Легендарные характеры Опыт систематического обозрения[1] (фрагмент)
Легендарные характеры
Опыт систематического обозрения[1]
(фрагмент)
Тридцать лет назад, когда у нас много писали о женском вопросе, не раз было упоминаемо, будто в России репутации женщин был нанесен большой вред житийными сказаниями, которым верили наши предки. Там будто женщины постоянно выставляются соблазнительницами, стремившимися удалить мужчин от возвышенных задач жизни и погрузить их в жизнь чувственную и безрассудную. Некоторыми, более горячими, чем основательными друзьями женского вопроса, было выхвачено несколько примеров в этом роде, и те примеры, принятые без критики, до сей поры остаются в непререкаемом значении убедительных фактов. Между тем, на самом деле, это есть ложь, и в этом может убедиться всякий, кто пожелает познакомиться с женскими типами Пролога.
Это здесь и предлагается.
Разбирая Пролог, как повествовательный источник, я нашел в нем ровно сто тем или прилогов, которые дают более или менее пригодный материал для воспроизведения в повествовательном или пластическом искусстве, а из этих ста историй в тридцати пяти участвуют женщины.
Год по Прологу начинался с 1 сентября, и первое соблазнительное дело описано под 5-м числом сентября.
1) «По диаволю злохитрству, впаде в блуд некий епископ». Об этом никто не узнал в его пастве, но епископ был человек искренний и сам не мог снести своего греха; он пришел в церковь, снял с себя омофор и, став предо всеми на колени, начал каяться, «глаголя: отселе не могу быть вам епископ».
Словом, он принес публичное покаяние в блудном грехе, после чего его надо было «извергнуть»; но как этот епископ был человек очень добрый и люди его любили, то им стало жаль потерять его, и потому «возопиша вси люди с плачем: грех твой на нас буди».
Епископ отговаривался, но народ настаивал на своем. Тогда растроганный епископ, заливаясь слезами, потребовал себе от людей наказания, а те на это согласились, лишь бы он у них остался. Но вот епископ лег на пол у дверного порога и просил, чтобы каждый мирянин, выходя из церкви, толкнул его презрительно ногой. Люди его послушались и стали его толкать, и когда последний человек, выходя из церкви, наступил на согрешившего архиерея, только тогда епископ встал, поклонился вышедшим через двери людям и остался служить у них епископом, и люди не чувствовали в этом смущения, ибо все были уверены, что грех прощен ради его искренности и смирения. «Зане запну его ногой свою и та, которая была его соучастницей в грехе».
2) Сентября 15 Одного молодого пустынника страшно мучали любовные мечтания. Он пошел к старцу Пахому и просил у него совета как ему от этого избавиться. «Он же (то есть старец) рече: не дивися делу сему: аз бо многажды обретахся в сицевых. Се бо видяши мя человека уже стара суща и дряхла, яко уже четыредесять лет сижу в хижине и токмо и пекуся о едином своем спасении, и уже тольми ветх сый, а и до днешнего дне еще не свободен».
3) Октября 29. Старец Авраамий «сочетался с женой», но потом, когда вник в семейную жизнь, то она ему не понравилась он нашел, что домом жить очень хлопотно и беспокойно, и вообще это гораздо труднее отшельничества, к которому он уже привык. Тогда Авраамий опять оставил жену и «отшед, затворился в мале хлевине». Теперь ему не о ком было заботиться; но когда Авраамий просидел в затворе девять лет, умер его брат и оставил семилетнюю дочку. Волей-неволей Авраамию пришлось взять племянницу на свое попечение. Авраамий вышел из «хлевины», сделал тут же рядом другую такую же «хлевину» и замуровал туда дитя. Девочка прожила замурованная в затворе на глазах у дяди тринадцать лет и никаких дурных примеров не видала, но когда пошел ей двадцатый год, «она завистию бесовскою впала в падение». Неизвестно, как она, замурованная, чрез оконце «познакомилась с блудницами», выкарабкалась из затвора и ушла с этими своими знакомыми в такую «гостиницу», где собирались в досужное время военные люди. Военные же люди в той стране так любили женское общество, что везде подманивали к себе девиц, а обратно получить от них девушку было уже очень трудно. Они отпускали женщину разве только тогда, когда она им наскучит и они сами сё прогонят. Старец их усовещевал и кричал на них и угрожал им из своего затвора, но военные смеялись, и его молоденькой затворницы ему не отдали, а увели её и не возвращали. Зная это, старец Авраамий обратился к хитрости, которою и достиг желанного успеха. В один день он сам вышел из своего затвора, достал себе верхового коня, добыл во- иские доспехи, «во образ воинский оболекся» и поехал верхом в ту же самую гостиницу, где веселились с женщинами военные, к которым ушла из затвораего племянница. Переодетый воином, затворник держал себя в гостинице так искусно, что никто его не узнал, и даже не заподозрил, что это затворник, а все сочли его за настоящего военного. Даже и племянница его не узнала, а он, увидя это, сам притворился разбитным гулякой и стал звать не узнающую его девушку, чтобы она шла с ним отсюда препроводить дальнейшее время, за что Авраамий обещал ей дать по обычаю «дар». Молодая девушка, еще недавно только пустившаяся в гулевую жизнь, ничего хитростного не подозревала и ушла с Авраамием из гостиницы, в полном убеждении, что ей сопутствует настоящий воин, а когда они остались вдвоем, тогда Авраамий ей себя обнаружил и укорил её и уж на свободу не выпустил, а посадил опять «в малу хлевину», где она, после долгих стенаний и плача, «покаялась, а после жди, чудеса творяше, скоро почила».
