Военная реформа и международные дела
Военная реформа и международные дела
Во времена Павла I произошло закрепление за Россией Аляски благодаря созданию в 1799 году Российско-Американской компании. Удалось перейти от экспедиционного метода освоения Северной Америки к присутствию там российской администрации и к строительству постоянных поселений.
1801, январь. — Закрепление границ России в Закавказье, завершившее процесс добровольного вхождения Восточной Грузии в состав империи. Манифест об этом гласил:
«Царь Георгий Ираклиевич (Георгий XII, сын Ираклия II, заключившего в 1783 году договор с Екатериной II о российском протекторате над его владениями, — Авт.), видя приближающуюся кончину дней его, знатные чины и сам народ грузинский прибегли ныне к покрову Нашему, и не предвидя иного спасения от конечной гибели и покорения врагам их, просили чрез присланных полномочных о принятии областей Грузинскому Царству подвластных в непосредственное подданство Императорскому Всероссийскому Престолу. …Сим объявляем Императорским Нашим Словом, что по присоединении Царства Грузинского на вечные времена под Державу Нашу, не только предоставлены и в целости соблюдены будут. Нам любезноверным новым подданным Нашим Царства Грузинскаго и всех оному подвластных областей, все права, преимущества и собственность законно каждому принадлежащая, но что от сего времени каждое состояние народное вышеозначенных областей имеет пользоваться и всеми теми правами, вольностями, выгодами и преимуществами, каковыми древние подданные Российские по милости Наших Предков и Нашей наслаждаются под покровом Нашим…»
Законы эволюции толкали соседей России к соединению с нею… Это было в 1801 году, в конце правления Павла, а в его начале, как вспоминал канцлер А. Безбородко, и мысли не было о расширении страны:
«…теперь нет ни малейшей нужды России помышлять о распространении своих границ, поелику она и без того довольно уже и предовольно обширна; а потому и он [Павел] никак не намерен распространять свои границы, а удержать их верно постарается и обидеть себя никому не даст; и в сходствие того хочет он всё содержать на военной ноге, но при всём том жить в мире и спокойствии…»
(Болотов А. Т. Любопытные и достопамятные деяния и анекдоты государя императора Павла Перваго. Часть I // Памятник претекших времён или краткие исторические записки о бывших происшествиях и носившихся в народе слухах. М.: 1875, стр. 10–11)
Внешнеполитические успехи страны были обеспечены тем, что самые серьёзные реформы произведены были Павлом в военном деле. И вот, именно они вызвали самый большой поток выдумок и лжи о нём!
Безусловной его ошибкой считают, что, реорганизуя русскую армию, он взял в основу не гениальные принципы Суворова, а воинскую систему прусского короля Фридриха Великого. Но это не так! Чтобы реализовать на деле «принципы», надо иметь дисциплинированную армию. В том, что правила воинской дисциплины были позаимствованы в Европе, нет ничего плохого. А что до Суворова, то если Павел и не любил его, как человека, зато высоко ценил как полководца. Суворов получил титул князя Италийского, звание Генералиссимуса; Павел приказал войскам отдавать ему такие же почести, как императору, решил при жизни воздвигнуть ему памятник.
Что реформы надо проводить, и проводить быстро, императору стало ясно в первые же дни по вступлении на престол. В армии из 400-тысячного списочного состава не хватало как минимум 50 тысяч солдат, чьё содержание разворовывали полковые командиры; 3/4 офицерского корпуса существовало лишь на бумаге. Тяжко было с оружием: срок службы одного ружья фактически доходил до сорока лет; флот был вооружён пушками, отлитыми ещё при Петре I. В Петербурге при любом генерале числилось до сотни офицеров, а в полках ротами командовали прапорщики; Павел исключил из армии числившихся в ней, но не служивших офицеров. Офицеры-гвардейцы вели светскую жизнь, ходили во фраках, пропадали в театрах и на балах, а службу посещали от случая к случаю; Павел заставил их всех служить. Дисциплину и субординацию между ними давно уже сменили отношения, определяемые степенью знакомства и приятельства; Павел вывел их на плац и в присутствии солдат занимал шагистикой.
