Юность Павла I Петровича
Юность Павла I Петровича
1754, 20 сентября. — В семье цесаревича и великого князя Петра Фёдоровича и великой княгини Екатерины Алексеевны родился сын Павел. Отец воспринял рождение наследника равнодушно, проведя в этот день в покоях жены всего несколько минут, а в свете рождение Павла Петровича праздновалось около года: при дворе давались балы, маскарады, фейерверки, спектакли. Императрица Елизавета Петровна пожаловала Екатерине за рождение сына 100 000 рублей.
Первые годы после рождения Павел рос под присмотром императрицы Елизаветы Петровны, его родители к нему почти не допускались. Четырёх лет от роду его начали учить русской грамматике и счёту, но настоящим обучением занялись лишь с лета 1760 года; воспитателем к нему был назначен Н. И. Панин, один из крупнейших государственных деятелей России того времени. В учителя к наследнику престола были приглашены известные европейские учёные.
Будущего императора учили закону божьему, русскому, французскому и немецкому языкам, истории, географии, физике, но особое внимание уделяли французской литературе, заставляли читать Корнеля, Вольтера, Руссо и других, так что в целом воспитание имело «французский характер». Учился наследник престола легко.
С ранних лет Павел давал аудиенции иностранным послам, за его столом обедали крупнейшие сановники елизаветинского времени с тем, чтобы он прислушивался к их разговорам. Лишь очень редко мальчику позволяли играть со сверстниками, а наиболее дружен он был с А. Куракиным (племянником Н. И. Панина) и А. Разумовским.
1762, 05 января (по юлианскому календарю 25 декабря 1761). — Смерть Елизаветы Петровны. Вступление на престол Петра III. 10 июля (28 июня). — Государственный переворот. На другой день Пётр III отрёкся от престола.
В ночь переворота 7-летний Павел вместе с Паниным под охраной отряда солдат был переведён в Зимний дворец и рано утром следующего дня в Казанском соборе принёс присягу на верность новой императрице и вновь был объявлен наследником. События эти вызвали у него первое сильное потрясение, начались болезненные припадки. Врачи даже опасались за его жизнь.
1762, 17 июля (06 июля). — Манифест Екатерины, официально объявившей об отречении Петра III, который при таинственных обстоятельствах убит в Ропше Алексеем Орловым.
И до, и после переворота имели место взаимные интриги известных придворных группировок — Орловых и Паниных. Оба клана участвовали в свержении Петра III, но Орловы добивались власти для Екатерины, а Н. И. Панин желал воцарения своего воспитанника, предполагая, что Екатерина до его совершеннолетия будет регентом. Екатерина, естественно, предпочла мнение Орловых, тем более, что собственного сына знала мало. Тогда Н. И. Панин представил ей проект Императорского совета, который должен был заменить «силу персон» «властью мест государственных», оградить трон от переворотов, политику от колебаний, а подданных от «злоключений». Но и тут воспитатель Павла не преуспел: учитывая, что накануне 28 июня он желал сделать её всего только регентшей, а также его любовь к олигархической Швеции, императрица сочла, что его план аналогичен «затейке верховников» 1730 года, и отклонила его. Правда, предостеречь Панина от воспитания её сына в духе враждебных ей «политических мечтаний» она не смогла.
Отношения матери и сына были довольно удивительными. Он относился к ней, как к матери, а она к нему — как к политическому сопернику, имевшему больше законных прав на трон, чем она сама. Она не любила путешествовать, так как опасалась, чтобы в столице в её отсутствие не произошёл переворот. Если же всё-таки приходилось покидать Петербург, матушка оставляла распоряжения в отношении сына; в случае начала в столице волнений её доверенные лица должны были немедленно арестовать Павла и привезти его к ней. На протяжении нескольких десятилетий имя Павла не раз всплывало в разных политических процессах, по стране распространялись слухи о его воцарении, к нему как к «сыну», взывал Е. И. Пугачёв. Но императрица старалась не допускать великого князя к участию в обсуждении государственных дел, а тот, в свою очередь, по мере взросления начинал всё более критически оценивать политику матери.
Когда Павлу исполнилось 14 лет, сенатор Теплов начал обучать его «прямой государственной науке» — политике. Собственно, всё обучение сводилось к разбору дел, принесённых из Сената. А Павел увлёкся военным делом, и под руководством брата своего воспитателя, генерала П. И. Панина, получил хорошую военную подготовку. 20 сентября 1772 года Павел достиг совершеннолетия. Дипломатический корпус, да и некоторые русские сановники (прежде всего Н. И. Панин) ожидали, что цесаревич, по крайней мере, разделит с матерью «бремя власти». Но Екатерина II позволила сыну вступить лишь в обязанности генерал-адмирала русского флота и полковника кирасирского полка — в должности, пожалованные ему ещё в 1762 году. Панин оставлен был при Павле обер-гофмейстером, то есть продолжал играть роль воспитателя.
