I

Выражение «…Нет великого человека для его камердинера…» настолько широко известно, что его знал и камердинер Наполеона Бонапарта – и был с ним решительно не согласен. Хозяина он почитал вполне искренне, несмотря на близкое знакомство… и его восхищение великим человеком, которому он служил, не уменьшало ни постоянное близкое общение, ни то, что, конечно же, он знал все его слабости. Камердинера звали Констан, он был еще совсем молод, но в дом к мадам Жозефине Бонапарт его устроили чем-то вроде мальчишки на побегушках уже довольно давно, и он успел послужить и в штате слуг самой мадам, и личным слугой ее сына, Эжена де Богарнэ, и наконец, сам хозяин выбрал его для того, чтобы он сопровождал его в Италию. Так что Констан, можно сказать, побывал под Маренго… Впрочем, он видел, как сильно занят хозяин и в мирное время, и много чего про него знал. Знал, например, что в его кабинет можно было попасть не только через обычную прихожую, где сидел дежурный адъютант и хозяина дожидались просители и вызванные на доклад сановники Республики, но и по тайной винтовой лесенке, ведущей из помещения этажом выше.

Лесенкой пользовались отнюдь не нимфы, навещавшие хозяина с целью скрасить его досуг, а его секретарь, Бурьен, с портфелем, полным деловых бумаг, документов и отчетов.

Что же до нимф, то про них Констан тоже знал куда больше, чем огромное большинство слуг, занятых в резиденции Первого Консула. Начать с того, что в Италии хозяину понравилась певица, синьора Грассини, и, как пишет Констан в своих записках, «…она не захотела показаться жестокой…» по отношению к генералу Бонапарту. Так что завтрак он подавал им на троих – третьим был начальник штаба Резервной армии, генерал Бертье, потому что любовь любовью, а дело делом. Времени же у Первого Консула было мало, работал он даже за завтраком, генерал Бертье был ему необходим – ну, а синьоре Грассини Констан подкладывал что-нибудь особенно вкусное, чтобы она не скучала…

Однако то, что годилось на войне, в мирной жизни было решительно невозможно. Вернувшись после Маренго домой, хозяин, как правило, не приглашал своих дам к себе – процитируем Констана: «…он был слишком для этого деликатен, и ни за что не хотел бы задеть чувств мадам Бонапарт...» Поэтому он пробирался к ним сам, разувшись, чтобы не шуметь, и высылая Констана вперед, чтобы не наткнуться на какую-нибудь излишне любопытную женщину из штата мадам Жозефины. Поскольку однажды это произошло, то служанке, которой так некстати не спалось, пришлось пригрозить увольнением. Она вняла предупреждению, промолчала, и все обошлось, но генерал Бонапарт, как настоящий военный, не желал наткнуться на засаду еще раз – поэтому Констану случалось выступать в роли передового дозора.

Личное обслуживание Первого Консула осуществлялось усилиями команды из четырех человек. Они менялись – каждый из них находился с хозяном полные сутки, все 24 часа, после чего сдавал дежурство своему коллеге. Хозяин, однако, выделял двух из них: самого Констана и мамлюка Рустама, которого он привез из Египта. Он был Наполеону Бонапарту больше, чем просто слуга: он был раб, которого в Каире ему подарили как приложение к арабскому скакуну. Слово «раб» для Рустама (которого иногда называли также «Рустан») было не пустым звуком, а родом службы, в которой жизнь его принадлежала его господину. Он принимал это совершенно всерьез, в самом буквальном смысле слова. Во всяком случае, имел обыкновение спать на полу у входа в спальню хозяина и не расставался с кинжалом.

3 нивоза (24 декабря) 1800 года, как раз накануне старорежимного Рождества, хозяин Констана собрался в Оперу. Мадам должна была последовать сразу вслед за ним, в другой карете.

День этот был для Констана выходным, с дежурства он уже сменился, так что его даже и в резиденции не было. Он гулял неподалеку, когда услышал страшный взрыв и увидел, что началось смятение. Он кинулся к дому – и наткнулся на оцепление Консульской Гвардии.

На хозяина было совершено покушение.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.