1. На Урал

1. На Урал

Поезд шёл медленно, подолгу задерживаясь на узловых станциях и разъездах, уступая безоговорочно дорогу эшелонам, спешащим на запад, к фронту. В этих эшелонах — танки, орудия, автомашины, полевые кухни, теплушки с красноармейцами — молодыми и, казалось, неразличимыми в своих выгоревших на солнце пилотках и одинаковой защитной форме.

Шла вторая неделя войны. Массовая эвакуация заводов из западных районов страны на восток была ещё впереди, и состав из нескольких теплушек и платформ с оборудованием, следовавший из Ленинграда в Челябинск, вызывал удивление и даже недоверие у железнодорожного начальства. Никому ещё и в голову не приходило, что это лишь первая ласточка предстоящего вскоре великого перебазирования оборонной промышленности на Урал и в Сибирь, когда полстраны будет на колёсах.

Говорят, что первую половину пути отъезжающий думает о том, что покинул, а вторую — о том, что его ждёт впереди. Так и Духов не мог не возвращаться мысленно в Ленинград, в СКБ-2 и на Кировский завод, с которыми так неожиданно пришлось расстаться,

В последний предвоенный год СКБ-2 много занималось — и теперь казалось, что, пожалуй, слишком много — экспериментальными работами. По инициативе Котина к началу 1941 года были разработаны проекты КВ-3, КВ-4 и даже КВ-220. В творческом соревновании, одиночку и группами, участвовали Ермолаев, Павлов, Шашмурин. Но Николая Леонидовича эти проекты не увлекали — прежде всего потому, что носили они почти исключительно теоретический характер. При всей оригинальности многих конструктивных решений масс большинства этих «перспективных КВ» превышала шестьдесят тонн, а у КВ-3 перевалила даже за сто тонн Танк КВ-4, разработанный конструкторами но конкурсу, в двух десятках вариантов был двухбашенным. Николай Леонидович твёрдо придерживался мнения, что реальный, а не гипотетический танк прорыва должен иметь массу не более сорока тонн, а значит, может быть только однобашенным.

Охотнее, чем в КБ, Духов бывал на заводском полигоне, где, переодевшись в комбинезон танкиста, участвовал в испытаниях первых серийных КВ-1. Ездил на Карельский перешеек — там на уцелевших препятствиях линии Маннергейма испытывались одновременно с КВ-1 и кошкинский средний танк Т-34, который нравился Николаю Леонидовичу не меньше, чем свой КВ. К сожалению, сам Михаил Ильич на испытаниях не присутствовал — он был уже тяжело болен…

А теперь вот поезд, пусть и не слишком быстро, но вёз его на восток. Ясно уже, что война, разразившаяся на фронте от Баренцева до Чёрною моря, будет невероятно тяжёлой, совсем не такой, как о ней пели в песне: «И на вражьей земле мы врага разгромим, малой кровью, могучим ударом». Что-то ждёт на Урале? Вообще-то вопрос об организации производства танков КВ на Челябинском тракторном заводе был не нов. Правительство с трезвой дальновидностью решило его еще в марте прошлого года, и уральцы не только приезжали в Ленинград познакомиться с танком, который им предстояло выпускать, но и уже изготовили у себя один экспериментальный образец КВ. Но дальше этого дело не пошло, потому что уральский КВ-1, мягко говоря, не выдержал испытаний.

С первых же дней войны встал вопрос о перебазировании на Урал всего танкового производства Кировского завода. В Челябинск спешно вылетела комиссия — нарком танковой промышленности В. А. Малышев, директор Кировского завода И. М. Зальцман и начальник СКБ-2 Ж. Я. Котин. (Срочный рейс выполнила известная лётчица Валентина Гризодубова.) Комиссия, осмотрев ЧТЗ, единодушно решила, что спешно переводить сюда тысячи танкостроителей из Ленинграда пока не следует. Это ослабит Кировский завод, а он может и должен оказать неоценимую помощь в обороне Ленинграда: давать фронту КВ и пушки, ремонтировать боевую технику. На Челябинском гиганте следует продолжать выпуск гусеничных тракторов и арттягачей, нужных фронту, и немедленно приступить к планомерной подготовке танкового производства.

Говорили, что Сталин с таким решением согласился не сразу. Пришлось Зальцману и Котину заверить его, что кировцы окажут действенную помощь уральцам и что выпуск танков КВ на Урале будет налажен в самые сжатые сроки.

