128. Программы

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

128. Программы

Какова была позиция Тэмуджина, после того как его избрали ханом с громким титулом «Чингис», можно судить только по его предсмертным заявлениям, приведенным в официальной истории и опущенным в «тайной». Чингис, по словам Рашид-ад-Дина, высказывался так: «У степных народов, которых я подчинил своей власти, воровство, грабеж и прелюбодеяние составляли заурядное явление. Сын не повиновался отцу, муж не доверял жене, жена не считалась с волей мужа, младший не признавал старшего, богатые не помогали бедным, низшие не оказывали почтения высшим, и всюду господствовали самый необузданный произвол и безграничное своеволие. Я положил всему этому конец и ввел законность и порядок».[787]

Это очень важная характеристика того перелома, который по нашей системе отсчета означает начало нового витка этногенеза. Инерция хуннского толчка иссякла, новый можно назвать монголо-маньчжурским или, как принято у французских ориенталистов, татарским, хотя тюркские этносы были втянуты в него благодаря переносу генофонда. Однако вспомним, что этноним «татар» относился к монголоязычному народу, обитавшему на берегах Керулена. Он стал сначала прозвищем всех кочевников, входивших в империю Чингисидов, и лишь в XV в. закрепился за группой поволжских, крымских и тюменских тюрок, сохранивших верность потомкам Чингиса. Поэтому расширенное применение термина «татар» для XIII–XIV вв. правомерно.[788]

Сам факт широкого распространения древних «татар» от Хингана до Алтая показывает, что наиболее актуальную политическую проблему — защиту от агрессивных соседей — разные группы кочевников решали различно. У самых культурных и сильных — кераитов и найманов — были ханы и религиозные системы: у кераитов — несторианство, у найманов — буддизм, в меньшей степени несторианство. Ну и что? Ни те ни другие не сумели возглавить кочевой мир для обороны против империи Кинь, Хорезмийского султаната и Тангутского царства, потому что внутри этих ханств шла борьба придворных клик, парализовавшая их силы.

Большая часть монголов: тайджиуты, сальджиуты, хатагины, дурбэны и икирасы (отрасль хонкиратов), а также их союзники — отуз-татары, ойраты и меркиты — стремилась к созданию племенной конфедерации, где власть хана была бы номинальной, а фактическая власть принадлежала бы главам племен. Назвать эту программу «аристократической» было бы неверно, потому что без поддержки «черного» народа вожди племен были бы бессильны, чего на самом деле не было. Недостатком этой политической программы была легализация права на самоуправство, безнаказанные грабежи соседей, угон скота и убийства. Поэтому эта программа, проводившаяся последовательно, потерпела крах.

Но какая-то часть монголов поступилась свободой ради безопасной жизни и гарантированных прав. Эти избрали ханом Тэмуджина и добровольно приняли обременительный закон — Ясу. Любопытно, что большая часть их были «люди длинной воли».

Интересно и очень важно, что Тэмуджин, избранный ханом, сам воспринимал себя столь же обязанным нести службу, как и все те, которые его избрали. Хотя его обращение к Алтану и Хучару, старшим родственникам, датируется 1203 г., оно отражает программу, принятую в 1182 г.:

«Я высказал лишь свое мнение, что земли по Онону не должны оставаться без главы. Я убеждал каждого из вас стать этим главой, но вы отказались. Я был этим несказанно огорчен… Разве я домогался власти? Я был избран ханом единогласно, дабы оградить от неприятельских покушений земли, занятые нашими предками в области трех рек. Избранный ханом, я подумал, что обязан обогатить тех, кто был мне предан. И все, что я приобретал: скот, юрты, женщин и детей, — все это я отдавал вам. Облавой я сгонял вам животных степи. С гор гнал горных животных. А теперь вы служите Ван-хану. Но разве вы не знаете, как он непостоянен?!»[789]

Итак, здесь зафиксировано не безоговорочное подчинение власти, основанной на силе, а острая необходимость обрести силу для самообороны, жертвуя при этом привычной независимостью и личной свободой. Вряд ли все монголы были столь предусмотрительны, что в ожидании будущих благ были готовы проститься с привычным укладом. Поэтому можно думать, что и «аристократы», выбравшие Тэмуджина ханом, и «демократы», послушавшие своих беков, были одинаково ненадежны. Искренними могли быть только «люди длинной воли».

Но кто были эти последние? Класс? Нет! Ибо они не сменили способа производства и производственных отношений. Сословие? Сословием предстояло стать их потомкам в отдаленном будущем. Партия? Тоже нет! Ведь внутренней структуры, организации у них не было.

Это были люди особого поведенческого настроя, отличавшиеся от своих предков и большинства соплеменников большей энергичностью, предприимчивостью, способностью к самопожертвованию, короче говоря — пассионарным напряжением. Все они заражали этим духом тех, кто случайно к ним примкнул. И те вели себя аналогичным способом, видя в послушании хану высшую цель своей жизни. Не произволу хана подчинялись они, а закону, которому подчинялся сам хан. Назывался этот закон Яса.

Разумеется, далеко не все монгольские пассионарии объединились вокруг Чингиса. Многие стали его заклятыми врагами. Они оставались в своих племенах, готовые отстаивать свободу, но… рядом с ними, в одних куренях, жили их субпассионарные и гармоничные родственники, связывавшие инициативу своих защитников.

Такова была расстановка сил в момент избрания Тэмуджина ханом. Она позволила небольшой консорции его сторонников уцелеть и за 20 лет вырасти в самостоятельный субэтнос. Но в эти решающие десятилетия в Монголии не было покоя. Начался тот период фазы пассионарного подъема, который в этнологии характеризуется как раскол этнического поля.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.