Графиня ЕВДОКИЯ РОСТОПЧИНА (1811-1858). ЦИРК ДЕВЯТНАДЦАТОГО ВЕКА

Графиня

ЕВДОКИЯ РОСТОПЧИНА

(1811-1858).

ЦИРК

ДЕВЯТНАДЦАТОГО ВЕКА

1

Да, я люблю средь залы позлащенной

На шумный пир задумчиво смотреть

И в праздничной толпе принаряженной

Сквозь маску лиц во глубь сердец глядеть;

И мыслию, догадкой проясненной,

Их тайнами, их мыслью овладеть,

Разузнавать их страсть, их цель, их волю,

Их грустную иль радостную долю.

Люблю, хочу, умею понимать

Живой душой чужую жизнь и душу;

И хоть могу я многих разгадать,

Личины их и роли не нарушу!

Они пришли, чтоб ловко роль сыграть, —

Пускай себе! На них я не обрушу

Вниманья беспощадной суеты,

Ни любопытства праздной пустоты!

Они пришли — пред светом, их владыкой,

Противником и вместе судией —

Свершить мудреный подвиг и великой

(Иные, может быть, последний свой!).

Страданью их здесь тесно, душно, дико,

Простора нет в толпе душе больной,

Но тайный ад их скрыт под принужденьем,

Но лица их сияют наслажденьем.

И свет на них глядит: они должны,

Как на смотру военном рядовые,

В своей броне стальной закалены,

Ему предстать, блестящие, живые,

Веселые... Улыбки ведь даны,

Чтоб ими скрыть мученья роковые!..

Они должны, чтоб свету угодить,

Устав его приличия хранить.

Приличие велит — оставить дома

Забот, тоски и тяжких мук семью;

Таить свою сердечную истому;

Приязнию одеть вражду свою;

Не допускать в веселые хоромы

Ни правды луч, ни теплых чувств струю;

Не отвечать на голос, сердцу близкий;

Не замечать, что люди злы и низки...

Приличие велит и хочет свет!..

Мы все покорны им и их влиянью;

Быть в милости у света — вот предмет

Всеобщего усилья и старанья!

Рабы его, несем ему привет,

Как в древности бойцы, среди собранья,

Пред цезарем поникнув головой,

Несли ему поклон предсмертный свой!

И цезарь наш, наш свет, не рукоплещет.

Не удостоит нас хвалы своей!

Зачем?.. Ему нет дела, что трепещет

У нас в груди больной гроза страстей:

Мы тут... для нас бал пляшет, праздник блещет

И с смехом речь кипит в устах людей, —

Чего ж еще?.. Достаточна награда,

И требовать не вправе мы пощады!

Страдай, терпи, терзайся, умирай!

Но умирай с достоинством, с улыбкой!

И не бледней, и духа не теряй, —

Свет не простит бессильному ошибки,

Он слабым враг!.. Будь тверд!.. Не оплошай

В борьбе с самим собой, в смертельной сшибке...

И как боец средь цирка, так и ты

Будь горд среди толпы и суеты!

2

Вот черный фрак, перчатки щегольские,

И голова в изящных завитках,

И громкий смех, и речи удалые,

И бойкий ум в сверкающих глазах;

Подумаешь — надежды молодые

Тут кроются в безоблачных мечтах.

Подумаешь — счастливец в шуме бала

Ждет милого, живого идеала...

Нет, то отец семейства: он пришел

С последними червонцами своими

Отдать себя судьбе на произвол,

Ожить в игре богатствами чужими,

Спасти детей!.. Его сюда привел

Враг — нищета... С карманами пустыми,

С отчаяньем в душе к себе домой

Назавтра не вернется он живой...

И мимо, мимо!.. Много здесь подобных

Отыщется несчастных иль глупцов.

Толпа привыкла к ним. Лишь для способных

Понять в них драму гибнущих умов,

Страданий и надежд междоусобных,

Проклятий, мук и ропота без слов, —

Лишь для таких внятна в их диком взоре

Немая весть о смертном приговоре!

3

Вот вам другой. Он тоже весел, мил,

Он тоже сыплет шутки, уверенья,

А между тем недостает в нем сил,

Чтоб скрыть грызучей зависти мученья.

Он места ждал. Давно уж возложил

На эту цель все помыслы, стремленья;

Свои запродал двадцать лет давно,

Забыл, что дважды жить нам не дано,

Что молодость, здоровье, мощь и сила

Все наслажденья просит, хочет, ждет,

И от него уж гостьей легкокрылой

Умчалась их пора!.. И он живет

Лишь жаждою достичь. Судьба сулила —

Он поприще желанное пройдет,

Свершит свой путь, на высоте счастливой

Достигнет цель мечты честолюбивой!