Первую помощь кировцев в виде этого спешно собранного эшелона и проталкивал сейчас к Челябинску Сергей Нестерович Махонин — именно ему предстояло возглавить танковое производство на ЧТЗ. Николай Леонидович Духов направлялся туда в качестве главного конструктора. В теплушках ехали с семьями несколько десятков инженеров, мастеров и рабочих-кировцев, а платформы были загружены оснасткой и готовыми агрегатами и узлами КВ. Предполагалось немедленно приступить на ЧТЗ к сборке нескольких танков, чтобы одновременно с организацией производства сразу же начать обучение и практическую подготовку местных кадров танкостроителей.

Николая Леонидовича радовало, что судьба свела его в эти дни с Махониным. Этот человек, гвардейского роста, с лицом простого русского парня, обладал несомненным талантом действовать в трудных обстоятельствах, относился к ним с невозмутимым спокойствием и непоколебимой уверенностью, что выход должен и может быть найден. Котин был гением решения вопросов «в высших сферах», Махонин — в низших, что, пожалуй, не легче. Не подлежало сомнению, что если б не Махонин, их скромный и встречный для всех эшелон давно был бы загнан в самый дальний тупик самого глухого разъезда, без надежды оттуда выбраться. Причём Махонин никогда не заискивал перед железнодорожным начальством, а тем более, никогда не угрожал ему грядущими неизбежными карами. Он и говорил-то обычно мало. Предъявив документы начальнику станции, молча ждал, и тот каким-то непостижимым образом понимал, что с этим человеком обычные уловки не помогут, что хватка здесь мёртвая.

До 22 июня Махонин работал главным инженером Особого завода, где возглавлял организацию серийного выпуска танка Т-34. В первый же день войны телеграммой был вызван в Москву, в наркомат, где ему предложили немедленно убыть в Челябинск для организации на ЧТЗ производства танков КВ. Махонин не удивился, хотя Челябинский тракторный завод был ему незнаком, но заподозрил ошибку — всё-таки, может быть, речь идет о налаживании выпуска на ЧТЗ родной ему тридцатьчетвёрки? Ведь КВ он и в глаза не видел. Но заместитель наркома не оставил сомнений: ошибки нет. На незнакомом заводе надо наладить выпуск именно этого танка. Махонин не дрогнул и возражать не стал — надо так надо, задача сложная, но не труднее, чем у тех, кто сражается на фронте.

Прибыв в Ленинград, Махонин как пришёл в СКБ-2 и опытный цех, так, казалось, больше и не покидал их. За несколько дней, пока формировался эшелон в Челябинск, успел ознакомиться с танком и его производством. Машина ему понравилась, а вот её сборкой остался недоволен.

— Я думал, у вас тут передовая технология, — прямо сказал он Духову. — А что увидел в цехе? Слесари облепили машину, как мухи, и работают, кто как изловчится — вниз головой или вверх ногами. Из трансмиссий одни ж… торчат. Так при царе Горохе корабли строили! Массовым и даже серийным производством тут и не пахнет.

— Да, у нас пока, по существу, индивидуальная сборка, — согласился Николай Леонидович. — Кировский завод силён мастерами и благодаря этому может сделать любую по сложности машину, но в небольших количествах. Массовое производство — дело других заводов. В Челябинске нам с вами ещё немало придётся потрудиться над массовым выпуском танков по автотракторной технологии.

— Сборка танков на конвейере? — переспросил Махонин. — Думал я об этом ещё в Харькове. Но танк намного

— Но без этого нам не справиться с увеличением выпуска танков для фронта.

— Понимаю. Что-нибудь придумаем. Конвейер, может быть, и не получится, а сборку крупными сериями должны наладить. Фронту очень нужны танки. А надо — дадим. Обязаны дать!

Махонин всю дорогу был спокоен и уверен в себе, а вот Духов, оставаясь наедине со своими мыслями, испытывал гнетущее беспокойство: КВ очень быстро прошёл все испытания и технологически почти не обработан. Многое подгоняется вручную, доступно только мастерам высокого класса. Достав блокнот, он делал скупые пометки: вот это надо изменить в конструкции в первую очередь, а вот эти узлы и детали можно сделать проще, удобнее для массового выпуска. От работы на душе становилось спокойнее, чувство тревоги если и не исчезало, то уменьшалось.