ИТАЛИЯ

Кто бы мог предположить, что блестящая эпоха Ренессанса в Италии сменится периодом феодальной реакции? Однако случилось именно так.

Авторы «Истории Италии» (Москва, Издательство «Наука», 1970) датируют начало упадка второй половиной XV века, XVIII же столетие стало периодом наиболее глубокого кризиса.

Это не было случайностью, а явилось неизбежным результатом целого ряда неблагоприятных внутренних и внешних факторов, как экономических, так и политических.

Отсутствие единого внутреннего рынка Италии, неравномерность экономического развития районов, политическая раздробленность оказали пагубное влияние на всю дальнейшую судьбу страны.

Однако та же «История Италии» оговаривается, что это время отнюдь не является периодом сплошного упадка и отличается крайне противоречивыми тенденциями.

В XVI веке ослабление экономики, упадок политической жизни и усиление реакции еще не доминируют. Признаки упадка сочетаются с дальнешим развитием экономики и ожесточенным сопротивлением реакции во всех сферах общественной, политической и идеологической жизни.

Даже в XVII веке Италия еще поражала Европу своим богатством, красотой городов, роскошью дворцов, обилием

памятников искусства. Многочисленные путешественники, наводнявшие Италию, были восхищены. Однако многим из них невдомек было, что все это лишь отблеск прежнего величия.

Во время экономического подъема Англии и Нидерландов Италию уже никто не брал в расчет. С.Д.Сказкин, один из авторов «Истории Италии» называет XVIII век в Италии периодом наиболее глубокого упадка страны и в то же время началом нового подъема.

Феодальные отношения разлагаются, вновь зарождаются капиталистические, феодальная аристократия хиреет, а буржуазия начинает набирать новые силы. Споры вокруг оценки XVIII века остаются актуальными и по сей день.

Концепция, прочно устоявшаяся в довоенной историографии, видела в XVIII веке предвосхищение национального единства и политической свободы. Однако затем ученым не раз пришлось усомниться в состоятельности этой концепции.

Наибольшие споры вызывает вопрос о том, когда именно после упадка начался новый подъем. С.Романо и Э.Серени указывают на оживление экономической жизни уже во второй половине XVII века. Дж.Канделоро относит эти явления ко всему XVIII веку. Г.Куацца считает первую половину XVIII века эпилогом упадка.

«По крайней мере вплоть до второй половины XVII века новые силы и новые формы не выступают в той необходимой степени, чтобы можно было говорить о всеобщем движении, которое охватывает не тот или иной территориальный или производственный сектор, но все итальянское общество», — так заявляет П.Виллани в своей работе «Аграрный капитализм в Италии». И, видимо, с этим мнением нам придется согласиться.

ПОЛИТИЧЕСКАЯ СИТУАЦИЯ

Италия утратила свое торговое первенство в Европе еще задолго до XVIII века. Во Флоренции, Венеции, Милане, которые были самыми крупными промышленными центрами, происходило резкое сокращение промышленной и финансовой деятельности.

Со второй половины XVII века Италия оставалась ареной ожесточенных сражений итальянских государей и иноземных захватчиков. В 1701 году началась война за испанское наследство между Францией и Испанией, с одной стороны, и Австрией, Англией и другими государствами, с другой.

В результате поражения Испании и окончания ее владычества в Италии Миланское и Мантуанское герцогства, а также Неаполитанское королевство, бывшие испанские владения в Тоскане и остров Сардиния перешли в руки Австрии.

Лишь только Савойскому герцогству удалось что-то получить от этой войны. Савойя присоединила к себе Мон-феррат, Сицилию и ряд других земель, а герцог Савойи Виктор Амадей получил королевскую корону.

Австрийские Габсбурги, владея торговыми путями северной Италии и портами южной, хозяйничали на полуострове. Несмотря на то, что непосредственно они владели лишь частью Италии, Габсбургам удавалось контролировать весь Апеннинский полуостров.

Однако Испания, не желавшая мириться с потерями, вскоре возобновила военные действия. Уже в 1717 году ис-напцы захвати ли остров Сардинию, в следующем году пала Сицилия.

Несмотря на то, что испанцы потерпели поражение, политическая карта Италии была вновь перекроена. Неаполитанское королевство, согласно Гаагскому мирному договору (1720) присоединило к себе Сицилию.. Сардиния отошла к Савойе, однако, испанские Бурбоны упорно не желали примириться с таким положением дел.

Войны между Бурбонами и Габсбургами, то затихая, то разгораясь, шли на территории Италии почти беспрерывно вплоть до 1748 года.

В 1733 году разгорелась война за польское наследство. Сардинское королевство (так теперь называлась Савойя) в результате ловких дипломатических ходов сумело сделать кое-какие территориальные приобретения. Неаполитанское королевство и Сицилия перешли к Карлу Бурбонскорму, сыну испанского короля. Австрии достались Парма и Пьяченца.

В Венском мирном договоре также оговаривалось, что после смерти последнего представителя династии Медичи Тосканское великое герцогство перейдет герцогу Лотарингскому, супругу Марии-Терезии австрийской.

Последний Медичи умер в 1737 году, а Мария-Терезия в 1740 году стала императрицей.

Следующей войной, которая прошлась огненным катком по Италии, была война за австрийское наследство (1740 — 1748 гг.). Воюющие стороны распределились теперь следующим образом: императрица Мария-Терезия вкупе с Англией и Россией против Франции, Испании, Пруссии и ряда немецких княжеств. Сардиния сначала выступала против императрицы, затем переменила фронт.

Пьемонт, Парма, Пьяченца и Миланское герцогство сильно пострадали во время этой войны* В 1748 году был подписан Аахенский мирный договор.

