Русский перешеек: к Черному или Каспийскому морю

Нетрудно объявить и даже продемонстрировать, что в XVI веке не существовало русской перемычки, перешейка, который был бы связующим звеном и проводником мощных обменных процессов со Средиземноморьем. По пустынным пространствам южной России разъезжают только кочующие шайки крымских татар, которые легко переносятся на своих быстрых конях к границам Северного Кавказа или на берега Каспийского моря, под стены Москвы — они сожгли ее в 1571 году⁷⁷ — или в долины Дуная, которые они подвергают безжалостному разрушению⁷⁸. В конце XVIII века русская колонизация застает здесь все то же необъятное безлюдное пространство, по которому бродят немногочисленные воинственные кочевники в сопровождении верблюжьих и лошадиных стад⁷⁹.

Набеги этих хищников столь же мало способствует заселению бескрайней степи (где нет ни одного города), как плавание корсаров — оживлению морских сообщений. Из-за них эти земли опасно посещать. Великий князь, подчинивший себе казанских и астраханских татар, не может справиться с южными татарами, опорой которых является Крым, со стороны суши защищенный горами, и турки, владеющие здесь несколькими крепостями (в том числе и Каффой). Турки вооружили татар ружьями и пушками, лишив русских единственного возможного для них преимущества⁸⁰. В то же время татары благодаря своим набегам снабжают дома и поля турок работниками и слугами славянского происхождения. Огромное количество русских и иногда польских рабов прибывает с их помощью в Константинополь, где они продаются по невысокой цене⁸¹. Эти походы за живым товаром имеют такой размах, что Джованни Ботеро в 1591 году называет их в качестве одной из причин малонаселенности Руси⁸². Нехватка людей, объясняет, возможно, и то, что русские в XVI веке решаются подступить к берегам Черного моря: они довольствуются тем, что сами вторгаются в эти безлюдные степи зимой, когда скованные льдом реки не мешают продвижению войск. В начале XVII века русские беглые, казаки, искатели приключений типа гайдуков или ускоков, снаряжают легкие лодки и наносят удары по турецким коммуникациям на Черном море. Уже в 1602 году «польские» казаки курсировали на своей галере в устье Дуная⁸³.

Если русские не проявляют особой активности на юге, то это связано с тем, что они не прилагают больших усилий на этом направлении. Их привлекают экономические успехи Балтики⁸⁴, от которой они отделены первобытным северным краем, и европейские страны, расположенные неподалеку от них на западе: Польша и Германия. Наконец, их внимание приковано к Каспийскому морю и обращено в сторону Персии. Юго-запад, а не юг является сферой их жизненных интересов.

Русь — это еще не Европа⁸⁵, но в эту эпоху она европеизируется. Пересекая Альпы, через Чехию и Польшу с Запада до Москвы добираются итальянские архитекторы и строители, проектирующие здесь церкви с куполами-луковицами. С Запада сюда приходит секрет изготовления пороха. Поляки постоянно жалуются на связанные с этим опасности⁸⁶. Когда царь в 1558–1581 годах⁸⁷ прибрал к рукам Нарву, открыв себе таким образом «окно» на Балтику, у польского короля появились новые поводы для беспокойства по поводу возможных действий Московита. Единственный способ обуздать его он видит в том, чтобы не выводить его «из состояния варварского невежесгва». Поэтому горожане Данцига, задержавшие английские корабли, направлявшиеся «в Нарву»⁸⁸, поступили правильно, пишет король Сигизмунд королеве Елизавете 6 декабря 1559 года. Тяжба по этому поводу затянулась и не ограничилась одними англичанами. В июне 1570 года французский корабль из Дьеппа, «Эсперанс», шедший в Нарву, был захвачен данцигскими псевдо-корсарами⁸⁹. В 1571 году герцог Альба предостерегал германский рейхстаг от продажи пушек и вооружений заклятым врагам немцев и, быть может, всех христиан⁹⁰. Эти и некоторые другие факты показывают, что центр тяжести русской экономики постепенно смещается на север, но важность для нее сохраняет юг в широком смысле, в особенности юго-восток.

Москву посещают греческие, татарские, валашские, армянские, персидские и турецкие купцы⁹¹. Важнейший путь сообщения представляет собой Волга: к низовьям спускаются войска, артиллерия, зерно; вверх по течению идут соль и сушеная осетрина⁹². После занятия русскими Казани и Астрахани в 1551–1556 годах⁹³ все течение реки оказалось под их контролем, и кратковременные помехи постоянному товарообмену создавали только набеги казаков и ногайских татар⁹⁴. Когда турки с помощью татар попытались продвинуться к Астрахани (они рассчитывали проложить канал от Дона к Волге и таким образом организовать снабжение своей армии, воюющей в Персии, через Каспийское море)⁹⁵, эта затея обернулась неудачей в 1569–1570 годах ввиду усиленного сопротивления русских. Этот южный выступ обеспечивает Московии связь с кочевниками на юго-востоке и с Персией, а также развитие ее старинного денежного хозяйства: дань серебром царь получает со своих южных провинций, в то время как из северных областей в казну поступают часто только меха и кожа⁹⁶. Впрочем, меха являются важной статьей русской торговли на Балканах, в Константинополе и Персии⁹⁷, после того как в 1570 году благодаря посольству Новосильцева произошло улучшение русско-турецких отношений⁹⁸.

