу, где и был Владимир в Радосыни[119]. Тогда и вложил ангел Владимиру в сердце намерение, как уже сказали. Потому и следует восхвалять ангелов, как Иоанн Златоуст сказал...[120]

Так вот и теперь, с Божьей помощью, молитвами Святой Богородицы и святых ангелов возвратились русские князья восвояси, к своим людям, со славою великою; и до всех стран дальних, то есть до греков, и венгров, и ляхов, и чехов, даже и до Рима дошла она, на славу Богу, всегда, и ныне, и присно, во веки, аминь.

В то же лето преставилась княгиня Всеволодова[121] месяца октября в 7-й день и положена была у Святого Андрея в монастыре. В то же лето преставился Иоанн, епископ Черниговский, месяца ноября в 23-й день.

(46. Стб. 264?268, 273)

Так был достигнут решающий перелом в войне с половцами. Военные действия были перенесены в Степь. Русским удалось выявить слабое место своего врага. Нападая весной на половецкие становища и городки и разоряя их, они подрывали военный и экономический потенциал противника, истребляли его живую силу, лишали возможности совершать набеги на русские земли. Больше того, страшась русской угрозы, значительная часть половцев вынуждена была покинуть свои кочевья и переселиться подальше от русских границ.

Главным творцом этой победы летопись называет Владимира Мономаха. Редчайший случай — не будучи киевским князем и уступая в иерархическом отношении своему двоюродному брату Святополку, он в ходе совместных военных действий объединённых сил русских князей безоговорочно выдвинулся на первое место. И это не преувеличение летописца, не его тенденциозное стремление приукрасить или возвеличить Мономаха, как иногда полагают.

 В представлении и  современников, и потомков первенствующая роль князя Владимира Всеволодовича не вызывала сомнений. Слава об этой великой победе дошла до самых отдалённых стран, и именно после неё Владимир сделался «наипаче же... страшен поганым», как выразился автор его летописной похвалы-некролога. «Пред его именем, — пишет другой книжник, — трепетали все страны, и по всем землям прошёл слух о нём».

Эта победа приобретала в глазах современников особое, исключительное значение. В конце XI — начале XII века на Руси всё сильнее ощущались приближение конца света, наступление «последних времён», предшествующих Страшному суду. Мир давно уже вступил во вторую половину седьмого — последнего, по представлениям того времени, — тысячелетия своей истории (год 1111-й от Рождества Христова соответствовал 6619-му от Сотворения мира). Страшное имя измаилтян — предвестников «последних времён», о нашествии которых в канун конца света на земли христиан пророчески рассказывалось во многих византийских эсхатологических сочинениях, — прилагалось на Руси к половцам и другим родственным им кочевым народам южнорусских степей. Борьба с ними русских князей воспринималась как последняя схватка сил добра с прислужниками антихриста, как сугубое исполнение христианского долга. Победа же, одержанная под водительством Владимира Мономаха и при зримом участии Небесных сил, казалось, отодвигала грядущее светопреставление, давала шанс на продолжение самой истории, на спасение всего «христианского мира».

Показательно, что в позднейших построениях просвещённого киевского книжника князь Владимир Всеволодович сравнивался с библейским праотцом Исааком, сыном праведного Авраама[122]. Именно Исаак, как рассказывается в Книге Бытия, претерпел обиду от своего единокровного брата Измаила (Быт. 21, 9), но в конечном счёте именно Исаак был благословлён своим отцом, а Измаил изгнан (Быт. 21, 10—14). Так же и князь Владимир Всеволодович, поначалу претерпевший поражения от половцев — этих окаянных потомков Измаила, «измаилтян» и «агарян», как их называли на Руси, — одержал над ними историческую победу.

Об этой победе помнили и спустя сто лет после смерти Мономаха. По словам галицкого книжника XIII века, знаменитый князь Роман Мстиславич, праправнук Мономаха, подражал своему великому предку:

...[Сей великий князь Роман, князь галицкий],

подражал деду своему Мономаху, погубившему поганых измаилтян, называемых половцами, изгнавшему Отрока в Обезы, за Железные врата[123]... Тогда Владимир Мономах пил золотым шеломом из Дона и занял землю их всю, а окаянных агарян прогнал.

(46. Стб. 716?717)

И это было действительно так, ибо значительная часть половцев под ударами русских откочевала из южнорусских степей в Грузию, где и нашла временное пристанище. А упомянутый летописью могущественный половецкий хан Отрок только после смерти Мономаха смог вернуться в Половецкую степь. Именем Мономаха половцы пугали своих детей в колыбели, писал другой древнерусский книжник, автор знаменитого «Слова о погибели Русской земли»:

...А литва из болота на свет не показывалась, а венгры укрепляли каменные города свои железными воротами, чтобы их великий Владимир не покорил, а немцы радовались, что далеко они — за Синим морем. Буртасы, черемисы, водь (?) и мордва бортничали на великого князя Владимира. А кир Мануил, [император] Цареградский[124], страшился, потому и великие дары посылал к нему, чтобы великий князь Владимир Царьград у него не отнял.

(8. С 90)

Конечно же, здесь представлен уже фольклорный, а не исторический образ Владимира Мономаха. Но появление этого фольклорного образа, несомненно, есть следствие того вклада, который вполне реальный, исторический князь Владимир Всеволодович внёс в победу над половцами и укрепление международного авторитета Руси.

При этом беспощадная борьба с половцами, борьба на истребление, представляла собой лишь одну сторону его половецкой политики. Переяславский князь хорошо понимал выгоду союзов с правителями отдельных половецких орд для сокрушения других. Отряды союзных половцев по-прежнему входили в состав его войска и участвовали в битвах — в том числе с теми же половцами. В своём «Поучении» Владимир Мономах с гордостью вспоминал не только о тех половецких «князьях» и «лепших кметях» («лучших воинах»), которых он «иссек» или казнил, но и о тех, которых отпустил живыми и с которыми заключил мир:

...И миров заключил с половецкими князьями без одного двадцать — и при отце, и без отца. И скота давал много, и многие одежды свои.

(45. Стб. 250)

Такой же будет половецкая политика и его потомков, русских князей XII — первой трети XIII века, многие из которых охотно сотрудничали и с половцами, и со «своими погаными» — торками, берендеями и прочими.

...Год 1111-й запомнился ещё и пожарами, охватившими едва ли не б?льшую часть Киевского государства.

Из Новгородской Первой летописи старшего извода

...Тогда же погорело Подолье в Киеве, и Чернигов, и Смоленск, и Новгород. В том же году преставился Иоанн, епископ Черниговский. В том же году ходил Мстислав на очелу[125].

(36. С. 20)