Испанским Бурбонам лишь частично удалось вернуть себе былое влияние в Италии. Королевство обеих Сицилий, включающее Неаполь и непосредственно Сицилию, было восстановлено. Во главе его встал Карл III, сын испанского короля Филиппа V, отказавшегося от своих прав на испанский престол.

Один из членов Габсбургского дома занял тосканский престол, Ломбардия также вошла в состав австрийских владений.

Италия потеряла Парму и Пьяченцу, территория Миланского герцогства была урезана за счет владений коро-левс.тва Сардинии, восточные границы Сардинского королевства теперь доходили до реки Тичино.

В Италии наступила полоса относительного затишья. В 1738 и 1755 годах вспыхнули восстания на Корсике против генуэзского господства.

В то время как внешняя политика Италии оставалась весьма пассивной, и великие державы по своему усмотрению кроили и перекраивали границы ее государств, Сардинскому королевству удавалось проводить самостоятельную политику. Откровенная зависимость дипломатии сардинцев от перевесов той или иной из воюющих сторон стала притчей во язы-цех. Нимало не смущаясь этим, Сардиния умела каждый раз оказываться в лагере победителя, извлекая из этого немаловажные выгоды.

Однако Дж.Канделоро подчеркивает, что успехи Сардинского королевства зависели не только и даже не столько от политики его правителей, сколько от того, что Франция и Австрия, заинтересованные в существовании этого буферного государства, заботились главным образом о том, чтобы оно не попало в руки противника. Одновременно они следили также и за тем, чтобы Сардинское королевство не стало чересчур сильным.

Однако народные массы не отличались такой пассивностью, которой славились итальянские правители. Наиболее наглядно об этом свидетельствуют восстание генуэзцев против австрийских оккупантов в 1746 году, когда в ходе войны за австрийское наследство войско императрицы подступило к Генуе.

Городские ворота открылись перед австрийцами, местные патрициат и правительство не решились оказать серьезного сопротивления. Генуэзцы сполна ощутили на себе тяжелый налоговый гнет, грабежи и издевательства австрийцев.

Как гласит предание, сигнал к восстанию подал 12-летний мальчик Валила, который бросил камень в австрийского офицера. На помощь Балиле сбежались горожане, и вскоре город покрылся баррикадами.

Городские власти поспешили отгородиться от восстания, послав депутатов к австрийскому командованию, однако это ничего не решило, восставшим удалось захватить городской оружейный арсенал. Затем к генуэзцам присоединились окрестные крестьяне, и спустя неделю австрийцы были изгнаны из Генуи.

Австрийское войско предприняло непродолжительную осаду, однако, опасаясь нападения расположенных в Провансе франко-испанских войск, сочло за лучшее отступить.

Но праздник в Генуе длился недолго. Всего несколько дней существовало сформированное в дни восстания временное правительство, а затем его место заняли дож и патрицианский сенат.

Полвека на территории Италии не прекращались войны. Однако при детальном анализе событий становится очевидным, что даже это тяжелое время принесло какие-то хорошие плоды.

Испанское владычество было ликвидировано, и несмотря на замену Бурбонов Габсбургами, австрийское господство распространялось только на небольшую Австрийскую Ломбардию, вся же остальная Италия оставалась лишь под контролем австрийцев, конечно, испытывая на себе влияние Габсбургов, но не более того.

Как показало время, австрийские правители проявили несколько больше понимания конкретных условий итальянской действительности, нежели испанские.

Также стоит вспомнить о том, что по окончании полувекового периода непрекращающихся войн окрепло и усилилось Сардинское королевство, самостоятельное итальянское государство.

Грамши писал, что «Период с 1748 по 1815 год имел огромное значение для подготовки объединения или, точнее, для развития элементов, которые должны были привести к объединению».

СЕЛЬСКОЕ ХОЗЯЙСТВО

Если же взглянуть на период с 1701 по 1748 год с точки зрения экономики, то здесь мы видим глубочайший упадок. Промышленность и сельское хозяйство были разорены. Теперь было трудо поверить в то, что раннекапиталистические отношения зародились именно в итальянских городах.

В середине XVIII столетия Италия представляла собой аграрную страну. Земля в основном принадлежала дворянам и духовенству. Их владения в северной Италии охватывали около 2/3 всех обрабатываемых земель, в центральной и южной — до 9/10. Некоторые южные латифундии были столь велики, что путешественнику требовалось более двух дней, чтобы их объехать.

Размеры поместий в Папском государстве доходили до 20 тыс. гектаров. Ни одна из передовых технологий не применялась на землях Италии.

Владения итальянского юга, Сицилии и Папского государства принадлежали крупным арендаторам, которые рассчитывали добиться увеличения прибыли не применением новых методов обработки земли и не изменениями существовавших здесь типично феодальных производственных отношений, а лишь более интенсивной эксплуатацией крестьян.

С.Д.Сказкин в «Истории Италии» свидетельствует о том, что в Папском государстве, к примеру, арендаторы брали с крестьян до 2/3 и даже до 3/4 урожая. Отмечается отсутствие интереса землевладельцев к сельскому хозяйству, их полный абсентеизм, хищническое отношение к земле со стороны арендаторов, заинтересованных лишь в быстрой и легкой наживе.

По мнению некоторых ученых, южная Италия до сих пор не может оправиться от упадка, в который она оказалась ввергнутой в XVIII столетии.

Характерной чертой сельского хозяйства южан были примитивные орудия труда и устарелые методы работы, застой производственных отношений и крайне низкая продуктивность.

