9

9

В исторической литературе условия перемирия оцениваются как сравнительно благоприятные для русского войска, если учитывать его тяжелое положение в осажденном со всех сторон лагере и большое численное превосходство королевской армии. «Русские комиссары», которые от имени воеводы Михаила Шеина вели переговоры с поляками, «добились максимума в тех условиях, в которых находилась армия Шеина. Все русские ратные люди могли свободно отступить от Смоленска, сохранив холодное оружие и мушкеты с зарядами»[29]. К тому же заключенное под Смоленском перемирие не связывало рук московскому правительству, имело ограниченный характер и позволяло остальным русским ратям продолжать военные действия. По словам Яна Велевицкого, «мир этот не распространялся на целое государство Московское и на царя его, а только на войско Шеина».

И все-таки это было поражение. Михаил Шеин потерял всю осадную артиллерию, планы возвращения Смоленска были окончательно похоронены. Король Владислав IV постарался обставить вывод русского войска из-под Смоленска унизительными условиями. По свидетельству того же Велевицкого, «все оружие, военный снаряд и все вообще принадлежности войны должны быть выданы», исключение делалось только для личного оружия русских ратников — «король оставляет оборонительное и наступательное оружие тем, которые сражались в рядах», а также «12 полевых орудий и пороха на десять зарядов, а ружейного пороха на 20 зарядов» и «известное число ружейных пуль». Солдаты и «начальные люди» должны были под присягой обещать не предпринимать «никаких неприязненных действий в продолжение целых четырех месяцев», что фактически исключало участие полков Михаила Шеина в дальнейшей войне.

Далее «выходящие из лагеря солдаты должны идти со свернутыми знаменами, с погашенными фитилями, в тишине, без барабанного боя и без всякой музыки», преклонить знамена перед победителями. «Сам Шеин с воеводами и полковниками, когда увидят короля или когда покажут им, слезут с коней и низко ему поклонятся, после чего опять сядут на своих лошадей».

Воеводе Михаилу Борисовичу Шеину пришлось выполнить все эти унизительные процедуры, испить чашу позора.

19 февраля 1634 года в среду на первой неделе великого поста молчаливые колонны русских полков выступили из лагеря и пошли по Дорогобужско-Московской дороге. Суровы и печальны были лица ратников, руки крепко сжимали мушкеты. «Двадцать зарядов», на которые расщедрился польский король, были ничтожным боезапасом для большого сражения, но позволили бы жестоко наказать неприятеля за вероломное нападение. Польские и литовские солдаты, стоявшие вдоль дороги, угрожающе размахивали оружием, осыпали «московитян» насмешками и издевательскими выкриками, но открыто напасть не решились. Русская армия была побеждена, но не сломлена духом. Однако из двух тысяч иноземных наемников, оставшихся в лагере, половина тут же перешла на службу к королю Владиславу IV. У Шеина оставалось всего восемь тысяч пятьдесят шесть ратников.

Победители получили огромные трофеи. По свидетельству Велевицкого, «взято 107 пушек, некоторые из них удивляли величиною и художественною работою», а общая стоимость захваченного военного имущества «простиралась до суммы 600 тысяч злотых».

В Москве о перемирии узнали в начале марта. Царь послал навстречу Шеину Моисея Глебова, которому поручалось узнать об условиях перемирия и сказать всем ободряющие слова: «Служба их и радение, и нужа, и крепкостоятельство против польского короля, и против польских и литовских людей, и что с ними бились не щадя голов своих, государю и всему Московскому государству ведомо».

Казалось бы, царь Михаил и его окружение отдали должное мужеству и стойкости ратников воеводы Шеина, высоко оценили их подвиги. Действительно, если учитывать все неблагоприятные обстоятельства, в которых воевода Шеин был не виноват, его трудно было в чем-нибудь обвинить. Как и в прежние годы, он служил России «прямо и честно», и это подтвердил царь устами своего посла.

Но дальше начинается что-то странное…

Еще до возвращения Михаила Шеина в Москву царем были назначены бояре и другие «служилые люди» для допроса смоленских воевод: бояре и князья Андрей Шуйский и Андрей Хилков, окольничий Василий Стрешнев и дьяки Тихон Бормосов и Дмитрий Прокофьев. На Михаила Шеина и Измайлова с сыном было заведено «судное дело». Из этого дела в архивах сохранился только отрывок, содержавший сам приговор, перечисление «измен» смоленских воевод.

В чем же обвинялись воеводы Шеин и его «товарищи»?

В вину им был поставлен «мешкотный переход» к Смоленску, в результате чего «литовские люди» сумели укрепить город. Выше уже говорилось о причинах, задержавших поход; вряд ли можно обвинять в этом только воеводу Шеина.