1773, 29 сентября. — Бракосочетание Павла с принцессой Гессен-Дармштадской Вильгельминой (в православии она приняла имя Натальи Алексеевны). Панин получил отставку от должности воспитателя, сохранив, однако, своё влияние на цесаревича. В следующем году Павел много работал над проектом «Рассуждение о государстве вообще, относительно числа войск, потребного для зашиты оного, и касательно обороны всех пределов». Для того, чтобы сохранить «счастливое расположение» России, Павел предлагал отказаться от наступательных войн и готовиться лишь к войнам оборонительным, для чего сосредоточить на границах империи четыре армии: против Швеции, против Пруссии и Австрии, против Турции, а четвёртую — в Сибири. Все прочие полки он предлагал расквартировать внутри страны в постоянных местах дислокации, чтобы они получали рекрутов и продовольственное содержание от местных жителей.
Главный принцип — железная дисциплина и персональная ответственность военнослужащих, чтобы, по его словам, «никто от фельдмаршала до солдата не мог извиниться (оправдаться, — Авт.) недоразумением, начиная о мундирных вещах, кончая о строе». Проект он подал Екатерине II, но та встретила сочинение сына более чем сдержанно; скорее всего, ей, занятой в это время войной в Турции, разделом Польши, подавлением восстания Пугачёва, его умствования показались излишне детскими и наивными. Может быть, вследствие этого Павел не получил места ни в Сенате, ни в Императорском совете. Фактически он был отстранён от дел и постоянно чувствовал противостояние Г. А. Потёмкина, фаворита Екатерины II.
В 1776 году Павла постигла семейная трагедия: скончалась при родах его жена Наталья Алексеевна. Матушка, чтобы «излечить» сына и показать, насколько покойная не стоит его слёз, передала ему любовную переписку Натальи с Разумовским, к тому времени уже удалённым от двора. Одновременно начались хлопоты о новом браке цесаревича с 17-летней принцессой Виртембергской Софией-Доротеей.
13 июня 1776 года цесаревич выехал в Берлин для знакомства с будущей женой. Павел был очарован Фридрихом II, своей невестой, и вообще Пруссией. Прусская государственная система в целом, и прусская армия в частности, понравилась ему порядком, основанным на централизации, регламентации и железной дисциплине.
Екатерина приняла невестку ласково, но без особой сердечности, о чём та вспоминала даже в старости (она умерла в 1828). Новая великая княгиня, наречённая при крещении Марией Фёдоровной, с редким единодушием оценивалась современниками как «ангел во плоти». Их первенец, Александр, а затем и второй сын, Константин, были взяты Екатериной на своё попечение: она рассматривала внуков как «собственность государства» и хотела воспитывать сама. Между тем, разрыв сына с матерью увеличивался. В этом разрыве трудно отделить личное от политического. Павел критиковал саму суть Екатерининской политики, в частности, считал принципиально важным сосредоточить всю законодательную инициативу в руках монарха, оставив дворянскому сословию только службу, пусть и за щедрое вознаграждение.
Конфликт в царской семье не получил, однако, выхода: Екатерина II предложила сыну с женой совершить «инкогнито» путешествие по Европе. 19 сентября 1781 года Павел и Мария, под именем графа и графини Северных отправились в путешествие, длившееся 14 месяцев. Они посетили Австрию, Италию, Францию, Нидерланды, Швейцарию и южную Германию.
Результаты путешествия для Екатерины были несколько неожиданны: в Европе Павла встречали как наследника российского престола, везде он сумел понравиться. При королевских дворах его окрестили российским Гамлетом, намекая на его судьбу наследника не отца, а матери, погубившей мужа. К такому прозванию располагали и рассуждения принца, часто имевшие философский оттенок.
Вернувшись в Россию, обласканный в Европе как наследник престола, Павел получил разрешение лишь дважды в неделю присутствовать на докладах, да по воскресеньям обедать у императрицы. Тем временем Н. И. Панин, подвергнутый опале, умер (31 марта 1783); Павел, рискуя вызвать недовольство матери, присутствовал при его кончине и закрыл своему наставнику глаза.
После этого цесаревич перестал проявлять неудовлетворённость своим положением. Такое его поведение, возможно, вызвало тревогу матушки: как бы чего не задумал! — и 12 мая 1783 года она впервые пригласила его к обсуждению важных внешнеполитических проблем: польские дела и вопрос об аннексии Крыма. Посиделки закончились окончательным разрывом; надо полагать, выявилось совершенное несходство взглядов. Именно к этому времени относятся первые слухи о возможной передаче престола не Павлу, а его старшему сыну Александру, которого, по общему мнению, Екатерина боготворила. И кстати, не смущаясь моральной оценки, всемерно способствовала всяким слухам о сомнительном происхождении Павла Петровича.