Француз де Бросс, посетивший окрестности Рима в это время, писал: «Знаете ли вы, что собой представляет знаменитая Кампанья? Это огромная масса бесконечных неплодородных и необработанных холмиков, без единой живой души, печальных и до невероятности страшных. Нельзя себе представить ничего более отталкивающего».

Дворянские земли обычно сдавались мелкими участками в аренду испольщикам (в южных провинциях испольщина не была изжита вплоть до последнего времени).

Испольщики находились в полной зависимости от своих сеньоров. Они должны были не только отдавать землевладельцу в уплату за аренду большую часть урожая, но и работать на его полях и нести множество феодальных повинностей.

Поборы, которые взимались с крестьян, были самые разнообразные, в их число входили поборы за право держать кур, свиней, за право убоя Скота, даже за право вынести мусор из своего жилища.

В свою очередь, права рыбной ловли, охоты, солеварения, использования воды из рек и горных потоков для

орошения полей принадлежали только сеньору.

До 1759 года на крестьянах южной Италии ярмом висело обязательство продавать урожай только сеньору. Приступить к уборке своего урожая они могли не раньше, чем уберут хлеб на полях сеньора.

По мнению некоторых исследователей, число поборов, повинностей, налогов, лежавших на крестьянах южной Италии, исчислялось несколькими сотнями. В Тоскане в середине века лишь 1/20 часть испольщиков могла существовать за счет плодов своего труда.

А вот как характеризовал ломбардских крестьян итальянский просветитель Пьетро Верри: «Несчастный крестьянин, босоногий, в одних отрепьях, питается лишь хлебом из ржи и проса, никогда не пьет вина, крайне редко видит мясо. Солома — его постель, жалкая лачуга — его дом. Убога его жизнь, тяжела его работа, он трудится до изнеможения всю жизнь, без надежды когда-либо ее улучшить».

В некоторых местностях Королевства обеих Сицилий и Тосканы сохранились остатки крепостной зависимости. Здесь имелись категории крестьян, прикрепленных к земле и караемых за попытку бегства от сеньора пожизенным тюремным заключением.

Впрочем и в других областях, где крестьяне считались свободными людьми, землевладельцы сохраняли немало феодальных прав на личность крестьянина. В Неаполитанском королевстве около 80% сельских общин подчинялись частной юрисдикции. Бароны Сицилии вершили суд при помощи своих частных военных отрядов, состоявших нередко из преступников.

Крестьянам приходилось покидать деревни, уходить в города, чтобы попытаться хоть как-то улучшить свою жизнь. Однако в лучшем случае им удавалось устроиться у крупных арендаторов в качестве дешевой рабочей силы.

Неудивительно, что бандитские шайки, которые продолжали существовать на юге и в Папском государстве, постоянно пополнялись за счет крестьян. В Пьемонте нередко вспыхивали стихийные волнения среди батраков, испольщиков и мелких арендаторов.

В Савойе в середине XVII века несколько лет продолжалась религиозная крестьянская война. В 70-х годах XVII столетия вспыхнуло большое восстание в Сицилии.

Торгово-промышленная деятельность в Италии замерла.

С.Д.Сказкин и другие авторы «Истории Италии» приводят следующие цифры: «Из пяти предприятий сукно-дельческой промышленности, существовавших в Милане в 1682 году, два закрылись в 1714 году, а три остальных давали лишь очень незначительную продукцию. Из 744 ткацких станков, действовавших в 1722 году в шелковой промышленности Милана, в 1738 году остались всего 340. Исчезло сукноделие в Комо, а флорентийское шел-коделие середины XVIII века могло обеспечить работой не более тысячи человек».

Отсутствие капиталов, деловой активности, инициативы, строгие цеховые нормы, государственная регламентация мешали техническому прогрессу и лишали Италию возможности конкурировать с далеко опередившими ее соседними странами.

Упадок торговли усугублялся бесконечным количеством таможенных преград. Около 367 таможенных застав существовало в одном только небольшом Неаполитанском королевстве.

В итальянских государствах не существовало единой системы денег, мер и весов, что не только препятствовало складыванию единого внутреннего рынка, но и мешало дальнейшему укреплению региональных рынков.

В этих условиях итальянские государства при всем своем желании не могли использовать преимущества выгодного географического положения на путях торговли северной и центральной Европы с Левантом.

Основным препятствием к этому служили турецкие и берберийские пираты, которые хозяйничали на Средиземном море, захватывая торговые суда и грабя прибрежные селения. Однако, кроме турецких пиратов, существовали также торговые английские и голландские фирмы, которые без труда вытеснили итальянцев с рынков восточного Средиземноморья.

Разношерстность стандартов, которая тормозила итальянскую торговлю, сказалась и на промышленности. Бесчисленные статуты регламентировали качество, стандарт и процесс производства товаров. Цеховые корпорации тормозили технический прогресс.

Промышленность Италии скатилась до уровня ремесленного производства, которое было в силах обеспечивать

всего лишь местные нужды. Однако и ремесло находилось в упадке. Лишь те отрасли, которые производили изделия роскоши, были обеспечены покупателями из среды придворной знати и духовенства.

СОСЛОВИЯ

Количество нищих в итальянских городах напоминало о временах упадка Римской империи. Они заполняли улицы и площади, ожидая милостыни, раздачи хлеба, пышных зрелищ.

Де Бросс так описывал неапольских нищих: «Эти «ла-царелли» не имеют жилья, проводят целые дни на улицах в бездействии и живут с милостыней, раздаваемых монастырями. День за днем лестницы и вся площадь Монте Оли-вето ими заполнены так, что пройти нельзя».

Рим, Венеция, Неаполь по числу жителей не уступали другим крупным городам Европы, однако, они представляли удивительное зрелище благодаря огромной пестрой массе людей без определенной профессии, люмпенов и безработных.

