Переворот 1801

Переворот 1801

Принято говорить о безумии Павла Петровича, однако, простое перечисление изданных им законов показывает в Павле Петровиче огромный государственный ум, видевший неизмеримо дальше, чем видели его современники.

Иван Солоневич

Нам говорят: Павла убили, ибо нельзя было терпеть на троне сумасшедшего, а сумасшедшим он был, потому что отправил войска в заведомо невыполнимый поход. А мы ответим: император начал военно-политическую операцию, ущемлявшую интересы Англии, и сумасшедшим его объявили, чтобы убить.

Да, отношения России с Францией и Англией имели особое значение для судьбы нашей страны и её императора.

В конце XVIII века активная завоевательная политика Франции вызвала реакцию европейских держав, которые образовали антифранцузскую коалицию (Англия, Россия, Австрия, Турция и Неаполитанское королевство). Основным театром военных действий с участием русских войск в войне 1798–1799 годах стали Средиземное море, Италия и Швейцария: славу русскому оружию принесли А. В. Суворов и Ф. Ф. Ушаков.

Довольно скоро стало ясно, что из-за предательской тактики австрийцев развить военный успех антифранцузской коалиции не удастся. Трения в отношениях между союзниками привели, в конечном счёте, к согласию России на изменение направления своей внешней политики, но курс на сближение с Францией вызвал англо-русские осложнения, что привело к разрыву экономических отношений.

Дошло до того, что в Петербурге рассматривали возможность войны с Англией. Балтийский флот готовился к операциям на море, и начался поход в Индию. Через одиннадцать дней после его начала, с 11 на 12 марта 1801 года, Павел I был убит заговорщиками. Конечно, никакое английское вмешательство не смогло бы повлиять на судьбу России и перемену власти, если бы российская дворянская элита в лице придворной аристократии и гвардейского офицерства не изменила присяге, и не уничтожила своего императора. А элита и помимо антианглийской политики царя видело в его стремлении к порядку и дисциплине угрозу своим вольностям и привилегиям.

Когда же произошло изменение внешнеполитического курса, это вызвало недовольство в кругах торговцев-экспортёров. Ведь выращенный крепостными хлеб шёл на экспорт преимущественно в Англию, нуждавшуюся в импорте продовольствия в связи с процессами промышленной революции и урбанизации. Вот почему разрыв с Англией подтолкнул дворянство к очередному цареубийству, и вот откуда заговорщики получили денежные средства.

В качестве организатора заговора мемуаристы называют петербургского генерал-губернатора П. А. Палена, Н. П. Панина (племянника воспитателя Павла — Н. И. Панина), адмирала Рибаса, а также английского посла в России Уитворта. Видимо, Панин был идейным вдохновителем заговора. Именно он попытался привлечь к заговору Александра (для современников причастность наследника к заговору была фактом бесспорным). Общая численность заговорщиков достигала 60 человек, хотя о заговоре знало, конечно, большее число лиц.

Очевидно, Павел I подозревал о готовящемся перевороте, справедливо связывая его с Александром. Накануне убийства, 11 марта в 8 часов, Александр и Константин были приведены к повторной присяге на верность императору. Павел I и Палену, организатору всей акции, говорил о заговоре, требовал принять надлежащие меры, но поддался лицемерным заверениям своего ближайшего вельможи.

В полночь на 12 марта заговорщики, в изрядном подпитии после ужина у Талызина, проникли в Михайловский замок, но до спальни Павла I дошли лишь 10–12 человек. Мемуаристы по-разному описывают императора в его последние минуты. Он деморализован, едва может говорить; он сохраняет достоинство и даже встречает заговорщиков со шпагой в руке. Он первым наносит удар Н. Зубову и сопротивляется до последней минуты. Его душат шарфом, топчут ногами, даже рубят саблями (остались глубокие раны на руке и голове). Разгорячённые вином заговорщики глумятся над трупом.

