§ 3. Ностальгия по прошлому. Славянофилы, украинофилы

В середине XIX века у всех ветвей русского народа в Российской империи появилась тенденция идеализировать старые времена. Так появились славянофилы – великороссы, идеализирующие времена допетровской Руси, и украинофилы – малороссы, идеализирующие времена «козацкой славы».

Славянофилы превозносили жизнь в допетровской Руси, её самобытный уклад, авторитет православной церкви. Однако впоследствии многие из них поняли, что и до Петра на Руси не всё было так безупречно. Читая документы того времени, они видели, что и тогда существовали взяточничество, несправедливость и т. д. В результате дальше «разговоров на кухне» славянофильство не пошло.

Украинофилы России идеализировали жизнь Украины – так они предпочитали называть Малороссию – во времена казацких вольностей. Гетман Павел Скоропадский, правитель Украины в 1918 году, писал: «Я прекрасно знаю класс нашей мелкой интеллигенции. Она всегда увлекалась украинством; все мелкие управляющие, конторщики, телеграфисты всегда говорили по-украински, получали „Раду“ (газета на украинском языке. – Авт.), увлекались Шевченко, а этот класс наиболее близок к народу». Поэт Тарас Григорьевич Шевченко считался идеологом украинофильства. Вот несколько выдержек из его стихотворений.

Иван Подкова

Было время – на Украйне

пушки грохотали.

Было время – запорожцы

жили-пировали.

Пировали, добывали

славы, вольной воли.

Все то минуло – остались

лишь курганы в поле.

Тарасова ночь

Поднялся Тарас Трясило

с горькими слезами:

«Бедная ты Украина,

сломлена врагами!

Украина, Украина!

Мать моя родная!

Только вспомню твою долю,

душой зарыдаю!

Куда делось казачество,

жупаны цветные?

Куда делась доля-воля,

гетманы седые?

Где всё это? Ушло с дымом?

Или затопило

сине море твои горы,

курганы-могилы?

Как и славянофильство, украинофильство осталось бы лишь пустыми разговорами, но им заинтересовалось правительство Австро-Венгрии. Провалив попытку превратить своих подданных русинов в «рутенов», оно решило преобразовать их в украинцев, потомков «вольных козаков», хотя казаки на русских территориях Австро-Венгрии никогда не жили. Гетман Скоропадский говорил: «Естественно, что со временем за это украинство ухватилось и австрийское правительство, и немецкое». Галицкий журналист Осип Андреевич Мончаловский в своей книге «Литературное и политическое украинофильство» (1898 год) писал: «Нынешнее украинофильство – не благородное и естественное украинофильство Костомарова, Шевченка и Кулиша, а раньше их Котляревского и Кветки Основяненка, так как с течением времени и под влиянием враждебной русскому народу, но хитрой политики его противников первоначальное чистое, литературное украинофильство, выражавшееся в любви к родному слову, к преданиям козацкой старины, к обычаям южной Руси, выродилось в национально-политическое сектантство, которое, при благоприятствующих для него обстоятельствах, могло бы принести много вреда русскому народу».

Русины Австро-Венгрии раскололись на два лагеря: русофилов, или москвофилов, как стали называть приверженцев «единой Руси», и украинофилов, пользовавшихся поддержкой правительства. Однако ещё в начале XX века течение украинофилов было малочисленным. В 1914 году представитель австрийского министерства иностранных дел барон Владимир Гизль сообщал: «Украинофильское движение среди населения не имеет почвы – есть только вожди без партий. <…> Украинизм не имеет среди народа опоры. Это исключительно теоретическая конструкция политиков».

В это же время – с середины XIX века – «историческое сознание» пытались привить и белорусам. Идеологами этого движения были польские шляхтичи, мечтавшие о развале Российской империи, во главе с Константином (Кастусём) Калиновским, будущим руководителем польского восстания 1863 года. Их изобретениями стали белорусский алфавит на основе латиницы, а также белорусская национальная идея. Согласно ей, Великое княжество Литовское было государством белорусов, которых правильно называть «литвинами», а в составе Речи Посполитой они занимали привилегированное положение – чуть ли не все были шляхтичами. Эта идея была популярна только среди поляков, живущих на землях Белоруссии, а среди самих белорусов она вообще не нашла понимания.