Мелкие ремесленники составляли основную производительную часть городов. Участь их была незавидна, так как, кроме иностранных промышенных изделий, составлявших им конкуренцию, мелкие ремесленники испытывали давление со стороны немногочисленных привилегированных мастеров.

В то же время итальянской аристократии жилось совсем неплохо. По иронии истории, именно на родине Ренессанса продолжали практически в неприкосновенности сохраняться многие сословные перегородки, которые проявлялись, как в правах, так в одежде и нравах.

Привилегированные сословия были практически полностью освобождены от всяких обязанностей по отношению к государству, что позволило им тратить огромные состояния на роскошную одежду и пышные празднества.

В некоторых итальянских государствах для дворян существовали особые суды и особые законы. В других судьям прямо предписывалось при определении наказания учитывать сословную принадлежность обвиняемого.

Высшие государственные посты и высшие должности в армии могли занимать только дворяне. Однако авторы «Истории Италии» призывают не игнорировать местные различия и не ставить знак равенства между грубыми, развязными, спесивыми, зачастую умственно ограниченными сицилийскими баронами и, скажем, генуэзскими вельможами, которые, в известной мере, продолжали заниматься финансовой и торговой деятельностью.

Некоторая деловая активность встречалась изредка и среди ломбардской, пьемонтской и тосканской аристократии. Финансисты, откупщики налогов, чиновники, торговцы, судьи, адвокаты составляли средний слой городского населения.

В условиях экономического упадка им не приходилось думать о чем-либо ином, кроме вложения капитала в землю, чтобы таким образом сблизиться с дворянством, а также о сбыте сельскохозяйственной продукции.

И хотя С.Д.Сказкин утверждает, что они своей деятельностью обслуживали господствующий класс и сущес.твущие порядки, не имея ни определенного классового самосознания, ни ярко выраженного политического лица, однако, приходится признать, что поведенческие мотивы среднего сословия были продиктованы только необходимостью выжить в это нелегкое время.

«История Италии» отмечает наличие некоторых буржуазных элементов в самом зачаточном виде на севере Италии, в Ломбардии, Тоскане, Пьемонте.

Здесь также отмечается некоторое оживление интеллектуальной жизни. «Экономическая речь» тосканца Саллустио Бандини, написанная в 1737 году, как бы предвещает требование просветителей второй половины века.

Наиболее влиятельным сословием Италии оставалось духовенство, пользующееся покровительством Римского папы. Армия священников, монахов, иезуитов по своей численности могла сравниться лишь с огромной армией нищих.

Монтескье, посетивший Италию, писал, что здесь достаточно повернуть голову, чтобы увидеть священника или монаха.

В Тоскане доходы духовенства превышали доходы государства в 4 раза. В Папской области духовенству принадлежала вся полнота власти. В других государствах Италии оно нередко держало в своих руках тайные нити управления.

Однако дифференциация в среде духовного сословия была очень глубока: в то время как прелаты соревновались в богатстве и влиянии с крупнейшими светскими феодалами, бедные сельские священники по своему образу жизни мало чем отличались от крестьян. В то же время часть городского клира сближалась с нарождающейся итальянской буржуазией.

ПОЛИТИЧЕСКИЙ КРИЗИС

Круг лиц, имевших право и возможность участвовать в политической жизни Италии, неумолимо сужался. Политика служила интересам узкого круга и аристократии.

Характерными чертами всех итальянских государств были коррупция, казнокрадство и финансовые неурядицы. В 1737 году государственный долг в Тоскане достиг 14 млн. скудий, в Венеции он вырос с 7,5 млн. дукатов в 1715 году до 71 млн. в 1740 году.

Вследствие частой смены пап и их фаворитов, сильный упадок прережило и Папское государство.

Нельзя сказать, что в итальянских государствах не делалось никаких попыток к проведению реформ. С.Д.Сказкин свидетельствует о том, что в Неаполитанском государстве делались отдельные нерешительные попытки ограничить привилегии церкви, в Ломабардии и Пьемонте пытались упорядочить налоговое хозяйство, в Тоскане — ослабить ограничения внутренней торговли, однако, ни одна из этих попыток не ознаменовалась успехом.

РАЗВИТИЕ КАПИТАЛИЗМА ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XVIII ВЕКА

Во второй половине XVIII века Италия понемногу стала приходить в себя после длительного периода войн. Несмотря на то, что социальная напряженность не затихает, экономика и культура страны начинает возрождаться.

Именно в это время растет спрос на сельскохозяйственную продукцию и полуфабрикаты за границей, что дает хороший шанс для сельского хозяйства Италии. Деревни и города, прежде обезлюдевшие, оживают, доход землевладельцев возрастает, увеличивается население страны.

Такие историки, как Дж.Канделоро, Р.Виллари, Г.Ку-ацца все-таки видят решающее значение в хозяйственной жизни Италии именно в фактах роста цен на сельскохозяйственную продукцию.

Однако дело все-таки не только в конъюнктуре цен. Не следует забывать о том, что масса разоренного сельского и городского населения представляла емкий рынок рабочей силы, а правительственные реформы, хоть и несмелые и непоследовательные, создавали какой-то минимум благоприятных условий для экономического развития.

Промышленность южной Италии все еще сохраняла свой ремесленный и деревенский характер, однако, значительный подъем наметился в северной и средней Италии. Число ремесленников в городах и селах росло, возродилась специализация отдельных районов в производстве тканей, металлических изделий, бумаги, стекла и тому подобное.

В 1785 году в Милане было 1384 шелкокрутильни, а в 1790 году уже 1820. Количество шелкоткацких станков во второй половине века утроилось, а в Комо их стало вдвое больше.

