«Окончательная победа над бедностью»

«Окончательная победа над бедностью»

После года забастовок наступил год застоя. В 1920 году экономика находилась в состоянии упадка, началась безработица. Послевоенный подъем завершился. Трудности продолжились и в 1921 году, а затем начали исчезать. Небо прояснилось, и ветер процветания разогнал последние облака. Это состояние благоденствия продолжалось до краха биржи в октябре 1929 года с одним или двумя очень короткими периодами некоторого замедления в развитии экономики. Не впервые в истории США происходило экономическое ускорение, но впервые США достигли такой вершины и опередили все остальные государства на планете.

Республиканцы старались приписать себе заслугу подобного взлета. Гардинг, Кулидж, Гувер — три президента- республиканца; несмотря на различия между ними, общим в их политике был отказ от вмешательства федерального правительства в проблемы экономики. Впрочем, к чему бы привело вмешательство Вашингтона? По всей вероятности, ни к чему. Все более успокаивающие и полные энтузиазма заявления следовали одно за другим. В августе 1928 года Гувер утверждал: «Безработица и связанная с ней нужда в основном исчезла…. Одна из древнейших и, возможно, наиболее благородных надежд человечества — победа над нищетой. Под нищетой я подразумеваю угнетение, которому подвергаются те, кто хочет работать, но страдает от недоедания, холода, страха перед старостью. В сегодняшней Америке мы настолько близко подошли к победе над нищетой, как никакое другое государство еще никогда не приближалось».

Это — предвыборная речь Гувера, несколько неосторожная. Что можно думать о человеке, написавшем: «Мы только у порога периода, который войдет в историю, как Золотой век». Можно еще долго приводить подобные цитаты. Все они свидетельствуют об удивлении (изумлении) тем, что происходит, об оптимизме по поводу того, что будет, и о непредусмотрительности, близорукости. Так, президент Национальной ассоциации агентств по недвижимости за пять месяцев до кризиса, в мае 1929 года, убеждал своих коллег в том, что приближается «необычайный подъем благосостояния, которого еще никогда не знала страна».

Экономические показатели подтверждали общее впечатление. Валовой национальный продукт в 1914 году достигал 40 миллиардов долларов, в 1919-м — 78,9 миллиарда, а в 1929-м — 104,4 миллиарда (цифры не учитывают инфляцию во время и после Первой мировой войны). Но если сравнивать с курсом доллара в 1929 году, то валовой национальный продукт на душу населения подскочил с 632 до 710 долларов, затем до 857 долларов, тогда как в начале века составлял в среднем около 500 долларов.[21]

Еще более интересный факт — изменилось распределение активного населения: меньше стало рабочих в первичном секторе экономики, в сырьевых отраслях, а во вторичном, в перерабатывающей промышленности, напротив, увеличилось число работающих в сфере услуг, что стало с этих пор характерно для американского общества. Подобное изменение не помешало повышению производительности труда. Напротив. Между 1919 и 1925 годами производительность возросла на 15 процентов на транспорте, на 18 процентов в аграрном секторе, на 33 процента в шахтах, на 40 процентов в промышленности. Если принять производительность труда в промышленности в 1919 году за 100, то ее индекс вырос до 126,7 в 1923 году, 138,3 — в 1925 году, 139,3-в 1927 годуй 153,1 в 1929 году» Тогда как китаец производил «единицу труда», русский производил 2,5, японец — 3,5, француз — 8,25, немец — 12, англичанин — 18, а американец — 30. Это обусловлено не только ускорением ритма работы в Америке, но и промышленной революцией нового типа.

Одно из объяснений этому явлению дал Андре Зигфрид в блестящем исследовании, написанном в 1927 году: «Предприятия, производящие массовую продукцию, имеющие современное оборудование и умелую организацию труда, могут, несмотря на высокие зарплаты, реализовать продукцию по достаточно низкой цене, преодолевая конкуренцию и даже экспортируя на мировой рынок Они не нуждаются в «защитном тарифе», их подлинная защита против международной конкуренции заложена в организации и условиях труда, которыми не обладает Европа: обилие сырья и необходимых капиталовложений, обширный унифицированный рынок, позволяющий стандартизированное производство, что обеспечивает экономию».[22] Почти исчерпывающее объяснение.

Автор забыл упомянуть потребление электроэнергии. На долю США приходились половина мирового потребления энергии, две трети угля, семь десятых бензина, треть гидроэнергии. Количество энергии, приходящейся на каждого американца в 1923 году, было в три раза больше, чем на француза, в тринадцать раз больше, чем на японца, в девяносто раз больше, чем на обитателя британской Индии. Производство электроэнергии возросло втрое за десять лет, и в то же время была увеличена добыча газа на 50 процентов. Стоит ли тогда удивляться тому, что четыре пятых американских домов были оборудованы электрическими приборами, а на заводах все шире использовали электроэнергию? Конечно, уголь продолжал оставаться главным источником энергии, но его доля снижалась. В 1900 году, например, он составлял 89 процентов общих источников энергии; в 1930-м — 63,4 процента. Что касается бензина, то его потребление возросло с 4,7 процента до 23,5 процента. В то же время добыча угля возросла вдвое. Как видим, энергии в США было достаточно.