А между тем до время седина

В златую прядь волос его закралась.

Душа его, умом поглощена,

Немела, вяла, сохла, истощалась:

Он днем в трудах, проводит ночь без сна,

И вышло, что судьба над ним смеялась!

Что он желал — то получил другой!

Он жизнь сгубил в ошибке роковой!

Он мучится теперь как тени ада, —

Но здесь его соперник, и пред ним

Не выдаст он себя, тому в отраду,

Не изменит он правилам своим.

Спокойный вид он сохранит как надо,

Поклонится начальникам большим,

И личному врагу протянет руку,

И свет его не разгадает муку!

4

Вот девушка, красавица, дитя,

Чело ее венчано цветами,

И, локон свой рассеянно крутя,

Она порхнет как птичка перед вами.

Но, с резвыми подругами шутя,

Но, в польке мерно стукая ногами, —

Куда глядит так пристально она?

Зачем дрожит, смятения полна?

И у нее заветная есть тайна,

Есть свой роман, печальный и простой!

Она бедна; издалека, случайно

Пришлось ей в наш свет попасть большой,

Влюбиться и судьбой необычайной

Понравиться... Мечтатель молодой,

Вельможа и богач, пленившись ею,

Назвал ее невестою своею.

Завистница нашлась, — и где ж их нет? —

Которая сумела клеветою

Расстроить это счастье; свой обет

Жених презрел — и с знатною княжною

Он вступит в брак, приняв родни совет!

А прежняя невеста?.. Э! пустое!!.

В степной уезд свой, просто, без затей,

Ну почему ж и не вернуться ей?..

Пускай поплачет мать ее, старушка,

Пускай сама терзается она!..

Им поделом!.. Ведь вздумала ж вострушка,

Что знатной дамой быть она должна,

Что бедная, ничтожная вертушка

Столичным гордым барышням равна...

Вот им урок!.. Пусть помнят расстоянье

Меж них и первенствующих по званью!..

Сегодня, здесь решится участь их:

Еще попытка, разговор, свиданье, —

Узнает он, забывчивый жених,

Обман и ложь пустого нареканья,

Увидит он обеих жертв своих,

Почувствует их горе, их страданье,

Опомнится!..Или махнет рукой

И скажет: «Так и быть!.. Удел иной

Назначен мне!..» — И обе это знают,

И мать и дочь!.. О, как дрожат оне,

Как обе этой встречи ожидают!

Как много слез в притворной тишине

Их голоса!.. Но, верно, наблюдают

За ними вражьи очи — и вполне

Они играют роль гостей беспечных,

Без всяких дум или забот сердечных!

А газ горит, а музыка гудит,

А бал блестит всей живостью своею.

А пляска обаятельно кипит!

Любуется хозяин гордо ею

И думает, что завтра загремит

Молва о нем, хвалой повсюду вея, —

И праздником доволен он своим,

И свет изыскательный доволен им!

И ни одни из двух не угадает,

Как много здесь страдальцев собралось,

Какие вопли сердца заглушает

Торжественный оркестр... и сколько слез,

Непролитых, обратно западает

На грудь безмолвных жертв, как много гроз,

Семейных тайн, размолвк, глухих стенаний

Здесь бродит средь безумных ликований!

5

Вот старый муж молоденькой жены,

Красавицы, кокетки, словом, львицы

С улыбкой и коварством сатаны,

Кому она отличной ученицей.

Зато ей все сердца покорены,

Все на цепи у мощной чаровницы, —

И бедный муж, с полдюжиной других,

Лежит у ног ее, лобзая их.

И он ревнив!. Как Аргус баснословный,

Он стережет ее и день и ночь.

Тень юноши ему уж тать любовный,

И эту тень готов прогнать он прочь!

Он чувствует: меж ними бой неровный

И уберечь жену ему немочь!..

Влюблен и стар, влюблси и лыс, и гадок, —

Ему ль не страшен модных львов нападок?

И многим уж за то старик смешон.

В душе его они ведь не читали!..

В руках жены записку видел он, —

Она должна отдать се на бале...

Кому?!. Меж всех кто ею предпочтен?!.

Чьи происки кокетку привязали?.

Старик глядит на дверь, и на часы,

И на жену... Он рвет себе усы,

Он стал бы рвать и волосы седые,

Да нету их!.. Забившись под жилет,

Ногтями в грудь впились, как черви злые,

Его пять пальцев и кровавый след

Оставили... Уста его немые

Грызут и рвут у ней взятой букет...

И судорги ревнивого сомненья

Искорчили ревнивца... Где же мщенье?!.