В 1791 году в Милане действовали сорок предприятий шелковой, 15 — шерстяной промышленности, 27 предприятий по изготовлению бумаги.

Комо вновь становился важным центром по производству шерстяных тканей. Креп, вуаль и другие специальные шелковые ткани производили крупные предприятия в Болонье. Льняные, хлопчатобумажные и шерстяные ткани вырабатывались в городах Венецианского государства. В Генуе расширилось судостроение. К концу XVIII века в северной Италии насчитывалось уже до нескольких десятков централизованных мануфактур.

По утверждению С.Д.Сказкина, наибольших успехов достигла промышленность в Австрийской Ломбардии, от нее еще сильно отставал Пьемонт, хотя и там расширилось капиталистическое производство.

Некоторые сдвиги имели место в Венето и Эмилии. В Ломбардии, Пьемонте и Тоскане изменилась организация промышленного производства: преобладающей формой, особенно в текстильной промышленности, стала «рассеянная мануфактура». Растет число мануфактур в керамическом, бумагоделательном, металлургическом производствах.

Основу рабочей силы в деревнях составляли женщины и подростки. Городские предприятия наводнили разорившиеся ремесленники.

На пьемонтских шелкопрядильнях работали по 70, 100, иногда и по 120 рабочих. В Милане, который выгодно расположился на скрещении торговых путей и издавна являлся крупным торговым и ремесленным центром страны, капиталистические предприятия достигали еще больших размеров. Там иод одной крышей работало до 300 и даже 400 человек. Вокруг предприятия группировалось множество надомников, которые выполняли отдельные операции. В предместьях Флоренции работала фарфоровая мануфактура, на которой было занято несколько сот рабочих.

Некоторые итальянские государи, такие как, например, Карл-Эммануил I, поощряли создание крупных мануфаткур. В 1752 году в Турине под покровительством Карла было образовано Пьемонтское королевское общество для производства и торговли шелком.

Капитал королевского общества был по тем временам довольно внушительным и составлял 600 тыс. лир.

Однако далеко не все итальянские города и государства процветали. В Венеции, например, продолжался экономический упадок. Если в начале века ее шерстяная промышленность давала около 2 тыс. кусков в год, то в 1782 году продукция сократилась до 600 кусков. Производство шелковых тканей в течение XVIII века сократилось с 18 тыс. до 1200 кусков в год.

Если ранее в Венеции процветали предприятия, специализировавшиеся на выпуске головных уборов, то в 1780 году осталось всего 8 таких мастерских, да и те еле сводили концы с концами.

Развитие крупной промышленности, несмотря на какое-то минимальное содействие государей, тормозилось сохранявшейся системой внутренних таможенных пошлин и правительственной регламентацией.

Потому, например, в Папском государстве еще в конце XVIII века около полумиллиона человек содержалось за счет благотворительности, в то время как общее население составляло 2 млн. 300 тыс. человек.

В Неаполитанском королевстве, если не считать того, что здесь появилось несколько государственных текстильных мануфактур, по большому счету ничего не изменилось. В Тоскане в выгодную сторону выделялся, пожалуй, только порт Ливорно, где росла предприимчивая и энергичная буржуазия. Островком предприимчивости была и Флоренция с ее фарфоровой мануфактурой, процветавшей день ото дня.

В итальянских странах по-прежнему существовала традиционная стуктура производства в виде смешанных или централизованных мануфактур. Машин фабричного производства Италия еще не знала.

Изменения в деревне были более заметны. Капитал успевших обогатиться буржуа и дворян устремился в сельское хозяйство. Несмотря на то, что в Италии все еще действовали законы о майорате, о неотчуждаемости дворянских поместий и многие другие феодальные ограничения, предприниматели находили выход из создавшегося положения и, как правило, становились крупными арендаторами.

В южной Италии, где уклад еще был в значительной мере нетронут, и сельское хозяйство носило в основном натуральный характер, горожане-арендаторы превращались в посредников между феодалом и крестьянами, которым они сдавали от себя арендованные у владельцев поместья земли.

Мы уже упоминали выше, что появление арендаторов на юге полуострова не изменило феодального характера сельского хозяйства и только ухудшило положение крестьян, которым приходилось кормить теперь еще и посредника.

Ближе к северу итальянская деревня изменилась куда более сильно. Там проводилась распашка целинных земель, вырубка лесов, мелиоративные работы. Делались попытки более рационально использовать землю при помощи введения непрерывного севооборота, основанного на многопольной системе.

Стремление к агротехническим нововведениям становится все более и более заметно среди крупных землевладельцев и буржуазных арендаторов севера. Именно в это время возникают сельскохозяйственные академии, стремящиеся внедрить в Италии последние новинки агротехники. На некоторых капиталистических фермах внедряются усовершенствованные сельскохозяйственные орудия.

Артур Юнг, которому довелось побывать в Италии в 90-х годах XVIII столетия, одобрительно отзывался об ирригационных сооружениях Ломбардии и прекрасно обработанных полях Пьемонта.

В Пьемонте, Ломбардии и Тоскане методически осушаются болота, проводятся ирригационные работы, расширяются посевные площади. Распашка пустовавших земель северной Италии приобретает особенно широкие размеры.

По свидетельству итальянского исторка Р.Виллари, в долине реки По происходила подлинная революция в агротехнике. Особое внимание стали уделять цивилизации культур и приведению качества продукции в соответствие с требованиями рынка, благодаря чему росла сельскохозяйственная продукция.

