V.5. Социально-экономические и культурные процессы в пореформенных Эстляндии и Лифляндии (первая половина XIX в.)

V.5. Социально-экономические и культурные процессы в пореформенных Эстляндии и Лифляндии (первая половина XIX в.)

Безземельное освобождение крестьян не уничтожило сразу барщинную систему хозяйства. В силу инерции помещики ещё какое-то время вели хозяйство по старинке, то есть использовали принудительный труд крестьян, которые обрабатывали помещичьи поля своим тяглом (измученным рабочим скотом) и своим инвентарём (убогими орудиями труда). В этих условиях снижалась урожайность и, как следствие, росла задолженность имений с последующей сменой собственника.

В то же время безземельное освобождение крестьян явилось фактором первоначального накопления капитала и формирования нового типа землевладельца: помещика-предпринимателя. Предприимчивые помещики переводили свои имения на капиталистические методы хозяйствования. Это предполагало отказ от отработок, переход к наёмному труду, приобретение более совершенных орудий труда, использование достижений сельскохозяйственной науки.

Переход к наёмному труду означал отделение непосредственного производителя от средств производства, которые сосредотачивались в руках помещиков и зажиточных крестьян-дворохозяев и превращались в капитал.

На этом фоне происходит быстрое расслоение крестьянства. Из их массы выделяется слой крупных арендаторов, мельников, скупщиков, трактирщиков. С отменой в 1810 г. запрета на сельскую торговлю и с оживлением вследствие этого внутренней торговли укрепляются позиции крестьян-дворохозяев. В страдную пору они всё активнее используют труд бобылей, вознаграждая их небольшим клочком земли на своих окраинных владениях. Из числа дворохозяев выбирались волостные старшины и волостные судьи. Им предоставлялось право домашней расправы над батраками. Наступают перемены и в быте крестьян-дворохозяев. В холодных каморках риг, служивших для них жилищем в течение столетий, появляются печи с трубами, а кое-где вместо отверстий для света, закрываемых задвижками, — застеклённые окна.

На другом полюсе растёт армия батраков и бобылей. Эта армия, составившая к середине XIX в., например, в Эстляндии 64% сельского населения этой губернии^{135}, постоянно пополняется разоряющимися арендаторами.

В этих условиях в пореформенный период в Эстляндии и Лифляндии формируется взрывоопасная атмосфера. Она отмечена не только непрекращающейся борьбой между помещиками и крестьянами (в ней воедино слиты социальный и национальный протесты крестьян), но и зарождающимися противоречиями между формирующейся деревенской буржуазией и обездоленным крестьянством. В народном творчестве того времени говорится о беспощадном угнетении батрака и сироты не только помещиком, но и зажиточным крестьянином, а также разными помещичьими прихвостнями — кубьясами и другими надсмотрщиками.

С увеличением в 1820-е гг. ёмкости русского внутреннего рынка и усилением связей между коренными и прибалтийскими губерниями Российской империи значительный импульс к развитию получает промышленность. Основателями крупных предприятий в Прибалтийском крае явились петербургские, московские и рижские купцы. Они вкладывали средства в развитие и современное техническое оснащение стекольной, зеркальной, писчебумажной, текстильной промышленности, а также производства земледельческих орудий (плуги, бороны и т.д.). С проникновением капиталистических отношений в рыбный промысел Эстляндии, в котором значительную роль играли русские рыбацкие артели, стала развиваться рыбная промышленность. В 1831 г. русские купцы основали в Ревеле первый консервный завод.

К концу 1840-х гг. подавляющая часть всей промышленной продукции производилась на предприятиях, оснащенных паровыми машинами. Здесь работали только вольнонаёмные рабочие, контингент которых формировался за счёт безземельных крестьян и русских рабочих. Широко применялся женский и детский труд. Рабочий день длился 14–15 часов. На крупных предприятиях, с тем чтобы техника не простаивала, практиковались и ночные смены.