Воеводу обвинили также в том, что он небрежно и неумело действовал против неожиданных нападений польского короля на осадные войска, устраивал приступы к Смоленску не тайком и не ночью, а днем, что привело к излишним потерям, не слушал советов русских и иноземных полковников о «промысле» под Смоленском, иногда даже запрещал вступать в сражения с королевскими людьми, не посылал рать против Гонсевского и Радзивилла, которые стояли в Красном с малыми силами, а когда подошел сам король, то Шеин и Измайлов будто бы «над литовским королем и над литовскими людьми промыслу своего никоторого не показали и с литовским королем и с литовским» людьми не бились. Конкретный анализ военных действий под Смоленском не подтверждает этих обвинений. Совсем уж несправедливым кажется обвинение воеводы Шеина в том, что он во время прошлого плена целовал крест королю Сигизмунду III и королевичу Владиславу и во всем полякам «радел и добра хотел, а государю изменял». Поведение Шеина в плену, его заботы о пользе России целиком опровергают такую возможность. Шеину было поставлено в вину даже точное соблюдение царского «наказа», чтобы ратные люди ничего не брали даром и не обижали жителей Дорогобужского и Смоленского уездов. Дело было повернуто так, будто Шеин и это совершал на пользу королю Владиславу IV «которые служилые люди от великой скудости и от голоду езжали в Смоленский и Дорогобужский уезд для своих и конских кормов, тех ты приказывал бить кнутом без милости, а Смоленский и Дорогобужский уезды уберег литовскому королю со всеми запасами»!

Пожалуй, единственное обвинение, которое можно действительно считать серьезным, — потеря «наряда», но в этом случае судьи почему-то сосредоточили свое главное внимание на двенадцати пушках, которые Шеин имел право увезти с собой (напомню, речь шла о малых полевых орудиях), но будто бы «подарил» гетману Радзивиллу.

Суд был скорым и крутым: уже 18 апреля царь Михаил со всеми боярами «слушал» дело о Шеине и его «товарищах». Воеводы Михаил Шеин, Артемий Измайлов и его сын Василий были приговорены к смертной казни, а поместья их, вотчины, дворы московские и все имущество «взяты на государя».

28 апреля 1634 года воевода Михаил Борисович Шеин и двое Измайловых, Артемий и его сын Василий, были казнены на Красной площади. Царский дьяк Дмитрий Прокофьев громогласно объявил собравшимся москвичам их «вины» и «измены». Но пространная речь дьяка мало кого убедила, воевода Шеин пользовался в народе доброй славой как «крепкодушный» воитель за землю Русскую. По словам современника, «когда на Москве Шеина и Измайлова казнили, и за то учинилась в людях рознь великая, да на Москве же были пожары большие, выгорела Москва мало не вся; в Можайске ратные люди так же погорели и разъехались». За этим свидетельством нетрудно увидеть народные волнения, захватившие не только Москву, но и Можайск, где были сосредоточены основные полки для продолжения войны. «Ратные люди» ответили на приговор отъездом со службы.

На причины столь неожиданного и трагического для Михаила Шеина оборота дела указывает другой современник, автор Хронографа: «Бояре московские, уязвляемые завистию, начали клеветать на него, в Москве на него много наветов». Неожиданное подтверждение этому содержится в самом тексте приговора: накануне похода на Смоленск воевода Шеин будто бы похвалялся своими военными заслугами, отзывался о других боярах «с укоризною», считая их ниже себя «службою и отечеством».

Однако объяснять казнь воеводы Шеина только «умалением» родовой чести других бояр было бы неверно. Для воеводы, вернувшегося с остатками осадной армии, сложились крайне неблагоприятные обстоятельства. Война была проиграна, это стало ясно всем. Нужно было найти виновного, чтобы смягчить неблагоприятное впечатление от деятельности самого правительства царя Михаила Романова, не сумевшего как следует подготовиться к войне, крайне медленно развертывавшего военные силы, не обеспечившего своего «большого воеводу» осадной артиллерией, продовольствием и денежными средствами. И виноватый был найден — воевода Шеин.

То, что неудача Михаила Шеина под Смоленском не была конечным поражением России, показали дальнейшие события. Король Владислав IV, стараясь развить успех, сразу после ухода Шеина из-под Смоленска двинулся с главными силами к крепости Белой. Небольшой гарнизон, насчитывавший примерно тысячу человек, отбил неприятельский штурм. Началась осада Белой, закончившаяся для поляков полной неудачей. 3 июня 1634 года был подписан Поляновский мир, по которому за Польшей остался Смоленск и другие западные города, но король Владислав IV вынужден был отказаться от своих притязаний на русский престол и обязался вернуть «избирательную грамоту». Схватка закончилась как бы вничью, неулаженные взаимные претензии отложены на будущее. Тугой узел русско-польских противоречий, связанных со Смоленском и другими западными русскими землями, будет развязан только во второй половине XVII столетия.

* * *

ЩЕИН, Михаил Борисович (?-28.4.1634) — полководец и государственный деятель России. В 1602–1603 годах участвовал в подавлении выступлений крестьян и холопов; в 1606–1607 годах — восстания под предводительством И. И. Болотникова. Окольничий с 1605 года, боярин с конца 1606-начала 1607 года. С конца 1607 года — воевода Смоленска. Возглавил Смоленскую оборону. При взятии поляками Смоленска 3 июня 1611 года раненый Шеин попал в плен и был увезен о семьей в Польшу. Вернулся в 1619 году и сразу стал одним из ближайших к патриарху Филарету лип. В 1620–1621 и 1625–1628 годах возглавлял один из сыскных приказов, в 1628-1632 — Пушкарский приказ. В 20-х — начале 30-х годов участвовал в многочисленных дипломатических переговорах.

О апреле 1632 года назначен командующим армией в русско-польской войне. После вынужденной капитуляции русских войск 15 февраля 1634 года был обвинен в многочисленных преступлениях и ошибках и казнен.

Советская историческая энциклопедия. 1976. Т. 16, С. 237.