С точки зрения общей истории интереснее всего продолжавшиеся с 1556 по 1581 год попытки англичан установить связи уже не через Черное море (к чему покушаться на хорошо охраняемый внутренний водоем турок?), но через Каспийское. Эта была серьезная заявка на то, чтобы обогнуть Средиземное море не по водному пути, как это сделали португальцы в 1498 году, а по смешанному сухопутному и морскому маршруту⁹⁹.

В самом деле, в середине столетия английские суда покидают Средиземное море, и при этом английские купцы лишаются тех преимуществ торгового обмена с Востоком, которые обеспечивали средиземноморские плавания. Стремление англичан принять участие в выгодной торговле с Индией, которая оставалась монополией стран Средиземноморья и Иберийского полуострова, еще более возросло. Лондонское товарищество Merchants Adventurers^*LP направляет торговые и разведывательные суда в арктическую зону в надежде открыть новый путь и осуществить кругосветное плавание Магеллана вдоль северных берегов. Один из этих кораблей под командованием Ченслера в 1553 году случайно пристал к берегу в бухте Святого Николая, недалеко от Архангельска. Это событие не осталось без последствий, и вскоре богатства здешнего края: воск, китовый жир, меха, льняное полотно, пенька, моржовый клык, лес и треска потекли в Англию в обмен на серебро и сукна.

Вскоре после этого Moscovie Companie^*LQ убедилась в том, что, пройдя через русские земли, можно осуществить первоначальный проект: по Каспийскому морю добраться до пряностей, перца, шелка… В 1561 году английский агент прибыл в Персию со своим товаром, и вскоре подобные путешествия стали регулярными. В течение нескольких лет всевозможные восточные диковинки свозились к верховьям Волги, чтобы поступить затем на суда из Лондона, стоящие в заливе Святого Николая. Но так продолжалось всего несколько лет. Окончательный крах этого проекта был вызван политическими причинами, а также тем, что с 1575 года для англичан снова открылся прямой путь по Средиземному морю. Далекие путешествия к Каспийскому морю и в Персию потеряли для них интерес. Но они тем не менее продолжались: русские не могли отказаться от торговли с Персией, своим главным восточным партнером¹⁰⁰; затем, с потерей Нарвы в 1581 году, усилилась их заинтересованность в торговых связях через Архангельск, остававшийся последним «окном», обращенным к великим странам Севера¹⁰¹; сюда тотчас же устремились корабли голландцев¹⁰².

Вернемся к затее англичан. Конечно, ею не было охвачено большое количество товаров (хотя она принесла английским купцам неплохие прибыли и вызвала беспокойство у испанцев в Лондоне). Однако речь шла о проблемах средиземноморской жизни в целом, о трудности сообщения между Атлантикой и Внутренним морем и о расширении доступа северян в Средиземноморье. Фактически в течение нескольких лет делались попытки наладить англо-средиземноморскую торговлю через посредство России. Планы авторов этой идеи были гораздо значительнее: речь шла о том, чтобы зайти с тыла, с одной стороны, португальской, с другой — сирийской торговле. В 1582 году в Лондоне еще обсуждалось возможное англо-турецкое соглашение, которое позволило бы перевести маршрут торговли пряностями на Каспийское и Черное моря, поставив в ее центре Константинополь. Этот грандиозный проект на сей раз английской монополии был неосуществим по ряду причин. Любопытно, что, в свою очередь, отец Жозеф^*LR около 1630 года помышляет об использовании русского коридора¹⁰³. Тут уже речь идет, разумеется, не о союзе с турками, а, наоборот, о том, чтобы подорвать их позиции и коммерческие привилегии. Этот проект, как и предыдущий, проливает свет на значение ведущего в Левант русского перешейка и на особый интерес, который представляет исследование континентальных пространств для истории моря. Вспомним о той роли, которую играют те же русские торговые пути в Средние века¹⁰⁴ в некоторых занятных итальянских проектах, предшествовавших английскому эксперементу¹⁰⁵, а также в более поздних проектах¹⁰⁶: при благоприятных обстоятельствах их осуществление смешало бы все карты средиземноморской торговли.

Эти торговые маршруты задают ритм русской экономики и сближают ее со всем мировым хозяйством. Это показано в одном современном исследовании о движении цен в русском государстве XVI века¹⁰⁷. Их подъемы и спады связаны с общими колебаниями цен в Европе. Зная о существовании такой связи, можно предположить (оставаясь в пределах благоразумия), что некоторую ответственность за обширный спад XVII века несет внутренняя неустроенность России, в это время раздираемой смутами и преследуемой, по меньшей мере, с 1617 года внешними неудачами¹⁰⁸. Невзирая на все эти перемены и на помехи, создаваемые волжской торговле нападениями казачьих шаек на отдельные старицы (караваны^*LS), Великий торговый путь не снижает своей активности благодаря перевозкам на речных судах, на вьючных животных, а зимой на санях¹⁰⁹.