Шелковица получила более широкое распространение в Пьемонте, Ломбардии, Венето. Не случайно 2/3 экспорта Венето составлял шелк. В Ломбардской долине интенсивно разводили скот. В 1753 году там насчитывалось 20876 коров, а в 1782 году — уже 40239. Это способствовало развитию сыроваренной промышленности, продукция которой впоследствии стала важной статьей экспорта.

Широкая распашка пустовавших ранее земель продолжалась и в Венето, в области, которая ранее специализировалась на культивировании кукурузы. В деревнях Эмилии шло наступление на болота и интенсификация зерновых культур на почве мелиоративных работ.

На вторую половину XVIII века приходится неслыханный взлет спроса на оливковое масло. Неаполитанское королевство, специализировавшееся на разведении олив, сумело извлечь из этого значительную выгоду. Также в королевстве возросло производство шелка и вина.

В то же время вместе с подъемом сельского хозяйства началось наступление на общинные земли и административную организацию сельских коммун. Сельские буржуа и дворяне проводили огораживание частных землевладений.

Долина По, лидер в аграрном секторе, более других почувствовала на себе эти изменения. Там господствующего положения достиг крупный капиталистический предприниматель. Исчезала испольщина, а испольщики превращались в сельскохозяйственных рабочих.

Мы уже упоминали, что именно здесь даже в период наиболее глубокого экономического упадка рыночные связи оставались довольно прочными. В других же областях Италии дело обстояло несколько иначе. Испольная форма ренты в Тоскане и большей части северной Италии еще больше упрочилась. Крупная земельная собственность, находившаяся в руках дворянства и буржуазии, расширялась за счет общинных и крестьянских земель, утверждая экстенсивное развитие аграрного сектора.

В Папском государстве, в Сицилии, Сардинии и в части Неаполитанского королевства сохранялось еще много необработанных земель, паровое поле, экстенсивное зерновое хозяйство.

Феодальные латифундии, феодальная юрисдикция господствовали вплоть до начала XIX века. Наемная рабочая сила была весьма немногочисленна. Между крестьянином и рынком стояло множество посредников, так что, несмотря даже на отдельные «островки невезения» на севере Италии, различия между севером и югом полуострова становятся все более и более глубокими.

Что же касается внешней торговли, то в связи с возросшим вывозом шелка, шелковой пряжи, вина, масла и других сельскохозяйственных продуктов через порты Ливорно, Генуи и южной Италии кризис в этом секторе хозяйства постепенно отступал.

Неуклонно росла численность рабочих. «История Италии» приводит следующие цифры: в 1725 — 1730 гг. на 126 шелкокрутильнях Пьемонта трудилось 7108 рабочих, а в 1787 году на 272 крутильнях 16143 рабочих.

На одном лишь предприятии по изготовлению шерстяных тканей в Милане в 1786 году было занято 500 городских рабочих и 2000 деревенских жителей.

Однако, несмотря на такие'внушительные для того времени цифры, в городах царила безработица, так как рост мануфактур отставал от темпов обезземеливания крестьян. Зажиточными фермерами могли стать очень немногие. Основная масса крестьян постепенно становилась батраками или уходила в города, обеспечивая таким образом избыток рабочей силы.

Цены росли, заработная плата оставалась на прежнем уровне, нищета в городах усиливалась. Увеличился поток эмигрантов во Францию и Швейцарию.

В то же время большая часть феодальной верхушки продолжала жить прежними доходами, сохраняя в полной мере привычный образ жизни. Другая же часть, значительно меньшая и главным образом на севере, подвергалась постепенному обуржуазиванию. Рост буржуазии происходил преимущественно в деревне северных районов Италии.

Наиболее благополучным было положение испольщиков Тосканы. По крайней мере, так утверждал Артур Юнг, наблюдавший жизнь крестьян в разных областях Италии.

Тосканские испольщики питались пшеничным хлебом, пили молодое вино, а раз в неделю ели мясо. Однако в Ломбардии крестьяне питались кукурузой и считали себя счастливыми, когда у них был хлеб.

В южной Италии, а также в Сардинии и Сицилии в деревнях варили похлебку из диких трав и, чтобы не платить сеньору за помол, ели вместо хлеба подсушенные на очаге зерна. Крестьянам приходилось ютиться вместе со своим скотом в продымленных, темных лачугах. Поставить в своей хижине загородку, которая отделяла бы людей от скота, могли позволить себе лишь самые богатые.

«В Сардинии, — писал Юнг, — есть несчастное крестьянское племя, которое живет в хижинах без очага и с дырою для выхода дыма вместо трубы».

Мало отличались от беднейшего крестьянства по своему жизненному уровню и рабочие.

В середине XVIII века разразился кризис в шелковой промышленности в Пьемонте. И в 1787 году число безработных в этой отрасли промышленности достигло вместе с семьями 62 тыс. человек.

В 1764 году в южной Италии был плохой урожай, цены на зерно поднялись резко в несколько раз. Беднейшим слоям населения приходилось питаться одной травой. В этот год во многих городах и местечках Королевства обеих Сици-лий городская и сельская беднота громила хлебные лавки и амбары.

Как правило, такие стихийные бунты каждый раз возникали в год недорода. С периодичностью в несколько лет то одно, то другое итальянское государство постигал неурожай. В деревнях ели кору деревьев, улицы городов заполнялись толпами беженцев из голодающих провинций.

Середина 70-х годов была отмечена голодными бунтами в Пьемонте и Палермо. Восставшим удалось захватить тюрьму и разоружить городской гарнизон.

Вице-король, в чей дворец восставшие ворвались в криком «Смерть!», был на волосок от гибели, и только заступничество местного епископа сохранило ему жизнь.