4) Октября 29. Была женщина Анна, которой хотелось спасти себя, живучи в мужских монастырях. Она назвала себя Ефимьяном и стала жить с монахами. Бороды у неё не росло, но это никого не соблазняло: монахи все думали, что Ефимьян скопец, и нимало этим не смущались. Но один из монахов того монастыря на своё несчастие был «воображенник». Ему непременно хотелось дознаться: отчего у Ефимьяна не растет борода? К этому еще прибавилось и искушение: невдалеке от их монастыря жила женщина, которая знала тайну Ефимьяна и притом была болтлива; она сказала «воображеннику»:
«Это не скопец, а жена-бесстрастница!
(Сказавшая сама сейчас же и исчезла.)
А «воображеннику» с этой поры вступило в голову во что бы то ни стало подсмотреть Ефимьяна.
Он об этом и начал стараться, «тщашася низринути Ефимьяна» и «сотвори сие, но бысть божественною силой до полу-сух». Анна же «бежаше от соблазнения, имея с собой точию два монаха».
5) Февраля 9. Брат некий жил в ските, не видя ни одной женщины, но «брат вложи ему в память некие жены прекрасны». Воспоминание о женской красоте ужасно беспокоило скитника. Один раз пришел к нему другой брат и начал рассказывать, что случилось в мире нового, и упомянул, что красавица, которая нравилась брату, умерла. Тогда этот несчастный, как дождался ночи, взял свой «лентий» и побежал к тому месту, где, по рассказу, похоронили красавицу. Тут он разрыл её могилу, открыл гроб и «потре гной её лентием и возвратился, имея при себе смрад той». И это его исцелило. Когда ему приходило на ум, как эта женщина была прекрасна, он доставал этот «смрад» и, «полагая его перед собой», говорил: «вот то, что от всякой красоты остаётся».
10) Мая 21. Один брат вышел из скита на реку, чтобы почерпнуть воды, и вдруг заметил на том берегу «жену перущу ризы», то есть прачку, моющую одежды, и «прилучися брату пасти с нею». По совершении же этого греха, брат зачерпнул воды и понес водонос в скит свой, но его облепили бесы и стали кричать ему в уши: «Чего идешь в скит! Тебе там теперь уже не место; оставайся теперь с прачкой!»
Брат этим очень смутился, но сейчас же понял, что бесы этак хотят совсем сбить его с пути спасения, и сказал:
— Чего вы ко мне вяжетесь и для чего мне досаждаете! Я не хочу отчаиваться.
И с тем он пришел в свою келью и «безмолвствовал», но согрешение его открылось одному старцу. Тогда брат покаялся и рассказал, что он скрывал свой грех, боясь, как бы не впасть в отчаяние. Старец похвалил его рассуждение.
Проследованное нами в семнадцати «прилогах» ясно показывает, что из тридцати пяти случаев, где имеет место любовный соблазн, в семнадцати из них женщины Пролога не обнаруживают никакого обольстительного коварства для совращения мужчин, а, напротив, мужчины сами увлекаются в эту сторону с чрезвычайною неразборчивостью и легкостью.