О закате Амстердама

Мы просмотрели досье голландского первенства. Его блистательная история утрачивает свой блеск с завершением XVIII в. Это уменьшение блеска — отступление, спад, а не упадок в полном смысле слова, которым пользовались и которым злоупотребляли историки. Несомненно, Амстердам уступил свое место Лондону, как Венеция — Антверпену, как сам Лондон позднее — Нью-Йорку. И тем не менее он продолжал жить с выгодой, и еще сегодня это один из центров мирового капитализма.

В XVIII в. город уступил некоторые из своих преимуществ в торговле Гамбургу, Лондону, даже Парижу, но сберег для себя другие, сохранил определенную часть своей торговли, а его биржевая активность была в полном расцвете. С помощью расширившейся практики «акцептов» Амстердам увеличил свою банковскую роль соразмерно громадному европейскому росту, который он финансировал тысячью способов, особенно в военное время (долгосрочный коммерческий кредит, морское страхование и перестрахование и т. п.). Настолько, что в конце XVIII в. в Бордо говорили как об «общеизвестном» о том, что треть торговли города зависела от голландских займов⁴²¹. Наконец, Амстердам извлекал немалую прибыль из своих займов европейским государствам.

То, на что указывал Ричард Рапп⁴²², говоря о Венеции, утратившей свое значение в XVII в. — путем приспособления, реконверсий или новых объектов эксплуатации она сохранила столь же высокий валовой национальный продукт, что и в предыдущем столетии, — побуждает быть осмотрительным, когда желаешь перечислить пассив города, переживающего закат. Да, быстрый рост банковской активности представлял в Амстердаме процесс видоизменения и ухудшения капитала; да, er<j социальная олигархия замкнулась в себе, отошла, как в Венеции или в Генуе, от активной торговли и обнаруживала тенденцию превратиться в общество кредиторов-рантье, взыскующих всего, что может гарантировать спокойные привилегии, включая и защиту со стороны института статхаудера. Быть может, эту горстку привилегированных и можно упрекнуть за ее роль (хотя не всегда она выбирала ее сама), но, во всяком случае, не за ее расчетливость, коль скоро она невредимой прошла потрясения Революции и Империи и, по словам некоторых голландских авторов, все еще была на своем месте в 1848 г.⁴²³ Да, наблюдался переход от простых и как бы здоровых задач экономической жизни к сложнейшим денежным играм. Но Амстердам оказался в тисках судьбы, превосходившей масштабы его собственной ответственности: то была участь всякого господствующего капитализма — оказаться втянутым в уже заметную столетиями раньше, во время ярмарок Шампани, эволюцию, которая в силу самого своего успеха оступится на пороге финансовой деятельности или финансовой акробатики, где всей экономике с трудом удавалось к ней присоединиться, если она вообще не отказывалась за этой эволюцией следовать. Если искать причины или мотивы отступления Амстердама, рискуешь в конечном счете наткнуться на эти общие истины, действительные для Генуи в начале XVII в., как и для Амстердама в XVIII в., а может быть, и для сегодняшних Соединенных Штатов, которые тоже ворочают бумажными деньгами и кредитом до опасного предела. По крайней мере именно это подсказывает рассмотрение кризисов, которые в Амстердаме следовали один за другим на протяжении второй половины XVIII в.

_{ГОЛЛАНДСКИЕ КАПИТАЛЫ В 1782 г.}