В 1766 году голодные бунты вспыхнули в Тоскане, в 1771 году — среди населения Венецианских провинций.

Ранее стихийные бунты прокатились по Сардинии и Калабрии.

Для феодальной верхушки итальянских государств стало, наконец, ясно, что если не попытаться что-то изменить в своей политике, страну захлестнет волна беспорядков. Кроме того, к изменениям в политике толкали трудности в финансовой и административной сфере, а также желание аристократии предотвратить возникновение буржуазной оппозиции.

Реформы были необходимы. Было бы смешно утверждать, что итальянские государи стремились внести коренные изменения в существующий общественно-политический строй.

Стремление их было куда скромнее — сохранить, укрепить и обезопасить свое положение.

Самой отсталой частью Италии, как отмечалось уже выше, была Папская область.

Внешняя пышность богослужения и ослепительная роскошь князей церкви находились в резком контрасте с общим глубоким экономическим и культурным упадком. Это крохотное государство было отсталым даже по невысоким итальянским меркам. Времена политического влияния Папской области давно ушли в прошлое.

Государство являлось центром папской реакции и международных интриг. Элементарные предпосылки для развития промышленности и торговли здесь начисто отсутствовали.

На другом полюсе развития находились Пьемонт и Венеция. Ловкая политика пьемонтских герцогов позволила согласно Утрехтскому и Раштаттскому трактатам 1713 — 1714 годов герцогу Виктору Амедею II получить Сицилию с титулом короля.

Уступив впоследствии Сицилию австрийцам, Амедей II взамен получил Сардинию и сумел сохранить королевский титул.

На протяжении веков самыми богатыми и могущественными торговыми республиками Италии оставались Венеция и Генуя.

Однако их политическое устройство, бывшее прогрессивным в средние века и в эпоху Ренессанса, в восемнадцатом веке представляло собой некую историческую окаменелость. Торговля и промышленность Венеции и Генуи испытывали все больший и больший спад.

Торговый флот Генуэзской республики бездействовал и правительство вынуждено было сдавать его в аренду предприимчивым иностранцам.

Куда больший простор для предпринимательской деятельности, открывался в Милане, Неаполе и Турине, куда постепенно переселялись генуэзские купцы. Согласно По-жаревацкому договору 1718 года Венеция уступила туркам почти все свои владения на Балканском полуострове. Ее былая слава «царицы морей» безвозвратно закатилась. Испанские, австрийские, французские войска безнаказанно топтали земли Венеции в последующие десятилетия.

Самым позорным было то, что Венеция, имевшая некогда обширный пиратский флот, теперь покорно платила дань североафриканским пиратам. Несмотря на то, что город жил лихорадочной и внешне блестящей жизнью, а венецианские балы поражали своей роскошью, все это были лишь последние отблески угасающего огня. Венецианские патриции растрачивали нажитые их отцами и дедами капиталы.

Бывшая некогда промышленным и культурным центром средней Италии Флоренция также находилась в глубоком упадке. Великое герцогство Тосканское являлось одним из самых крупных государств на Апеннинах, и хотя Флоренция оставалась столицей этого крупного государственного формирования, это ее не спасало.

В 1735 году, согласно договору Франции и Австрии, Тоскана была передана во владение герцогу Францу Лотарингскому, мужу Марии Терезии, кандидату на трон Священной Римской империи. С 1738 года Франц правил герцогством через своих наместников.

Управление Тосканой ограничивалось функцией выколачивания денег и пересылки их в столицу Австрии. Австрийская солдатня, которая воспринимала герцогство Тосканское как одну из Австрийских провинций, сумела вконец разорить эту некогда цветущую область.

Политическое положение Ломбардии (бывшее герцогство Миланское) с середины семнадцатого века также представляло собой печальную картину. Войны первой половины семнадцатого столетия разорили ее. Парма и Пьяченца были отданы в качестве особого герцогства одной из ветвей дома испанских Бурбонов, часть земель на западе Ломбардии отошла к Пьемонту. Управление Ломбардии осуществлялось австрийскими губернаторами.

Итак, необходимость реформ созрела. Академик С.Сказ-кин в «Истории Италии» утверждает, что наиболее актуальной в то время для Италии являлась финансовые проблема и первые реформы были направлены в первую очередь на ее разрешение.

Показательно, что политический кризис заставил первые реформы в Ломбардии провести Марию Терезию и ее сына Иосифа И, которые встали перед необходимостью упрочить свое господство и централизовать власть.

Первой и наиболее важной была налоговая реформа. На основе нового обмера было оценено все недвижимое имущество, независимо от сословной принадлежности ее вла-

дельцев. Это позволило равномерно распределить налоги и ликвидировать всякие изъятия.

Государство также выкупило внутренние таможенные, дорожные и мостовые пошлины и другие косвенные налоги, прежде принадлежавшие частным лицам. Правительством был закрыт ряд монастырей и религиозных орденов. Инквизиция, которая еще вовсю свирепствовала в XVIII веке и сжигала еретиков, была упразднена.

Была упразднена также церковная цензура, а духовные лица — подчинены духовному суду, что нанесло серьезный удар по церковным привилегиям, противоречащим финансовым интересам короны.

Были отменены многие ограничения внутренней и внешней торговли.

Стремясь централизовать управление государством, правительство провело целый ряд административных реформ. Как это нечасто случается, реформы привели не только к увеличению денежных поступлений в казну, но также способствовали оживлению торговли, свободной купли и продажи земельных владений и, вместе с тем, их переходу в руки новых буржуазных собственников.

Ни Мария Терезйя, ни Иосиф II не ставили для себя цели как-то расшатывать основы феодального строя. И все же реформы открывали более широкие возможности для капиталистического развития.