Зато солдаты относились к императору с любовью: на их глазах он приучал бездельников-гвардейцев к службе!
Вот почему гвардия невзлюбила императора: кончились тянувшиеся годами отпуска, прекратилась практика записи в гвардию с рождения, — гвардеец должен был из царедворца превратиться в военного. А вот что писал в своих мемуарах один из близких друзей великого князя Александра Павловича князь А. Чарторижский (Чарторыский):
«…Император хотел установить при дворе такие же порядки, как на парадах… Началась для всех, кто был близок ко Двору (для представителей дворянской элиты, — Авт.), жизнь, полная страха, вечной неуверенности. Над каждым тяготела возможность быть высланным или подвергнуться оскорбительным выговорам… Наступило нечто вроде эпохи террора».
Как видим, для этого князя подчинение государственному интересу было равнозначно тирании, а требование служить — террору.
Не случайно большинство свидетельств о «чудачествах» Павла I, о его недальновидности в сфере военного строительства исходило именно из гвардейской среды, а отнюдь не от армейских офицеров и тем более не от унтер-офицеров и рядовых. Ведь армейские офицеры стали быстрее продвигаться по службе, а любой младший офицер получил возможность требовать суда над своим командиром, рассчитывая на беспристрастное разбирательство.
Военную реформу Павел начал с отмены тяжелейшего рекрутского набора, объявленного Екатериной II незадолго до кончины. А. Т. Болотов, который за свои 95 лет пережил семерых монархов, а потому имел, что с чем сравнивать, вспоминал:
«Нельзя изобразить, какое приятное действие произвёл сей благодетельный указ во всём государстве, — и сколько слёз и вздохов благодарности испущено из очей и сердец многих миллионов обитателей России. Всё государство и все концы и пределы оного были им обрадованы и повсюду слышны были единые только пожелания всех благ новому государю…»
Император обратил серьёзное внимание на улучшение быта солдат. Он солдата уважал: «император никогда не оказывал несправедливости солдату и привязывал его к себе» (из записок графа Беннигсена). Постройкой казарм войска были избавлены от вредного влияния постоя. Были увеличены оклады, жалования, упорядочены пенсии. На солдат распространили практику награды орденами, а ведь при Екатерине их получали только старшие начальники и привилегированная часть офицерства.
Широко практиковавшиеся «вольные работы» солдат в интересах офицерства были строго запрещены, дабы не отвлекать войска от выполнения своих прямых задач.
Отец будущих декабристов М. Н. Муравьёв не раз говаривал сыновьям «о громадности переворота, совершившегося у нас со вступлением Павла I на престол, переворота, столь резкого, что его не поймут потомки».
А декабрист В. И. Штейнгель полагал, что его «кратковременное царствование вообще ожидает наблюдательного и беспристрастного историка, и тогда узнает свет, что оно было необходимо для блага и будущего величия России после роскошного царствования Екатерины II».
В целом военная реформа Павла, как и многое другое в его царствование, имела образцом опыт Петра I. Вновь, как и ровно столетие назад, обученные, обмундированные и вооружённые на иноземный манер «потешные полки» стали примером для армии, — только вместо преображенцев и семёновцев теперь это были гатчинцы. В мемуарах князя А. Чарторижского читаем:
«…гатчинская миниатюрная армия… должна была служить образцом для гвардейцев и всей русской армии …»
Гатчинцы муштровались по правилам сурового прусского военного устава, несли службу регулярно, подвергались наказанию за халатность, плохую выправку, неопрятность мундира и т. п. Теперь то же самое становилось уделом гвардейцев, — ясно, почему придворные шаркуны создавали о своём императоре и его реформах стереотипное представление, как о чём-то ужасном.
И этот стереотип не преодолён до сих пор!
Например, В. В. Лапин считает, что:
«Павел I, приступив к искоренению пороков русской армии, не смог отделить дельное от ложного. Боевая практика была несовместима с опереточным обмундированием, которое не выдерживало дождя и ночлега под открытым небом. Военно-балетные па, разучиваемые на плацу, не годились при отражении атак визжащих от ярости янычар, при штурме крепостных стен, в столкновениях с решительной французской пехотой. Павел вместе с водой выплеснул и ребёнка, — вместе с распущенностью, злоупотреблениями под топор царских приказов пошли и старательно выращиваемые Суворовым и Румянцевым лучшие военные качества русской армии екатерининской поры».
