Глава 10. ГОРБАЧЕВ И КОНЕЦ СОВЕТСКОЙ ИМПЕРИИ, 1988-1991
Глава 10.
ГОРБАЧЕВ И КОНЕЦ СОВЕТСКОЙ ИМПЕРИИ, 1988-1991
Идет тотальный демонтаж социализма как явления мирового… И наверно, это неизбежно и хорошо. Ибо речь идет о единении человечества на основах здравого смысла. И процесс этот начал простой ставропольский парень, [который] задумал самоликвидацию общества, чуждого человеческой природе и естественному ходу вещей.
Анатолий Черняев, запись в дневнике от 5 октября 1989
Три десятилетия понадобилось для того, чтобы превратить Советский Союз в сверхдержаву — глобального противника США. И всего за три года этот гигант рассыпался как карточный домик. Для людей, выросших в годы холодной войны, это стало полной неожиданностью: мало кто предвидел, что события примут такой драматичный оборот. Правые идеологи в США, для которых холодная война была вселенской схваткой добра и зла, поспешили заявить, что победа над коммунизмом — заслуга Рональда Рейгана и членов его администрации. Большинство серьезных историков и политологов констатировали, что советская сверхдержава погибла от внутреннего кризиса, в результате действий или бездействия собственного руководства, под влиянием революционных идей, событий и обстоятельств{1133}. Канадский политолог Жак Левек в своей книге «Загадка 1989 года» резюмировал: «Нечасто в мировой истории встречаются примеры, когда политика великой державы, несмотря на все трудности и откаты, продолжала строиться на идеалистической идее всеобщего примирения и когда образ главного врага постоянно размывался до тех пор, пока не растворился почти без следа»{1134}.
Наука приучила нас считать, что причины исторических сдвигов имеют глубокие корни. На протяжении XX в. ученые, и не только марксистского направления, полагали, что смены исторических вех происходят под влиянием объективных, надличностных факторов, таких как изменения в балансе сил, межгосударственные противоречия, революции, новые идеологии и общественные движения. Стало также общепринятым смотреть на исторические перемены через призму «микроистории», через жизнедеятельность «обычных людей», изучая их привычки, убеждения и общественные практики. Постмодернистские концепции рассматривают власть как дискурс, повседневное социальное взаимодействие, а не как результат государственного принуждения. Времена, когда можно было описывать историю как результат деятельности «великих людей», политиков и государственных деятелей, ушли в прошлое. В результате сегодня в исторической профессии далеко не все обращают внимание на то, что когда-то считалось самоочевидным — личные качества государственных деятелей, оказавшихся у власти в ключевой момент истории, могут существенно изменить весь ее ход.
Между тем фигура Михаила Сергеевича Горбачева — яркий тому пример. Британский политолог Арчи Браун в книге «Фактор Горбачева» считает советского лидера главным действующим лицом заключительного этапа советской истории. По его словам, этот энергичный, симпатичный человек с живыми глазами и обаятельной улыбкой «сделал больше, чем кто-либо другой, для окончания холодной войны между Западом и Востоком»{1135}. Стоит также привести слова Анатолия Черняева, ближайшего помощника Горбачева, по мнению которого, Михаил Сергеевич не был «великим человеком» по набору личных качеств, но при этом «он сделал великое дело», и это важнее «с исторической точки зрения»{1136}. Историк Дмитрий Волкогонов отмечал, что «парадокс Горбачева» заключается в том, что он — «человек большого ума, но слабого характера». Начав перестройку под лозунгом «обновления» социализма, Горбачев «пришел спустя шесть лет к самой его ликвидации», причем помимо своей воли и желания. По словам Волкогонова, «интеллект, чувства, воля Горбачева наложили неизгладимый отпечаток на процесс мучительных перемен, названных им перестройкой»{1137}.
Материалы и источники, призванные помочь в освещении роли и личности Горбачева, требуют критичного и крайне осторожного подхода. Это прежде всего относится к воспоминаниям недоброжелателей последнего генсека. Там можно встретить немало эмоциональных оценок, ядовитых слов в адрес Горбачева и негативных оценок его действий. Таковы, например, мемуары Валерия Болдина, доверенного человека Раисы Горбачевой, или бывшего председателя Совета министров СССР Николая Рыжкова. Более сдержаны по форме, но не менее пристрастны воспоминания и интервью председателя КГБ Владимира Крючкова и секретаря ЦК КПСС Егора Лигачева, мемуары заместителя министра иностранных дел Георгия Корниенко и маршала Сергея Ахромеева, посла в США Анатолия Добрынина. Тем не менее все эти источники, в большей или меньшей мере, необходимо изучать и использовать{1138}.
Наблюдения сторонников Горбачева также отличаются предвзятостью, правда, иного рода. Анатолий Черняев, Георгий Шахназаров, Вадим Медведев, Андрей Грачев и другие помощники и коллеги Горбачева признают, что их бывший руководитель совершил много ошибок и не был безупречен, однако продолжают восхищаться его личностью и идеями{1139}. Диссонансом в этом хоре стала книга Карена Брутенца, который «переосмыслил» свою поддержку генсека в годы перестройки и пришел к резко критическому выводу, что «Горбачев сделал возможным окончание холодной войны», но при этом «явился невольным, бессознательным ликвидатором Советского Союза»{1140}.
О том, что говорил Горбачев различным собеседникам за закрытыми дверями, дают представление протоколы заседаний Политбюро, которые велись помощниками генсека, и записи его бесед с зарубежными руководителями и общественными деятелями, частично опубликованные, частично хранящиеся в архиве фонда Горбачева в Москве. Наконец, самым главным, но и самым сложным источником сведений о Горбачеве остается сам Горбачев — то, что он пишет и говорит. Мемуары последнего генсека, его воспоминания так умело отретушированы и так тщательно отредактированы, что по ним чрезвычайно трудно реконструировать его мотивы. А на многие конкретные вопросы мемуары просто не дают ответа. И все же мемуары Горбачева и его многочисленные публикации и интервью имеют ценность: они несут на себе сильный отпечаток его индивидуальности. Уйдя с должностей генерального секретаря ЦК КПСС и президента СССР, Горбачев раскрылся в новом качестве, но в то же время сохранил характерные только для него одного жесты и манеру речи{1141}.
Рано или поздно и недруги Горбачева, и те, кто им восхищался, начинали задумываться и рассуждать о «загадке» его личности. Дмитрий Фурман, российский политолог и горячий поклонник Горбачева, считает, что шесть лет горбачевской перестройки, «относительно планомерного и последовательного демонтажа нашей системы» не являются закономерностью советского и российского развития. Скорее, «это то, что внес в историю Горбачев, что связано с его личностью»{1142}. Егор Лигачев пишет, что одними политическими причинами «нельзя объяснить зигзаги курса, тесно связанного с именем Горбачева. Там был целый клубок обстоятельств, включая личные качества самого Горбачева»{1143}.
Утверждение о том, что Горбачев не являлся великим государственным деятелем, вовсе не принижает его роли и не отменяет его исторического вклада в процесс мирного завершения глобального идеологического и геополитического противостояния. Более того, учитывая, что в течение 1990-х гг. Михаил Сергеевич был крайне непопулярен среди соотечественников, критическое исследование личности этого человека и его деятельности на высшем государственном посту не грозит его репутации. Напротив, оно лишь может помочь развеять надуманные обвинения и нелепые домыслы, которыми окружена фигура последнего советского реформатора.