Мусульманский мир

Даже первые европейские мореплаватели, посетившие Китай в начале XVI века, хотя и были поражены его размерами, количеством жителей и его несметными богатствами, не могли не заметить замкнутости страны. Об Османской империи такого сказать было нельзя. Государство в своей активной экспансии находилось тогда в середине пути, а его близкое соседство с Европой создавало большую угрозу христианскому миру. Справедливости ради следует отметить, что с исторической и географической точек зрения на протяжении всего XVI века мусульманские государства в международном плане развивались активнее всего остального мира.

Малого того что турки-османы продвигались на Запад, персидская династия Сефевидов также обретала все большее могущество, становилась богаче, в том числе и культурно, особенно при Исмаиле I (1500–1524) и Аббасе I (1587–1629). Целый ряд сильных мусульманских ханств до сих пор контролировал Великий шелковый путь через Кашгар и Турфан в Китай, а на западе Африки господствовали исламские государства Борну, Сокото и Тимбукту. В начале XVI века на острове Ява индуистская империя пала под натиском мусульманских княжеств. Эмир Кабула Бабур вторгся с северо-запада в пределы Индии, где в 1526 году основал империю Великих Моголов. И хотя первоначально положение захватчиков в Индии было весьма шатким, уже правнук Бабура Акбар (1556–1605) во времена своего правления смог успешно захватить северную часть Индийской империи от Белуджистана на западе до Бенгалии на востоке. В течение XVII века преемники Акбара оттеснили индусов-маратхов еще дальше на юг. Одновременно со стороны моря то же самое делали и высадившиеся на полуострове Индостан голландцы, британцы и французы, но в более скромных масштабах. К подобного рода светским признакам роста могущества мусульманского мира следует добавить и быстрое увеличение числа верующих в Африке и Индии, на фоне которого темпы христианизации в этих областях выглядели очень скромно.

Но самой серьезной мусульманской проблемой для Европы в эпоху раннего Нового времени конечно же были турки-османы или, точнее, их огромная армия, лучше всех обученная осадному делу. Уже к началу XVI века их владения простирались от Крыма (где они завладели генуэзскими торговыми городами) и Эгейского моря (где они разрушали Венецианскую империю) до Леванта. К 1516 году османские войска взяли Дамаск и в течение следующего года вошли в Египет, сокрушая мамлюков силой турецких пушек. Заблокировав таким образом существовавший тогда путь поставок пряностей из Индии, они двинулись дальше по Нилу, через Красное море к Индийскому океану, ломая сопротивление португальцев, также вторгшихся в Африку. Если это и вызвало смятение среди иберийских моряков, то оно не шло ни в какое сравнение с тем, что испытывали правители и жители государств Восточной и Южной Европы при столкновении с турецкой армией. Турки уже завоевали Болгарию и Сербию, а также подчинили себе большую часть Валахии и побережья Черного моря. После походов на юг, в Египет и Аравию, завоевание новых территорий в Европе османами продолжилось лишь при Сулеймане (1520–1566). Венгрия, мощный бастион христианского мира того времени, больше не могла сдерживать натиск превосходящих турецких сил, и после решающей битвы под Мохачем в 1526 году захватчики завладели страной. В тот же год Бабур одержал победу при Панипате, после чего образовал империю Великих Моголов. Неужели Европу ждала участь северной Индии? На фоне осады турками Вены в 1529 году некоторым это должно было казаться вполне возможным. В действительности же границы Османского государства стабилизировались на севере Венгрии, и Священная Римская империя была спасена. Но на протяжении последующих лет турки представляли собой постоянную угрозу спокойствию соседей и оказывали на них военное давление, и это никоим образом нельзя было игнорировать. В итоге в 1683 году они вновь оказались под стенами Вены{7}.

Также настораживало и укрепление османской власти на морских просторах. Подобно Хубилаю в Китае, турки создали свой флот, чтобы бороться с вражескими крепостями на морских побережьях. Примером является Константинополь, при взятии которого в 1453 году султан Мехмед блокировал все подступы к нему с моря большими галерами и сотнями более мелких судов. После этого гигантский галерный флот турки использовали в различных военных операциях на Черном море, в южном направлении для нападения на Сирию и Египет, а также в бесчисленных стычках с венецианским флотом за контроль над Эгейскими островами, Родосом, Критом и Кипром. Если в начале XVI века рост морского могущества османов сдерживали венецианские, генуэзские и габсбургские корабли, то к середине века мусульманский флот вовсю барражировал вдоль всего побережья Северной Африки, совершая рейды в порты Италии, Испании и Балеарских островов. В конце концов туркам удалось в 1570–1571 годах захватить Кипр, несмотря на свое поражение в битве при Лепанто{8}.