(Лапин В. В. «Семёновская история. 16–18 октября 1820 года». Л.: 1991, стр. 57)
Но чудо-богатыри А. В. Суворова как раз в это время, совершив героический поход через Альпы, освобождали Италию от французских войск (в большинстве состоявших из наёмников-поляков), а моряки Ф. Ф. Ушакова, с боями пройдя воды шести морей, установили господство российского военно-морского флота в акватории всего Северного Средиземноморья!
И вот мы видим, что красивая фраза о том, как Павел I «вместе с водой выплеснул и ребёнка» не очень-то содержательна.
Подлинное состояние российской армии конца XVIII — начала XIX веков, её очевидное превосходство над противником в возможных «столкновениях с решительной французской пехотой» смог правильно оценить тот, кто тогда был одним из лучших военачальников мира — Наполеон Бонапарт. Уж он-то знал толк в боеготовности. И, вернувшись из египетской экспедиции (кстати, не без влияния сведений о суворовских победах в Италии), установив во Франции своё единовластие, генерал и консул Французской республики предложил Российской империи союз против Англии. Слабым, как известно, союза не предлагают.
…К Великой французской революции российский император относился, в общем, как к внутреннему делу Франции и вмешиваться в её дела военными средствами не желал.
Напротив, как пишет В. О. Ключевский:
«Павел начал своё царствование манифестом, который провозглашал мирную политику; он отказался от борьбы с Францией, объявив, что с начала Семилетней войны империя вела непрерывную борьбу, и что подданные нуждаются в отдыхе».
Правда, боясь проникновения в Россию идей революции, Павел запретил отправлять молодых людей за границу для образования. Были закрыты частные типографии; усилился цензурный гнёт и контроль за книгопечатанием; был запрещён ввоз иностранной литературы.
Дальнейшие его мероприятия против Франции были спровоцированы Англией. В 1798 году Россию убедили, что возникла угроза воссоздания Наполеоном самостоятельного Польского государства. Тогда же Павел принял на себя обязанности магистра Мальтийского ордена, и его подбивали выступить против Франции, захватившей Мальту. В итоге Россия вошла в антифранцузскую коалицию, вследствие чего и были произведены знаменитые Итальянский и Швейцарский походы Суворова (1799), средиземноморский поход российского флота под командованием Ушакова (1798–1800). Это не было подавлением революции, ибо термидорианский переворот покончил с ней ещё летом 1794 года.
Но очень быстро Павел I понял, что Россию с её армией используют в иностранных (а именно английских) интересах, понял и резко изменил российский внешнеполитический курс — с 1800-го началось сближение с Францией, — и даже обсуждал план совместного с Наполеоном похода на Индию, чем, кстати, во многом предопределил собственную судьбу.
Заслуживает нескольких слов факт принятия Павлом титула Гроссмейстера Мальтийского Ордена — старейшего в монашеской истории Ордена Иоаннитов-госпитальеров. Он был создан в начале XII века, то есть почти за 700 лет до Павла, и носил имя Иоанна-предтечи (предшественника), крестившего Христа. Для нас важно, что, став Магистром этого знатнейшего и богатого Ордена, российский царь отнюдь не признал главенства папы. Скорее, через этот акт он мог бы подчинить католичество своей православной стране, что никак не могло нравиться католической церкви!
Сын Павла, Александр, после убийства отца отказался от этого титула, а когда позже его брат Николай, став императором, захотел вернуть его себе, Ватикан просто ликвидировал Орден (в 1834).
Но вернёмся к индийскому походу.
Принятие Павлом плана Бонапарта о походе в Индию, как и выказанная им чуть ранее поддержка американских колонистов в их борьбе с Англией, породили в головах современников, а за ними и историков идею о безумии нашего императора. Правда, это не мешало современникам дружно признавать наличие у него трезвого ума, разнообразных талантов и прочего.