С развитием промышленности быстро увеличивается городское население. Города превращаются в экономические и культурные центры. Возникают новые рабочие посёлки, слободы, посады.

Хотя города растут за счёт притока эстонцев, власть здесь по-прежнему остаётся в руках тонкой прослойки немецких бюргеров, которые, пользуясь своими привилегиями, всячески стремятся оградить себя от конкуренции сельских торговцев и русских купцов. И всё же из среды эстонских ремесленников и даже крестьян выдвигаются отдельные предприниматели и владельцы недвижимого имущества. Например, хозяин магазина фортепьяно в Ревеле X. Фальк, владелец бумажной мельницы в Клоога К. Верревсон. Основным источником формирования эстонской национальной буржуазии становится торговля, содержание питейных заведений, сдача в аренду домов на окраинах городов и извозный промысел. О трудностях противостояния немецкому элементу свидетельствует тот факт, что большинство предпринимателей эстонского происхождения позднее онемечилось.

Вместе с тем развитие просвещения и науки на прибалтийской окраине в первой половине XIX в. создавало условия для укрепления зачатков эстонской национальной самобытности как противовеса немецкой социально-экономической и культурной гегемонии в крае.

Хотя народные школы находились под влиянием помещиков и пасторов, само по себе распространение грамотности среди населения позволяло делать первые робкие шаги в направлении формирования национальной элиты. Ведь при покорении Прибалтики крестоносцы истребили элиты коренных этносов (это старый германский приём «обезглавливания» народа, применённый с успехом к саксам, чехам и западным славянам) и столетиями препятствовали её формированию среди «побеждённого» населения.

Путь эстонца от народной школы до гимназии и университета был, разумеется, не для всех. Его проходили лишь единицы. Они-то и образовывали тонкий слой неформальной национальной элиты, которая наряду с неравнодушными немцами и русскими (чиновники, писатели, учёные) вставала на защиту своего народа от несправедливостей остзейского порядка.

Долгое время база учащихся для последующей подготовки образованных эстонцев и латышей была очень узкой. В 1834 г. в Эстляндии и Лифляндии учащиеся составляли 0,8–0,9% общей численности населения. К 1856 г. в Лифляндской губернии произошёл заметный рост до 4,62%, в Эстляндской же губернии — падение до 0, 56%.

Занятия в школе обычно продолжались с 10 ноября по 10 марта и проводились от двух до шести дней в неделю. Основным предметом как в волостных, так и в приходских школах был Закон Божий. В волостных школах до середины столетия обучали только чтению, позже — также письму и арифметике. Большинство детей проходило обучение на дому.

Важную роль в подготовке учительских кадров для народных школ сыграли открывшиеся в первой половине XIX в. специализированные учебные заведения: училища в Ярвамаа. Ядивере и Ляэнемаа, семинарии в Дерпте и Ванге.

В 1802 г. начал свою деятельность Дерптский университет (ныне Тартуский) с преподаванием на официальном языке Прибалтийского края, т.е. немецком — языке меньшинства. Благодаря подчинению министерству народного образования университет был обеспечен материальными средствами для постройки учебных корпусов и создания научно-исследовательской базы.

С момента открытия университета его профессорско-преподавательский состав стал принимать самое активное участие в обсуждении острейших вопросов развития Прибалтийского края, в частности крестьянского. Разброс мнений, обнаружившийся в дискуссии по этому вопросу, позволяет говорить о том, что профессорский корпус был представлен как либеральными противниками особого остзейского порядка (например, в области аграрных отношений), так его консервативными сторонниками. Так, в 1806 г. профессор А. Кайсаров опубликовал диссертацию, в которой подверг критике крестьянскую политику прибалтийских помещиков и пришёл к выводу о необходимости отмены крепостного права. В 1809 г. граф Б. Стройновский рекомендовал освободить крестьян от крепостной зависимости, но без земли. В поддержку такой позиции, отражавшей интересы прибалтийско-немецких землевладельцев, высказались профессора Л.Г. Якоб, г.Г. Меркель и Шредер^{136}.

