Радиостанции и программы

Радиостанции и программы

Радиостанции были частными предприятиями. Ни штаты, ни федеральное правительство не руководили станциями, так же как и не владели газетами. Это противоречило американским традициям. Изредка пытались рекомендовать ввести государственный контроль. Поначалу наблюдался полный хаос. Станции принадлежали производителям приемников, электрическим компаниям, газетам и создавались в любое время и любым путем. Затем, с 1926 года, начал устанавливаться определенный порядок Федеральная комиссия по радио занималась распределением длины волн. Общества радиотрансляции доминировали на рынке: треть из 612 станций находилась под их контролем.

Концентрация капиталов усиливается. Уже в 1922 году «Америкэн Телефон энд Телеграф Компани» инвестирует радио, не столько предвосхищая будущее, сколько из опасения, что новый медиум станет конкурентом телефона. В 1926 году R. С. А., владелец двух станций, объединился с компаниями «Дженерал электрик» и «Вестингхаус», чтобы создать национальную радиовещательную компанию National Broadcasting Company (TV.В.С.). На следующий год создается Columbia Broadcasting System (С.В.S.). С 1928 по 1931 год число станций, контролируемых N.В.С. и С.В. 5., возрастает от 64 до 150. Наряду с этими гигантами были и другие владельцы, как, например, учебные учреждения, церкви, газеты и, конечно, электрические компании.

Финансовая структура станций позволяет понять природу программ. Программа должна была доставлять удовольствие слушателю, информировать его и развлекать, чтобы рекламодатели покупали время и обеспечивали рентабельность станции. Таким образом, мы снова обнаруживаем важность рекламы и, кот нечно, то, что радио составляло конкуренцию газетам и периодическим изданиям. Но далеко не все программы привлекали рекламодателей. В 1930 году только треть из них была признана продуктивной и куплена; их называли спонсируемыми программами, то есть программами, имеющими спонсора. Эти программы передавались в прайм-тайм и добивались успеха, так как рекламный бюджет радио возрос с 1928 по 1930 год на 150 процентов. Генри Форд платил тысячу долларов в минуту за рекламу новой автомодели «А», а за рекламой в течение часа следовала программа варьете.

Подобная эволюция вызывала необходимость изучения рынка. Опросы, проводимые в начале тридцатых годов, показали, что три приемника из четырех работали ежедневно. В среднем передачи слушали в течение 2 часов 25 минут в день, но наибольшее число слушателей отмечалось между 20 и 22 часами. Когда приемники снабдили динамиками, примерно три человека слушали одновременно один и тот же приемник, что давало национальную аудиторию в 37–38 миллионов человек. Хотя радиус работы местных радиостанций географически был ограничен, приводились примеры, когда, как в случае станций Массачусетса, слушателей этих станций было гораздо больше в Мэне, чем в непосредственной близости от центра передачи. Таким образом, прекращение изоляции, нивелировка знаний и развлечений — это характерные черты массовой культуры. В очередной раз метрополии оказались в привилегированном положении. В Нью-Йорке и его окрестностях от 40 до 50 радиостанций транслировали передачи в течение дня, что, естественно, затрудняло выбор.

В феврале 1927 года программы в Нью-Йорке распределялись следующим образом: легкая музыка и танцы — 26,2 процента; другая музыка — 48 процентов; образовательные программы — 9,3 процента; религиозные программы — 5,3 процента; новости — 2,8 процента; театр и чтение — 2,6 процента; спорт — 1,8 процента; программы для детей — 1,1 процента; разное — 2,6 процента.

Как заметил один из американских историков: «То, что приносит радио в дома американцев в любой часдня, — это концерты и развлечения, от водевиля до классической музыки, и все это за деньги тех, кто хочет продать зубную пасту, пастилки от кашля, кофе, ковры, имбирный эль, матрасы, страховку жизни, пишущие машинки, бензин и прочее».

