Год 1104 Киев

...В то же лето пришёл митрополит Никифор на Русь месяца декабря в 6-й день... В том же месяце в 18-й день митрополит Никифор на кафедру возведён...

Впоследствии, когда Владимир Мономах сделается киевским князем, митрополит Никифор обратится к нему с двумя посланиями, первое из которых — «О посте» — даёт нам уникальную возможность увидеть князя глазами его просвещённого современника. Иерарх-грек исключительно высоко оценивал христианские качества Владимира. Многое в его обращении к князю перекликается со знаменитым «Поучением», в котором сам Владимир писал о себе и о том, что считал главным для каждого человека и прежде всего правителя. Это касается и непития князем хмельного во время поста, и его личной скромности и аскетизма, и его щедрости и благочестия:

...Что следует говорить такому князю, который больше на голой земле спит, и высоты дома избегает, и светлые одежды отвергает, и, по лесам ходя, нищенскую носит одежду и обувь, на лыжах бегая; и лишь по необходимости, в город входя, ради властительских дел, в княжеские одежды облачается?! ...Ведомо нам, что для других ты обеды светлые готовишь... и когда другие объедаются и упиваются, ты сидишь и смотришь, как другие едят и упиваются, и, обходясь малой пищей и малым количеством воды, делаешь вид, что и ты с ними ешь и пьёшь. ...Знаю, что с тех пор, как ты родился и утвердился в тебе ум, с того возраста, когда можно творить добро, руки твои, по благодати Божией, ко всем простираются. И никогда ты не прятал сокровищ, не считал золота или серебра, но всё раздавал, черпая обеими руками, даже и до сих пор. Но сокровищница твоя, по Божьей благодати, неоскудима и неистощима, раздаваема, но не исчерпаема...

(65. С. 68?69)

Но из того же послания митрополита Никифора мы узнаём и о другом — о том, что скрывают от нас летописи и собственные сочинения Владимира Мономаха. Оказывается, князь отличался и чрезмерной жестокостью по отношению к тем, кого подозревал в каком-либо преступлении или, паче того, измене. А этим пользовались иные из его слуг и приближённых, которые нередко наговаривали князю на невинных ради достижения каких-то своих, неведомых князю целей. И князь прислушивался к наговорам и клевете, не всегда умея отличить правду от лжи.

...Кажется мне, что поскольку не можешь ты видеть всё сам глазами своими, то от служащих тебе по твоим делам и подающих тебе советы иногда вред твоей душе приходит...

напишет, обращаясь к князю, митрополит Никифор.

...Подумай об этом, княже мой, помысли вот о чём: об изгнанных от тебя, об осуждённых тобой на наказание, о презренных. Вспомни обо всех, кто на кого донёс и кто кого оклеветал, и сам суди и рассуди таковых...

И ещё раз, ниже:

...Помни об осуждённых тобой, и оправдай тех, кого оклеветали, и сам рассуди их...

(65. С. 69?70)

Какие именно эпизоды в биографии князя Владимира Всеволодовича имел в виду митрополит-грек, мы не знаем. Может быть, заточение в 1119 году минского князя Глеба Всеславича, скончавшегося вскоре в киевской темнице, о чём мы ещё будем говорить на страницах книги? Но у митрополита речь идёт скорее о «презренных», то есть явно не о князьях, да и множественное число «изгнанных», «осуждённых» и «оклеветанных» свидетельствует о том, что таковых было немало и далеко не один князь Глеб пострадал по воле Владимира. Слова митрополита Никифора (не верить которым у нас нет оснований) несколько поправляют тот идеальный образ князя Владимира Всеволодовича, который рисуется на страницах летописи и других сочинений. Впрочем, идеальных людей, как известно, вообще не существует. Владимир Мономах был правителем, политиком — и это не могло не отразиться на его характере и поведении. Обиженных же сильными мира сего — особенно из числа тех, кто приближен или хочет приблизиться к власти, — хватает с избытком во все времена и при любых государях.