Вот как описывал события Н. А. Саблуков (Записки // Цареубийство 11 марта 1801 г., стр. 86–89):

«…Было выпито много вина, и многие выпили более, чем следует. В конце ужина, как говорят, Палён будто бы сказал: „Вспомните, господа, что нельзя есть яичницу, не разбив яиц“. …Взломав дверь (в императорскую спальню, — Авт.), заговорщики бросились в комнату… Отличавшийся обыкновенно большой нервозностью, Павел на этот раз, однако, не казался особенно взволнованным и, сохраняя полное достоинство, спросил, что им всем нужно? Платон Зубов отвечал, что деспотизм его сделался настолько тяжёлым для нации, что они пришли требовать его отречения от престола. Император… вступил с Зубовым в спор, который длился около получаса и который, в конце концов, принял бурный характер. В это время те из заговорщиков, которые слишком много выпили шампанского, стали выражать нетерпение, тогда как император, в свою очередь, говорил всё громче и начал сильно жестикулировать. В это время шталмейстер граф Николай Зубов, человек громадного роста и необыкновенной силы, будучи совершенно пьян, ударил Павла по руке и сказал: „Что ты так кричишь!“

При этом оскорблении император с негодованием оттолкнул левую руку Зубова, на что последний, сжимая в кулаке массивную золотую табакерку, со всего размаху нанёс правою рукою удар в левый висок императора, вследствие чего тот безчувств повалился на пол. В ту же минуту француз-камердинер Зубова вскочил с ногами на живот императора, и Скарятин, офицер Измайловского полка, сняв висевший над кроватью собственный шарф императора, задушил его им. Таким образом его прикончили».

Итак, пьяные клятвопреступники и их слуги убили необыкновенного человека, помазанника Божия. Убили за иностранное золото и ради сохранения вольготной сытой жизни.

Убили, ссылаясь на «мнение нации», но побоялись привлечь к перевороту даже рядовых гвардейцев, поскольку солдаты, без сомнений, не позволили бы убить их императора. К концу XVIII века рядовой и унтер-офицерский состав гвардии был уже полностью крестьянским, поэтому можно только согласиться с выводом, к которому пришёл А. Чарторижский, рассказывая о кануне свержения Павла I:

«Генерал Талызин, командир Преображенского полка, один из видных заговорщиков, человек, пользовавшийся любовью солдат… собрал батальон и обратился к солдатам с речью, в которой объявил людям, что тягость и строгости их службы скоро прекратятся, что наступает время, когда у них будет государь милостивый, добрый и снисходительный, при котором пойдёт всё иначе. Взглянув на солдат, он однако заметил, что слова его не произвели на них благоприятного впечатления; все хранили молчание, лица сделались угрюмыми, и в рядах послышался сдержанный ропот. Тогда генерал прекратил упражнение в красноречии и суровым командным голосом вскричал: „полуоборот направо. — Марш!“, после чего войска машинально повиновались его голосу… Императору Павлу было бы легкосправиться с заговорщиками, если бы ему удалось вырваться из их рук хотя на минуту и показаться войскам (выделено нами, — Авт.). Найдись хоть один человек, который явился бы от его имени к солдатам, — он был бы, может быть, спасён, а заговорщики арестованы».

В истории сложилась мнение, что наши дворцовые перевороты XVIII века были закономерными. Якобы «прогрессивные» правители: Елизавета, Екатерина II, Александр I — сменяли «плохих правителей», «слабоумных» или жестоких тиранов, несущих гибель государству: Анну Леопольдовну (мать младенца Иоанна VI Антоновича), Петра III, Павла. Это яркий пример того, как изначальный политический заказ: кого воспеть, кого «опустить», — превращается в историческую традицию, в «непреложную истину».

Европеизация России принесла с собой новые политические, религиозные и социальные идеи, которые были восприняты правящими и высшими классами общества прежде, чем они достигли народных масс. По мнению историков—либералов, возник раскол между верхушкой и низами общества, между «интеллектуалами» и «народом». Интеллектуалы, разумеется, звали к свету (европейскому счастью), а косный народ, само собой, тянул в тёмное прошлое.