Почва для будущих преобразований, таким образом, была подготовлена. Одним из самых последовательных реформаторов стал тосканский великий герцог Петр Леопольд, правивший в Тоскании с 1765 по 1790 год.

Он был способным политиком и прекрасно понимал необходимость финансовых, административных и других реформ ради упрочения своей власти и господства дворян. Он ввел свободную торговлю хлебом и другими сельскохозяйственными продуктами. Ликвидировал цеховую систему, отменил внутренние таможенные пошлины, тем самым, мобилизовав деловую активность тасканцев.

Ограничив право «мертвой руки» духовенства, Петр Леопольд содействовал свободной продаже и покупке недвижимого имущества.

Тосканскому правителю удалось добится более равномерного распределения налогов и частично уничтожить налоговые привилегии.

Однако характерно то, что налоговые реформы так и не были доведены до конца. Отсутствие поддержки со стороны дворян и нерешительность самого великого герцога стали причиной провала проекта конституции.

В качестве наиболее показательного примера академик Сказкин приводит другое мероприятие Петра Леопольда: разделив земельные владения герцогского дома и ряда привилегированных организаций на отдельные участки, он приступил к их продаже.

Однако крестьяне не смогли этим воспользоваться ввиду большой бедности и задолженности. Основными покупателями этих земель стали представители буржуазии и дворянства, следовательно, в распределении земельной собственности Тосканы не произошло никаких изменений.

Подобная попытка была произведена и в Неаполе, где часть земель, конфискованных у иезуитов, была предназначена для продажи крестьянам. Однако ни один участок не попал в руки крестьян. Проданные с аукциона земли прибрали к рукам скупщики и спекулянты.

Великий герцог Тосканы имел немало благих намерений. По его распоряжению на территории герцогства начались мелиоративные работы, которые, кстати сказать, так и не были доведены до конца.

Петр Леопольд содействовал созданию кодекса уголовного права, на основании которого отменялись пытки и смертная казнь. Он вел борьбу с церковными привилегиями, однако же коренная реформа самой церкви натолкнулась на яростное сопротивление духовенства, в результате чего великий герцог Тосканы счел за лучшее не вмешиваться в дела церковников.

Сравнительный анализ тосканских и ломбардских реформ покажет нам, что реформы Петра Леопольда были куда более половинчатыми и непоследовательными, чем реформы, проведенные в Ломбардии Марией Терезией и Иосифом II.

В этом отразилась большая отсталость Тосканы. Реформы лишь в некоторой степени способствовали оживлению экономической жизни, но не имели никаких существенных последствий.

Довоенные итальянские историки, такие как, например, Анцелоте, имели тенденцию к идеализации тосканских реформ и переоценки их сферы влияния. Последние исследования Мирри и Диаца доказали несостоятельность этих утверждений.

Что же касается Неаполитанского королевства, то здесь налоговые реформы не пошли дальше внесения некоторого порядка в области, в которой при испанском господстве царил полный хаос.

Здесь были постепенно сокращены привилегии церкви в судебной, административной, налоговой и политической областях. Однако финансовый кризис королевства не только не был преодолен, но даже углубился к концу века.

Не дали результата и попытки реформы судопроизводства. Суд по-прежнему являлся в руках баронов могучим орудием расправы.

Имелись проекты законов, направленных на ликвидацию общинных земель, однако они остались только на бумаге и реформы, проведенные в Неаполитанском королевстве, не задели феодальный строй, даже в такой слабой степени, в какой это имело место в Ломбардии и Тоскании.

«История Италии» приводит нам результаты реформ и в Сицилии, где вице-король Доменико Караччоло, большой поклонник просветительских идей, пытался энергично приступить к серьезным преобразованиям.

Однако местные бароны, скрепя сердце допустив принятие реформ, направленных на ограничение богатств и влияния церкви, не допустили проведения каких-либо мероприятий, которые могли задеть их власть и привилегии. Потому Караччоло удалось продержатся у кормила местной власти не более 5 лет.

Но далеко не во всех государствах Италии имелись такие энергичные руководители. В Папской области не проводилось вообще никаких реформ, если не считать нерешительную попытку отмены внутренних таможенных, мостовых и дорожных пошлин.

В Венеции бессистемные и редкие мероприятия направлялись главным образом на освоение целины и способствовали продаже общинных земель и выколачиванию денег. Лишь в самом конце восемнадцатого столетия, в 1794 году, здесь упразднили внутренние пошлины.

Все реформы, проводимые в Пьемонте, были направлены только на укрепление абсолютизма. Лишь в 90-х годах, под явным влиянием Французкой революции, здесь стали облагать и дворянство некоторыми податями и продавать церковные земли. В Пармском герцогстве после энергичного правления Дю Тилло, были впоследствии отменены все реформы и даже востановлена инквизиция.

Все это однозначно показывает, что в Италии еще не успел сложиться класс буржуазии, который мог бы успешно бороться за проведение реформ.

Более того, в конечном счете политика «просвеценного абсолютизма» имела целью парализовать оппозицию буржуазии и, успокоив подачками народные массы, подновить и укрепить обветшалое здание феодальной манархии.

Парадоксально то, что даже многие из феодалов не видели в реформах ничего, кроме непосредственного ущемления своих узкосословных интересов и привилегий. Именно недовольство среди феодалов привело к тому, что к началу 90-х годов восемнадцатого столетия увлечение реформами в Италии закончилось.

Однако большинство недовольных составляли все-таки нарождающаяся буржуазия, беднейшее крестьянство и городские низы. Стали пользоваться огромным успехом запрещенные правительством работы просветителей, их сатира на знать, министров, придворных фаворитов и фавориток.