1783, 6 августа. — Павел получил в подарок мызу Гатчина, ранее принадлежавшую Григорию Орлову.
Полностью отстранённый от политики, он замкнулся на любимом военном деле: как генерал-адмирал русского флота выхлопотал право иметь в Гатчине три батальона, которые и обучал на собственный вкус. Солдаты были одеты в мундиры, чрезвычайно напоминающие прусские, и, подобно подразделениям Фридриха II, бесконечно занимались вахт-парадами, смотрами и т. п. Командовал этим сам Павел, не пропустивший ни одного развода, подражая при этом Фридриху II в одежде, походке, даже в манере ездить на лошади.
В Гатчине он написал новые воинские уставы для строевой, гарнизонной и лагерной службы. Он боготворил дисциплину и порядок, сам был образцом в этом, стремился быть справедливым и блюсти законность, был честен и привержен строгим нормам семейной морали.
Однако он внимательно следил за деятельностью двора, и пытался выработать своё понимание проблем, стоявших перед страной. 4 января 1788 года, готовясь участвовать в войне со Швецией, он пишет три письма жене, письмо старшим сыновьям, завещание и особый наказ, или, по его выражению, «предписание», о порядке управления империей.
Как и Екатерина II, Павел считал, что нет лучшей формы правления, чем самодержавие, ибо оно «соединяет в себе силу законов и скорость власти одного». Империя нуждается в законах, главнейший из них — о престолонаследии, гарантирующий стабильность и порядок. Других новых законов не надо принимать; требуется лишь соотнести старые с нынешним «государственным внутренним положением», то есть дать свод всех действующих законов, снять противоречия между ними, не считать указы законами и т. п. Утверждая, что «доходы государственные — Государства, а не Государя» (Екатерина частенько их путала), Павел осудил эмиссию бумажных денег, ведущую к обесценению монеты.
Рассматривая дворянство как «подпору государства и государя», Павел, в отличие от матери, желал бы не допускать в привилегированное сословие «лишних членов или недостойных».
В своём «предписании» о порядке управления Россией он писал:
«Предмет каждого общества — блаженство каждого и всех. Общество не может существовать, если воля каждого не будет направлена к общей цели. Для того правительство; правительство разного рода. Лучшее то, которое ближайшим способом преимущественно достигает до своего предмета. Из такого разные роды правления рождаются. Чем больше земля, тем способы исполнения труднее, следственно, первое попечение должно быть — облегчить их. Самое простое облегчение сего рода — препоручение исполнения одному, но связано с неудобствами человечества… Крестьянство содержит собою все прочие части и своими трудами, следственно, особого уважения достойно и утверждения состояния, неподверженного нынешним переменам его, из благодарности отечества и для того, чтоб тем лучше трудились, и государство имело тем вернее снабжение.
Но сего предписания не довольно, ибо исполнение потребно; а прежде оного быть не может, пока каждое состояние и каждый оного член не узнает воспитанием пространства своих должностей к первому предмету — благу общества; а сего достигнуть не можно без воспитания, от которого понятие прямое закона, самого себя и вещей и, следственно, нравы, без которых опять общество бедственно, ибо члены развратны.
Для сего школы и училища, основанные на правилах правления, дабы воспитанием влагалось понятие вещей к назначенной цели и напряжения каждого, по мере состояния (возможности, — Авт.), исполнением должностей к общей цели общества. Торговля, служа к богатству земли, сводит народы и тем самым полирует нравы и открывает новые стези смыслу человеческому и способам государственным. Мануфактуры, фабрики и ремёсла — отрасли сего, сила и, следственно, целость общества, — итак, о них пещись отменно, а особливо у нас, где сия часть запущена… Расходы размерять по приходам и согласовать с надобностями государственными, и для того верно однажды расписать так, чтобы никак не отягчатьз емли, нопомнить, что может бытьслучай, где нужда заставит большой расход делать, и так, не вплоть и обрез класть, и притом некоторое количество иметь в казне, но небольшое, дабы не отвратить оного от нужного течения…»
Внезапная смерть Екатерины II в 1796 году произошла, когда Павлу шёл уже сорок второй год. Он давно продумал программу своих будущих действий. Из его бумаг видно, что наследник престола, дожидавшийся своего часа в Гатчине, исповедующий смесь идей о преимуществах подлинного самодержавия и необходимости общественно-хозяйственного развития на европейский манер, не собирался продолжать курса своей матери.