На индийский поход обычно ссылаются, желая подчеркнуть военный дилетантизм и авантюризма Павла. Но план этого похода был разработан в 1800 году лично Бонапартом, а впервые об индийском походе генерал Бонапарт высказывался в 1797 году, ещё до экспедиции в Египет.
Англия была главным противником Франции. Вступив с нею в войну, империя Наполеона, не располагая флотом, не могла рассчитывать на победу. Франция искала другие пути, кроме прямого вторжения, для того, чтобы достичь успеха. Помимо применения жёстких экономических средств континентальной блокады и возникала идея военного похода в Индию, которая, собственно, и обеспечивала Англии её экономическое преимущество. Но поскольку Турция не пропустила бы через свою территорию ничью армию, — а в обход Турции, через жаркую Аравию и Персию большой корпус не пошлёшь, — в плане Наполеона Россия играла ключевую роль. Затем план был оговорён с Павлом I и начал реализовываться посылкой казаков на соединение с французским экспедиционным корпусом.
Суть плана заключалась в следующем:
«Французская армия в 35 тысяч пехоты, с полным комплектом лёгкой артиллерии, двинется от границ Франции, с согласия Австрии, на Ульм, где найдёт суда и отплывёт на них по Дунаю.
По прибытии её в Чёрное море, русский флот перевезёт её до Таганрога, откуда она отправится в Царицын на Волге, где, снабжённая судами, спустится на них вниз по реке до Астрахани.
Там русская армия в 35 тысяч чел. (из них 15 тыс. пехоты, 10 тыс. конницы и 10 тыс. казаков), при усиленном комплекте артиллерии, соединится с французскою армиею, которой будут доставлены лошади, нужные для перевозки её артиллерии и тяжестей. Соединённая армия будет перевезена Каспийским морем из Астрахани в Астрабад (город в Персии, — Авт.), где будут учреждены склады всякого рода снабжений, нужных для армии.
Поход этот от французских границ до Астрабада рассчитан приблизительно на 80 дней; потребуется ещё 50 дней, чтобы главные силы армии достигли правого берега Инда, направившись на Герат, Ферах и Кандагар; всего 130 дней похода и перевозки для французских войск, которые так же, как и русские, будут состоять под главным начальством генерала Массены (по требованию, определительно заявленному императором Павлом)».
(Цит. по: Русская старина. Т. XV. Январь 1876 г., с. 216.)
Вот так. Речь шла о совместной франко-русской военной экспедиции под руководством дивизионного генерала (с 1804 — маршал Франции) Андре Массены в самое сердце (или, точнее, наверное, в кошелёк) Британской империи. Идти предполагали через Персию, граничившею на востоке прямо с Индией — ведь Пакистан отделился от неё только в ХХ веке. Русские войска бывали в Персии и при Петре, и при Годунове. Что тут безумного… в плане Бонапарта?
Предполагался также приход в Индию русского флота с Камчатки и отдельный пеший поход русских казаков.
В январе 1801 года казачий атаман Орлов через фельдъегеря получил императорский указ, в котором объяснялась цель военной акции:
«Англичане приготовляются сделать нападение на меня и союзников моих датчан и шведов. Я готов их принять, но нужно их самих атаковать и там, где удар может быть чувствительней, и где менее ожидают. Заведение их в Индию самое лучшее для сего. Подите… с артиллерией через Бухару и Хиву на реку Индус. Приготовьте всё к походу. Пошлите своих лазутчиков приготовить и осмотреть дороги. Все богатства Индии будут вам за сию экспедицию наградой. Такое предприятие увенчает вас славой и заслужит моё особое благоволение. Прилагаю карты, сколько их у меня есть».
Из книги знатока истории русского казачества Павла Астапенко:
«Исполняя указ, Орлов за короткий срок сумел мобилизовать более 22 тысяч казаков, способных носить оружие, о чём и информировал императора в своём письме от 20 февраля 1801 г. Поход казаков в Индию, вошедший в историю под названием „Оренбургского похода“, возглавил прибывший на Дон из заключения в Петропавловской крепости сотоварищ Орлова генерал-майор Матвей Платов, которого император назначил заместителем войскового атамана».
