V

V

Боевые столкновения у Шевардинского редута начались уже 5 сентября, а 7-го состоялось генеральное сражение, которого так долго жаждал Наполеон. На другой день после битвы Барклай де Толли сказал Ермолову следующее:

«…Вчера я искал смерти и не нашел ее…»

Е.В. Тарле, приводя вышесказанное, прибавляет к этому и слова Ермолова:

«…Имевши много случаев узнать твердый характер его и чрезвычайное терпение, я с удивлением видел слезы на глазах его, которые он скрыть старался. Сильны должны быть огорчения…»

Странно тут то, что Ермолов удивляется – он приложил немало стараний для того, чтобы Барклай был смещен. A Барклай де Толли писал царю в свое время:

«…Если бы я руководим был слепым, безумным честолюбием, то, может быть, ваше императорское величество изволили бы получать донесения о сражениях, и, невзирая на то, неприятель находился бы под стенами Москвы, не встретя достаточных сил, которые были бы в состоянии ему сопротивляться…»

Видно, и его великое терпение надломилось…

Сражение под Бородино было страшным, стоило обеим сторонам моря крови и окончилось, в общем, вничью. Русские были готовы сражаться и дальше и отступили в порядке. Великая Армия не преследовала их, в надежде окружить и добить, а просто следовала в том же направлении, как бы по инерции наступления.

Ход сражения бессмысленно разбирать, и сводки потерь бессмысленно приводить – во-первых, они сильно разнятся, во-вторых, никакого практического значения не имеют.

С точки зрения военного искусства, со стороны русских это было оборонительное сражение, в котором они устояли. С точки зрения французов, это было наступательное сражение, в котором они решающей победы не добились. Но даже если бы и добились, это тоже ничего не изменило бы.

Кутузов, по заключению специалистов, заученному еще в школе, «…сдал Москву, но сохранил армию…». Наполеон так и не ввел в сражение свою гвардию. Жомини своим методом «внутренних диалогов Наполеона» объясняет это решение так:

«…Победа, как бы она ни была несовершенна, должна была отворить мне врата Москвы. Как только мы овладели позициею левого фланга, я был уже уверен, что неприятель отступит в продолжение ночи. Для чего же было добровольно подвергаться опасным последствиям новой Полтавы?..»

Наполеон думал, что взятием Москвы он закончит войну. По-видимому, так сильно он не ошибался ни разу за всю его жизнь. Москва оказалась покинутой. Из нее ушло практически все ее население, в то время составлявшее около 300 тысяч человек. В совершенно поразительном единодушии все жители второй столицы России оставили свои дома и ушли – и бедные, и богатые, и неграмотные, и те, кто говорил по-французски не хуже, а иной раз и получше, чем офицеры Великой Армии.

Наполеон видел тяжелые битвы – и у Эйлау, и у Эсслинга ему приходилось сражаться с упорством и ожесточением, не меньшим, чем при Бородино.

Но ухода сотен тысяч людей из огромного города, оставленного на произвол судьбы, он не видел никогда. Это было делом беспримерным само по себе, но еще и потому, что никто ничего подобного не приказывал. Это случилось само.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.