Следует отметить, что преобладающее место в программах в среднем занимала музыка, классическая и народная. К тому времени фонограф получил широкое распространение — половина американских семей приобрела патефоны, чтобы слушать пластинки. Они появились в американских домах даже прежде, чем туда массированно проникло радио. Слушать музыку, записанную на пластинки, стало привычкой в большинстве американских семей. В 1919 году индустрия пластинок познала свой первый бум, когда годовое производство достигло двух миллионов пластинок, а продажа — порядка 100 миллионов. Между радио и пластинкой — не брак по расчету, а любовь с первого взгляда. Не было ничего проще для диктора, чем включить проигрыватель, отдохнуть самому и дать отдохнуть аудитории под звуки музыки, ничего легче для радиостанции, чем предложить программу симфонической музыки, ничего более заманчивого для предпринимателя, чем ускорить продажу пластинок, представляя их новые названия многочисленным слушателям. К тому же американцы были большими ценителями всех видов музыкального искусства. Можно напомнить, что шесть симфонических оркестров было создано в период с 1900 по 1920 год, и они не были уделом только богатых, аристократов. Симфонические оркестры Филадельфии, Хьюстона, Лос-Анджелеса или Чикаго являлись неотъемлемой частью жизни общества. Они давали концерты, например, для детей и рабочих. К тому же оркестры возглавляли такие выдающиеся дирижеры, как Фриц Рейнер, Фредерик Сток или Леопольд Стоковский (Sablosky I. L. American Music. Chicago, The University of Chicago Press, 1969).

По счастливому совпадению, американская музыка в тот период тоже переживала расцвет. Среди известных композиторов следует назвать Чарлза Ивса и особенно Джорджа Гершвина, создавшего знаменитые «Голубую рапсодию», «Американца в Париже» и, чуть позже, «Порги и Бесс». Кроме того, миграция негров с Юга на Север способствовала распространению джаза. Правда, первая запись этой новой музыки была осуществлена белыми музыкантами — оркестром Original Dixieland Jazz Band. Но в Нью-Йорке и Чикаго негры и белые не замедлили записать новые диски, и выдающиеся негритянские музыканты стали звездами, как «король» Оливье и его корнетист, Луи Армстронг, и, конечно, оркестр, возглавляемый Дюком Эллингтоном. Справедливости ради надо отметить, что радио транслировало не только классическую музыку и джаз. Часто в программе звучали оперетты, как, например, «Сад Аллаха» и «Дикая утка». Музыкальное ревю «Фолли Зигфильда» и их песни пользовались также триумфальным успехом.

Появились радиосериалы, как, например, «Выдающиеся моменты истории», «Библейские драмы», «Правдивые истории» и очень знаменитый сериал «Амос и Энди». Если доля новостей в программах сокращалась, то это вызывалось тем, что газеты использовали все возможные способы, чтобы воспрепятствовать дальнейшему расширению конкурента. Но это уже не имело значения. Слушатели удовольствовались тем, что им предлагали, испытывая чувство общения с диктором. Радио давало им то, на что не способна была пресса, — впечатление беседы с диктором, который обращается к нему, слушателю. Устанавливалась какая-то особая связь между ними. Рассказывают, что в первое время радиостанции отказывались давать имена дикторов. «Это против правил нашей станции», — заявлял представитель W.H.AS. Луисвилля. Но постепенно выступающие по радио стали осознавать силу своего влияния. Артисты, вместо того чтобы петь и декламировать, как на сцене перед многочисленной публикой, начинали воображать индивидуальных слушателей. Дикторы тоже. На радиостанции стал поступать огромный поток писем от слушателей; впечатление свидания на расстоянии становилось все более очевидным. На радио появились монстры, как, например, тот служитель культа, который начинал свою передачу обычно с анекдота о себе самом. «Я должен вам признаться, — говорил он доверительным тоном, полным раскаяния, — этим утром я вытер мою бритву одним из самых дорогих полотенец хозяина». Так рождался новый тип общения, возможно, одностороннего, но придающего большую значимость речи по сравнению с печатным словом.