В книге «Картины былого Тихого Дона» (1909), казак и генерал русской армии П. Н. Краснов, отрицательно относившийся к тому далёкому теперь походу, писал:
«Войсковой наказной атаман Василий Петрович Орлов предписал готовиться всем офицерам, урядникам и казакам. Все, до последнего, должны были в шесть дней быть готовы к выступлению о-двуконь с полуторамесячным провиантом. Казаки обязаны были иметь при себе ружья и дротики. И раньше бывало так, что подымалось всё войско Донское. Старики помнили такие случаи. В 1737 и в 1741 годах донцы поднимались поголовно. Но тогда была опасность от татар, татары шли на Дон, была нужда отстоять родные станицы. Теперь про татарские набеги говорили только старые люди. На Кубани крепко стояло Черноморское войско. Дону опасность ниоткуда не угрожала. Куда пойдёт войско Донское — этого никто не знал…»
В конце февраля собрались казаки на смотр атамана. Всего с войска набрали 510 офицеров, 20 947 казаков конных полков, 500 артиллеристов и 500 калмыков. Люди эти составили 41 конный полк. Орлов разделил их на 4 части. Первую повёл генерал-майор Платов; вторую генерал-майор Бузин; третью генерал-майор Боков и четвёртую генерал-майор Денисов, вернувшийся из Италии. С отрядом генерала Платова шёл и атаман Орлов и с ним две роты донской конной артиллерии и войсковые инженеры.
Путь их лежал к Оренбургу. Далее надлежало занять Бухару, в Хиве освободить наших пленных.
П. Н. Краснов пишет:
«Если бы атаман Орлов и донские казаки успели исполнить это поручение, они прославили бы себя более, нежели Ермак — покоритель Сибири… Но не судил Господь совершить великий замысел государя!»
В ночь с 11 на 12 марта в Петербурге был убит император Павел I, и на престол вступил Александр I Павлович. Он повелевал казачьим полкам вернуться домой: дружба с Наполеоном кончилась.
Но что для нас особенно интересно, так это описание похода и его эмоциональные оценки, которые делает П. Н. Краснов. «Могли ли бы казаки дойти до Индии, могли ли бы разорить её?..» — спрашивает он. Почитайте описание:
«Уже с первых же шагов в задонской степи страшные трудности встречались казакам. Дороги были занесены снегом, и артиллерия выбивалась из сил, вытаскивая пушки из глубоких сугробов. Нигде не было квартир для обогревания, и люди и лошади стыли и мёрзли на холодном ветру в степи. Не было топлива, не хватало провианта, не было сена и овса. Некормленые лошади еле брели навстречу жестоким холодным буранам.
В начале марта вдруг настала оттепель. Заиграли ручьи, размокла степь, грязь стала непроходимая. Каждая балка сделалась страшным препятствием. Через пустую, обыкновенно, речку Таловку войсковой старшина Папузин еле переправился. Сорок вёрст шёл он по колено в грязи, а через самую Таловку переходил по устроенному им из хвороста, хуторских огорожей, ворот и крыш мосту.
Наконец, подошли к Волге. Лёд вздулся и побурел. Лошади проваливались на нём. Местами он уже тронулся. Денисов со своею колонной подошёл к нему и увидел, что переправа опасна. Через всю реку поставил он мужиков с верёвками и им придал по несколько казаков для оказания помощи. Начали вести лошадей, но они проваливались и шли ко дну. Однако, Денисов знал, что на больших реках лёд в середине всегда толще, и вот, он приказал повести своих рослых и сытых лошадей (рослых и сытых!!! А говорит, бескормица, — Авт.) вперёд. Сначала они проваливались, но потом перешли. За ними потянулись и казаки. До 700 лошадей провалились, но казаки вытащили их всех. Пять часов длилась переправа.
И опять пошли, сперва по Волге, потом по течению реки Иргиза. Степь становилась всё безлюднее и пустыннее. Комиссионер Теренин, обязавшийся доставлять хлеб и фураж, не выполнял своего обязательства: на Волге это лето было неурожайным, и он не мог собрать продовольствия. По приходе на ночлег не находили овса, да и сено было пополам с мусором. Лошади падали от бескормицы, и путь, пройденный казаками, обозначался длинной вереницей вздувшихся конских трупов (запомните это! — Авт.), да чёрными стаями ворон.