А между тем веселая жена

Мелькнет пред ним, грацьозно вальсируя,

Потом пройдет, слегка преклонена

На руку кавалера... и не чуя

Грозы над гловой, упоена,

Блаженствуя, блистая, торжествуя, —

Пошепчется в углу она с одним,

Дарит другого взором огневым,

А третьего улыбкой миловидной —

Чтоб все равно довольны были б ей

И никому не стало бы завидно!..

Чем кончится нередкий случай сей?

Огласкою, для двух семейств обидной?

Иль сценою, забавной для людей?

Иль поединком, смертью человека —

За вздор и блажь, в угодность мненью века?..

А газ горит. А музыка гремит,

А бал блестит всей пышностью своею.

Толпа гостей по комнатам кипит.

Любуется хозяин гордо ею.

Он думает, что завтра протрубит

Молва о нем, хвалой повсюду вея.

И праздником доволен он своим,

И мнит, что все вокруг довольны с ним!

6

Но шум в дверях... Вошла — не то богиня,

Не то царица... фея, может быть!..

Движенья, поступь, взор — в ней все гордыней

И силой дышит, словно победить

Она пришла... Княгини и графини —

Пред ней померкло вес! Не отразить

Ни красоты се, ни обаяний,

Ни блеска, ни ума, ни чарований!

Наряд се как облако парит,

На ней горят алмазы дорогие;

Глаза горят жарчей и жар ланит

Сливается с их блеском; снеговы

Плеча и руки тверды как гранит,

Прозрачны как янтарь, а шелковые

Густые косы улеглись с трудом

Над мыслящим таинственным челом.

Как хороша!.. Она, по крайней мере,

Не жертва, не страдает, не грустна?

Она?! Любви словам, мольбам поверя,

Свою любовь дала за них она.

Бесстрашно, не хитря, нс лицемеря,

Любила, всей душою предана,

Восторженно и свято, так сердечно,

Что страсть свою считала вековечной.

А он такой любви не понимал

Иль, просто цену знать ей не умея,

Он счастьем невзволнованным скучал;

Над ним оно лежало, тяготея,

Как плен, как цепь. Но он пред ней молчал...

В нем не было ни истого злодея,

Ни полного героя. Нет, увы!

Едва ль нашли б в нем человека вы!

Он променял любовь души высокой

На чувственный и мелочный разврат:

Он пал... так непростительно глубоко,

Так низко, что взглянуть, не смел назад,

На прежний рай, на свой Эдем далекий,

Где херувимом у запретных врат

Минувшая любовь его стояла

И грешника безмолвно отвергала.

Она?.. —Она стерпела!.. Бог послал

На то ей сил!.. Иль слабою женою

Как трость она склонилась — и обвал

Пронесся над поникшей головою...

Короче, сон блестящий миновал,

Она очнулась, — нищая душою,

Пред пепелищем тщетных чувств своих,

Расхищенных надежд и грез пустых.

И не легко ей было!.. С испытаньем

Не скоро примирилася она:

Не раз своей тоской, своим страданьем,

Бессоницей своей оглушена,

Конец и смерть звала она желаньем...

Недавно на окраине окна,

Готовая упасть, она стояла...

Молчанья чутким ухом ожидала...

И броситься хотела... Но тогда

На улице вдруг чей-то голос шумный

Гульливо рассмеялся... От стыда

Опомнилась она... Тоски безумной

Ей совестно вдруг стало, — и когда

Взглянула вниз, невольно, неразумно, —

С товарищем узнала там его,

Хмельного... Не видал он ничего!..

И нынче, в первый раз со дня разлуки,

Они должны здесь встретиться, сойтись;

И для того терзающие муки

В груди ее мгновенно улеглись;

И для того следы забот и скуки

С лица ее исчезли, и зажглись

Ее глаза, мечты, тщеславье, воля —

И слез своих она не помнит боле!..

Нет! Помнит их!!. Затем, чтоб отомстить,

Чтоб показать спокойное презренье,

Чтоб пред собой, пред светом искупить

Напрасное, слепое сожаленье!..

Сегодня бал! А завтра, может быть,

Она проснется в горе и волненье...

Но здесь она должна блестеть, сиять

И в прах его без милости попрать!..

7

И много их еще здесь перед нами,

Гладьаторов на битве роковой, —

Хотя в наш век не с тиграми и львами

Им суждено вступить в кровавый бой!

Нет, в них самих — с их горем, с их страстями —

Свершается борьба их!.. Нет! — С судьбой

На жизнь и смерть должны они сражаться

И свету, умирая, улыбаться...

А газ горит, а музыка гремит,

А бал блестит всей пышностью своею.

Толпа гостей волнуется, кипит.

Любуется хозяин гордо ею.

Он думает, что завтра прожужжит

Молва о нем, хвалой и лестью вея,

И праздником доволен он своим,

А свет, почетный гость, доволен им!

14 августа 1850 Село Вороново