На самом деле «свет» интеллектуалов — дворян, это была роскошь, к которой они стремились, переняв её вместе с подражанием всем западным обычаям. Внешне это проявлялось в том, что высшая знать окружала себя наружным блеском европейской цивилизации и усердно поклонялась западным модам. Светская женщина, освобождённая Петром из своего терема, в особенности увлеклась этой роскошью и дорогими нарядами. Быстро распространялась привычка жить сверх своего состояния.

А крестьяне оставались верны традициям Руси, да и большинство дворян продолжало «тянуть лямку». Вот мнение Ричарда Пайпса:

«Несмотря на экспансию в плодородные области, положение [дворян] не улучшилось и в период империи. И в ту эпоху большинство дворян бедствовало. Доход их был так мал, что они не могли дать детям образование или приобрести какие-либо атрибуты аристократического образа жизни, к которому они стали теперь стремиться».

Ситуация, аналогичная современной: малое количество семей не знает, куда деньги девать, а «низовые» служащие (учителя, врачи, офицеры) не знают, как прокормиться.

Раскол интересов между народом и элитой произошёл потому, что после Петра III элита не была обязана государству ничем, а народ содержал и её, и государство. Да ещё давал рекрутов для армии. В основной части русского общества, среди крестьян, простолюдинов и низшего дворянства, господствовали почти те же патриархальные нравы, те же верования и привычки, которые были характерны для Руси допетровской. И они-то как раз приветствовали стремление Павла вернуть дворянство к интересам страны.

Мартовской ночью 1801 года в Михайловском замке Санкт-Петербурга убивали не очередного «немца» на российском престоле. Убивали политику перемен в государстве и обществе, политику, ориентированную на ликвидацию дворянского всевластия, препятствовавшего всеобъемлющей модернизации страны.

12 марта сын убитого царя, Александр I, объявил, что «батюшка скончался апоплексическим ударом». В тот же день был обнародован манифест: Александр Павлович обещал править «по уму и сердцу» августейшей бабки своей, Екатерины II. Тем самым царствование Павла I предавалось забвению, как бы вычёркивалось из истории.

Солдаты и крестьяне весть о восшествии нового императора приняли угрюмо. Зато в дворянско-чиновничьем Петербурге не хватило шампанского для желающих отпраздновать убийство законного государя.

Радость от этого убийства высказана в написанном в апреле 1801 года письме английского посла в России лорда Уитворта бывшему российскому послу в Лондоне, англофилу графу С. Р. Воронцову:

«Прошу вас принять мои самые искренние поздравления. Как выразить всё, что я чувствую по поводу этого счастливого (!) случая, ниспосланного Провидением (coup de la Providece)? Чем более думаю я о нём, тем более благодарю небо. Мы можем наконец надеяться на возрождение счастливых времён, когда Россия и Англия составляли одно…»

(Архив князя Воронцова. Кн. 29. М., 1883, стр. 394).

В ближайшем будущем все эти «радости» не помешали Англии развязать против России морскую войну: сильная страна, добившись от другой страны действий в свою пользу, всегда хочет ещё большего!

1801, март. — Начало царствования Александра I. Апрель. — Восстановлены жалованные грамоты дворянству и городам. Также Александр отменил запрет на выезд дворян за границу и ограничения на европейскую литературу, возвратил офицеров и чиновников, сосланных при Павле. Лето. — Указ о запрещении публиковать в газетах объявления о продаже крепостных без земли. Петербургская морская конвенция между Россией и Великобританией.

Установление дружеских отношений Великобритании с Россией, отмена эмбарго на передвижение английских кораблей. Включение в состав России Бакинской области. Манифест 12 марта 1801 года положил начало традиции, окружавшей не только убийство, но и саму личность Павла своеобразным «заговором молчания». По этому поводу знаток истории России XVIII–XIX веков, писатель-эмигрант В. Ф. Ходасевич писал:

«Павел пал жертвою недовольных дворян и придворных… Мы решаемся утверждать, что до тех пор, пока позорное клеймо тирана и изверга не будет снято с памяти императора Павла, все слова о нелицеприятном суде истории будут звучать кощунственной насмешкой. Он осуждён своими убийцами. Осуждая его, они оправдывали себя. Историческая наука XIX столетия согласилась с судом убийц».