Османская империя, безусловно, представляла собой больше чем просто военную машину. Османы, правящая элита завоевателей (как маньчжуры в Китае), утвердили единую официальную веру, культуру и язык на территории, превышающей владения Римской империи и охватывающей множество народов. Еще задолго до XVI века мусульманский мир в своем развитии — как в культурном, так и техническом — значительно опережал Европу. Мусульманские города отличались масштабностью. Они были хорошо освещены и снабжены системой канализации. Некоторые города уже обзавелись собственными университетами, библиотеками и поражающими воображение мечетями. Мусульманский мир главенствовал в таких областях науки и техники, как математика, картография, медицина, обработка металлов, производство пушек, строительство маяков, выращивание лошадей и многих других. Османская система набора будущих янычар из числа молодых христиан с Балкан в итоге позволила создать особые однородные и преданные военные подразделения. Терпимость к другим нациям позволила привлечь на службу к султану немало талантливых греков, евреев и язычников. К примеру, при осаде Константинополя главным литейщиком пушек у Мехмета был венгр. В годы успешного правления Сулеймана I сильная бюрократическая система управляла 14 млн. подданных. Для сравнения: в ту пору в испанских владениях проживало 5 млн., а в английских — 2,5 млн. человек. В период своего расцвета Константинополь был больше любого другого города в Европе. К началу XVII века в нем насчитывалось более 500 тыс. жителей.

И все же турки-османы тоже были вынуждены остановиться, развернуться внутрь себя и тем самым лишиться притязаний на мировое господство, хотя это стало ясно только столетие спустя — после подобного же отказа империи Мин от расширения своего присутствия. Можно также предположить, что это было естественным следствием ранних успехов турок. Османская армия, несмотря на свою отличную организацию и систему управления, возможно, была бы способна удерживать столь обширные границы, но вряд ли могла двигаться дальше без серьезных человеческих и денежных потерь. Османский империализм, в отличие от испанского, голландского, а позже и английского, не принес особых экономических выгод. Во второй половине XVI века империя демонстрировала все признаки чрезмерного расширения. Ее огромная армия стояла в центре Европы, флот, который достаточно дорого обходился казне, активно действовал на просторах Средиземноморья. Кроме того, турецкие войска присутствовали в Северной Африке, на Эгейских островах, на Кипре и в Красном море. К тому же Крым постоянно требовалось укреплять, чтобы сдерживать все возрастающие силы русской армии. Даже на ближневосточных границах было не все спокойно. Всему виной губительный религиозный раскол, случившийся в мусульманском мире после того, как шииты в Ираке, а затем и в Персии выступили против доминирования практик и учения суннитов. Временами это очень было похоже на религиозное противостояние, которое в то время переживала Германия, и султан мог сохранить свое господство, только силой подавив диссидентские выступления шиитов. Однако Аббас Великий, правивший в то время шиитской Персией, был готов войти в альянс с Европой, чтобы дать отпор османам, подобно тому как Франция сдружилась с «неверными» турками в борьбе против Священной Римской империи. При таком количестве противников для сохранения темпов своего расширения Османской империи нужен был яркий лидер, но начиная с 1566 года друг за другом сменилось тринадцать султанов, ничем не проявивших себя за время своего правления.

Тем не менее нельзя сказать, что внешние враги и личные недостатки правителей являлись единственной причиной происходившего. На государственную систему, как и в Китае в эпоху империи Мин, все больше негативно влияла чрезмерная централизация, деспотизм и сугубо ортодоксальное отношение к инициативам, инакомыслию и коммерции. Недалекий султан мог парализовать жизнь и развитие всей Османской империи, чего, к примеру, не случилось бы в Европе при слабоумном Папе или главе Священной Римской империи. В условиях отсутствия четких директив сверху бюрократы на всех уровнях становились еще более консервативными и всеми силами душили любые инициативы и новации. Прекращение с 1550 года территориальной экспансии, а значит, и получения военной добычи вкупе с ростом цен заставило недовольных янычар заняться внутренними грабежами. Торговцы и дельцы (в большинстве своем иностранцы), которых ранее всеми силами зазывали в империю, теперь оказались обложены грабительскими налогами. Нередкими стали и случаи прямой конфискации имущества. Непомерно высокие сборы нарушили торговлю, города обезлюдели. Но, возможно, хуже всех пришлось крестьянам, чьи земли и запасы зачастую становились целью грабительских налетов солдат. По мере ухудшения ситуации гражданские чиновники также начали грабить население, вымогая деньги и конфискуя товары. Военные расходы и потеря контроля над азиатскими торговыми путями вследствие противостояния с Персией подстегнули правителей империи искать новые источники доходов, что, в свою очередь, наделило огромной властью нечистых на руку откупщиков налогов{9}.