Через несколько десятилетий Дерптский университет превратится в один из крупнейших научных и образовательных центров Российской империи, кузницу кадров для всей страны. Наиболее значительными успехами его деятельность будет отмечена в области естественных наук и медицины. Престиж университета поднимут такие учёные с мировым именем, как астроном В.Я. Струве, хирург Н.И. Пирогов, физик Б.С. Якоби и др.

Университет готовил также педагогические кадры для уездных школ и гимназий. Помимо представителей местного населения, главным образом прибалтийских немцев, здесь получали высшее образование также жители из других российских губерний. Если в 1806 г. контингент учащихся из коренных российских губерний составлял 15,9% от общего числа студентов, то в середине XIX в. — примерно 1/3.

Из числа эстонских крестьян здесь получили высшее образование поэт К.Я. Петерсон, а также писатели-просветители Ф.Р. Фельман и Ф.Р. Крейцвальд (оба окончили медицинский факультет).

В 1838 г. по инициативе Фельмана при Дерптском университете было основано Учёное эстонское общество. Оно содействовало изучению эстонского языка, собиранию фольклора и археологических материалов. Своей литературной деятельностью Фельман и Крейцвальд способствовали развитию эстонского литературного языка, обогащению его живой народной речью. Начиная с 1840-х гг. Крейцвальд издаёт календарь, получивший широкую популярность в народе благодаря своей информационной насыщенности.

И Фельман, и Крейцвальд привнесли социальное звучание в художественную литературу и публицистику. Оба критиковали особый остзейский порядок.

Фельман требовал улучшения положения крестьян. Он считал, что под личиной христианства немцы принесли эстонскому народу не культуру, а рабство и духовное невежество. За это они должны нести ответственность.

Крейцвальд использовал печатное слово для защиты интересов крестьян. Он называл сословный остзейский порядок бедствием страны и стоял на том, что только представители, избранные самими крестьянами, в состоянии отстаивать права и интересы народа в судах и учреждениях.

Статьи Фельмана и Крейцвальда, даже подвергнутые цензуре, вызывали недовольство и раздражение среди прибалтийско-немецкого дворянства. Когда вспыхивали крестьянские волнения, немцы связывали их с «подстрекательской» деятельностью этих эстонцев.

В первой четверти XIX в. видное место в развитии эстонской литературы занял Отто Мазинг — писатель и издатель «Эстонской еженедельной газеты» (в 1821–1823 и в 1825 гг.).

Следует сказать, что эта немногочисленная когорта образованных и говорящих на немецком языке эстонцев с симпатией и надеждой, так же как и эстонские крестьяне, смотрела в сторону России. Так, Крейцвальд, Мазинг, учитель Ю. Соммер (Суве Яан) положительно оценивали присоединение Прибалтики к России. Мазинг в своих газетных публикациях посвящал истории и культуре России целые разделы. А Соммер опубликовал рассказы «Русское сердце и русская душа» (1841 г.) и «Луйге Лаос» (1843 г.). Написанные под влиянием творчества А. Бестужева (Марлинского), они проникнуты симпатией к русским и ратуют за дружбу русских и эстонцев.

В первой половине XIX в. продолжился процесс имперского влияния на изменение средневековых ливонских ландшафтов. В духе господствовавшего в России классицизма возводятся важные общественные постройки в Дерпте — главный корпус Дерптского университета, анатомический театр, обсерватория, здание клиники и ботанического сада, ветеринарный институт, гимназия на улице Рюютли, гостиный двор, некоторые гостиницы. Осуществляется даже перестройка фасадов многих средневековых домов, с тем чтобы они соответствовали требованиям классицизма. Значимым образцом архитектуры классицизма в Ревеле явилось здание по улице Кохту, 8 (в советский период — министерство финансов).