Громадною толпою втянулись донцы в безграничные степи и затерялись в них, как песчинка. Замолкли удалые песни. Мёрзли по ночам казаки, а днём мучились в грязи и лужах, в которые обращало степь весеннее солнце. Много было уже и больных казаков. Цынга появлялась. А впереди была всё та же степь, и конца-края ей не было…»
Ужас! О, ужас, сограждане! Разве можно в таких условиях совершать военные похода? Нет, никак нельзя. И генерал-лейтенант Краснов так завершает свою печальную повесть:
«Много великих подвигов совершили казаки. С одними пиками, пешком, брали они измаильские твердыни, на лёгких лодках переплывали Чёрное море, от себя воевали, на свой страх брали Азов, с Суворовым перешли они заоблачные выси Альпийских гор, но это повеление — завоевать далёкую Индию — было невыполнимо. Не знали те, кто посылал их, как далёк и труден был этот путь, и сколько препятствий на нём встретилось казакам. Дойти до Индии по безлюдной пустыне, без продовольствия и фуража было невозможно. Но войско Донское пустилось исполнять волю государеву без рассуждения — все казаки погибли бы в нём».
А вот и статистика похода, сделанная, словно в насмешку над собственным текстом, самим же Красновым: 1564 версты прошёл 20-тысячный конный отряд в два месяца (туда и обратно), без потерь в людях и без отставших. И лошади вынесли этот поход хорошо; на полк пришлось павших лошадей от 12 до 62 (вот вам и «длинная вереница» конских трупов). Теперь перейдём к самому удивительному научному предмету на свете: к традиционной истории. За полтысячелетия до этого заведомо провального, невыполнимого, по мнению историков, похода 20-тысячного конного отряда, именно здесь пересекали степи куда как более значительные отряды. Сколько тогда народу отправлялось путешествовать, сказать трудно, но, по сообщениям самих же историков, небезызвестный Чингисхан подарил одному только небезызвестному Батыю 600 тысяч воинов. А в походы тогда ходили с обозом, в котором, помимо женщин и детей, имелись ещё «бесчисленные стада скота». Но это был не наш, а специальный монгольский скот, которому никакая бескормица нипочём.
И весь «невозможный» поход донцов-удальцов под командой атамана Орлова — лишь точка на безбрежной географии монгольских «возможных» завоеваний: бесстрашные неутомимые монголы покорили Евразию от Забайкалья и аж до Карпат. В отличие от наших донцов на их пути в Индию, Пекин и Среднюю Азию, похоже, не было ни гор, ни пустынь. Ныне в пустыне Гоби, мимо которой им было никак не пройти, нет ни одной былинки, ибо в этих местах абсолютно нет пресной воды. Наверное, в начале XIII века её всю выпили могучие монголы, их могучие жёны, дети и лошади.
Куда нашим донцам до монгольских чудо-батыров!..
Но это ещё не всё.
За четыреста лет до могучих монголов наладилась работа сухопутного Великого шёлкового пути, по которому европейские купцы, нагрузившись товаром, странствовали в Среднюю Азию, Индию и Китай и обратно. Северный отрог этого пути шёл как раз от впадения Тихого Дона в Чёрное море и далее по тем местам, что и путь атамана Орлова с его отрядом. И некому было объяснить глупым европейцам, что «дойти до Индии по безлюдной пустыне, без продовольствия и фуража невозможно…. все бы погибли…»
Да, чтоб не забыть: ещё восемью сотнями лет ранее, в I веке н. э., торговый оборот Рима с Индией составлял сто миллионов сестрециев в год. Золото и товары перевозили исключительно сушей, ибо морской путь в Индию Васко да Гама открыл лишь накануне XVI века.
В общем, историки всем «разрешают» ходить в Индию и торговать с нею, а англичанам дозволительно было даже ею владеть. И только русский император не смеет об этом даже помыслить, и только русские войска никогда до неё не дойдут.