В определенной мере жесткий ответ на выступления шиитов повлек за собой ужесточение отношения государства к любым формам свободомыслия. Печатные издания попали под запрет, так как могли способствовать распространению опасных идей. Экономические походы оставались на примитивном уровне: был разрешен импорт товаров с Запада, но запрещен экспорт из страны; гильдии ремесленников получали всяческую поддержку в своем стремлении контролировать рост и техническое развитие местных производителей-«капиталистов»; ужесточилась критика торговцев со стороны религиозных деятелей. Из-за пренебрежительного отношения ко всему европейскому турки отказались взять на вооружение новые методы профилактики эпидемий, что повлекло за собой пагубные последствия для населения. В одном из действительно поразительных припадков обскурантизма отряд янычар разгромил в 1580 году государственную обсерваторию, утверждая, что она стала причиной распространения чумы{10}. Армия стала оплотом консервативной политики. Янычары, видя, что европейцы постоянно занимаются обновлением своего вооружения, возрастающую мощь которого верные войска султана время от времени могли ощутить и на себе, тем не менее весьма вяло занимались модернизацией собственного оружия. Турки не торопились менять свои неповоротливые пушки на легкие чугунные. После поражения при Лепанто они не начали строить более крупные суда, как у европейцев. На юге османскому флоту было просто приказано оставаться в более безопасных водах Красного моря и Персидского залива, отказываясь, таким образом, от строительства океанских судов по португальскому образцу. Возможно, у османов были на то причины технического характера, но культурный и технологический консерватизм также сыграл здесь не последнюю роль (в свою очередь, берберские пираты быстро перешли на фрегаты).

Все вышесказанное о консерватизме можно в равной и даже в большей степени отнести и к империи Великих Моголов. Несмотря на огромные размеры государства в моменты своего взлета и стратегические таланты ряда императоров, на великолепие двора и искусство местных мастеров, на развитую сеть банковских и кредитных институтов, система в своей основе была слаба. Воинственная мусульманская элита — это лишь вершина пирамиды, основу которой составляли массы нищих крестьян, в большинстве своем придерживавшихся индуистских верований. Да и в самих городах значительное количество активных коммерсантов как в производстве и торговле, так и в финансовой сфере также были представителями индуистских деловых семей, которые являли собой отличный пример веберовской «протестантской этики». На фоне картины предпринимательского сообщества, уже готового к экономическому взлету, которому так и не суждено было состояться из-за наступления эпохи британского империализма, весьма мрачно выглядят иные сюжеты из жизни Индии того времени, замедляющие развитие страны. На пути модернизации встали строгие религиозные запреты, нарушить которые индусы не смели. К примеру, они не могли убивать грызунов и насекомых, что приводило к значительным потерям продовольствия. Игнорирование обществом элементарных требований к уборке мусора и личной гигиене создало все условия для широкого распространения бубонной чумы. Система кастовости душила инициативу, навязывала ритуалы и убивала рыночные отношения. Большое влияние, которое имели брахманы на местных индийских чиновников, говорит о том, что подобный обскурантизм тогда находился на самом высоком уровне. Любые попытки что-то изменить натыкались на глухую стену непонимания со стороны общества. Неудивительно, что позднее многие британцы, сначала разграбившие Индию, а затем пытавшиеся выстроить систему управления страной на основе привычных им принципов утилитаризма, в итоге покинули ее, так ничего и не добившись, — страна для них так и осталась полной загадкой{11}.

Принципы управления, принятые у моголов, едва ли можно назвать аналогом государственной службы. Великолепные дворцы были гигантскими центрами расточительства, масштаб которого даже «королю-солнцу» в его Версале показался бы чрезмерным. Тысячи слуг и нахлебников, экстравагантные наряды, драгоценности, гаремы, зверинцы, огромная армия телохранителей. Все это можно было оплачивать только при наличии отлаженного механизма поборов и грабежей. Сборщики налогов, с которых начальство требовало определенную сумму, нещадно взыскивали необходимое количество денег с крестьян и торговцев. Им было неважно, хороший или нет был урожай или как складывалась торговля, им нужны были деньги. И на пути таких грабежей не было никаких системных или иных преград, если не считать периодически возникавших мятежей. Неудивительно, что систему налогообложения называли прожорливой. И за эту ежегодную колоссальную дань население страны практически ничего не получало взамен. В те времена в стране была плохая система сообщений и отсутствовали необходимые технические средства для оказания помощи в критических ситуациях голода, наводнений или эпидемий, которые, безусловно, довольно регулярно обрушивались на Индию. В этом отношении правление династии Мин выглядит достаточно мягким и даже прогрессивным. Теоретически империи Великих Моголов необходимо было ужаться в своих масштабах, потому что ей становилось все труднее противостоять маратхам на юге, афганцам на севере и, наконец, Ост-Индской компании. В действительности же распад империи был в большей степени обусловлен внутренними причинами, чем внешними.