5. Конвейер
5. Конвейер
Сначала в тучах сверкает молния, а потом глухо доносятся отдалённые раскаты грома. Вот таким запоздалым отзвуком странной грозы, разразившейся, случайно или нет, над танками КВ, показалась Николаю Леонидовичу необычная весть: Танкограду предстоит выпускать тридцатьчетвёрки. Впрочем, позднее, когда на ЧКЗ стало поступать оборудование со Сталинградского тракторного, стало ясно — это отзвуки гораздо более сильной и страшной грозы. Слишком опасные молнии сверкали в то недоброе лето сорок второго года в донских степях. И первенец первой пятилетки — СТЗ — вынужден был свернуть производство тридцатьчетвёрок, а давал он фронту почти половину общего выпуска этих превосходных боевых машин. Танкограду предстояло восполнить эту чувствительную потерю.
В начале июля, когда ещё не была завершена работа над КВ-1 С, Николай Леонидович расписался в приказе, один из пунктов которого гласил: «Заместителю главного конструктора Н. Л. Духову обеспечить цехи чертежами танка Т-34».
Почему эта работа была возложена на заместителя главного конструктора? Трудно сказать. Генерал Котин (это звание он получил в январе 1942 года) был одновременно заместителем наркома танковой промышленности, что налагало на него дополнительно важные обязанности. Кроме того, он был сосредоточен тогда на разработке нового тяжёлого танка и, возможно, не мог оторваться от этой работы.
Изготовление рабочих чертежей машины (к тому же чужой, созданной на другом заводе) — работа, не представляющая большого интереса. Впрочем, Николай Леонидович не считал тридцатьчетвёрку чужой машиной может быть, потому, что её главным конструктором был Кошкин — человек, которого он ценил и глубоко уважал. В Кошкине он, как и в Малышеве, видел того самого, богато одарённого природой русского человека, у которого «всё при нём», а говоря словами Чехова, прекрасны и душа, и мысли. Безвременная смерть Михаила Ильича поразила и потрясла его. Он никогда не относился к Кошкину как к сопернику, но мысленно привык сравнивать КВ с Т-34, ещё с тех времён, когда на подмосковном полигоне обе машины одновременно предстали перед правительственной комиссией.
Поначалу в глубине души — и греха таить нечего — он отдавал предпочтение могучему КВ, который на линии Маннергейма сметал надолбы и ежи, подавлял дзоты и доты, оставаясь неуязвимым. Так было и в начале Великой Отечественной войны. Но когда у противника появились новые снаряды и длинноствольные пушки, пришлось произвести «переоценку ценностей». Оказалось, что Кошкин лучше увидел поле боя будущей войны. Не увлекаясь бронёй, он поставил на свою машину вооружение тяжёлого танка, сохранив высокую скорость и манёвренность. В сущности, КВ-1С — шаг к сближению тяжёлого танка с Т-34. «Не исключено, что в будущем средние и тяжёлые танки ещё больше сблизятся и даже сольются в один тип», — думал Духов.
И вот теперь, летом 1942 года, более трёхсот конструкторов и технологов под его руководством занимались подготовкой к выпуску на заводе Т-34. В этой работе принимала участие и группа опытных специалистов головного завода, выпускавшего Т-34, — Я. И. Баран, В. М. Дорошенко, Н. Ф. Мельников и другие.
Но Духов не был бы Духовым, если бы ограничился простым копированием серийно выпускавшегося образца. Он стал инициатором существенных улучшений в конструкции Т-34. А это было непросто ещё и потому, что каждое, даже незначительное изменение конструкции надлежало согласовывать с представителями военной приёмки и КБ головного завода.
Усовершенствования, внесённые тогда и позднее на ЧКЗ, говорили сами за себя. Среди нововведений была, например, командирская башенка — она улучшила обзорность из танка. Немецкий генерал Эрих Шнейдер, высоко отзываясь в своих воспоминаниях о боевых качествах тридцатьчетвёрки, между прочим, писал: «…И всё же новый русский танк имел один крупный недостаток: его экипаж имел плохой обзор, особенно сбоку и сзади… Эта слабость была вскоре обнаружена в бою и при осмотре подбитых танков Т-34 и быстро учтена в тактике наших танковых войск». Эти слова справедливы. Но только до введения командирской башенки по типу установленной на КВ-1С. Возможность быстрого её поворота, независимо от основной башни, позволяла командиру танка видеть всё происходящее на поле боя — и спереди, и сбоку, и сзади.
Пятискоростная коробка передач… Целый новый агрегат был принят безоговорочно, потому что он существенно улучшал тяговую характеристику танка, облегчал переключение передач. А воздухоочиститель? Двигатель — сердце машины, его надо беречь. На тридцатьчетвёрке же был довольно-таки примитивный воздухофильтр, и Духов настоял на установке «мультициклона», который гораздо лучше очищал от пыли поступающий в цилиндры воздух.
Казалось бы, что тут особенного? Ведь всё это — и командирская башенка, и новая коробка передач, и фильтры типа «мультициклон» — уже было внедрено на танке КВ-1С. Просто улучшения, найденные при модернизации своего танка, были внесены в конструкцию чужого. Но сколько для этого приходилось просить, доказывать, брать на себя ответственности… Духов не мог иначе. Не мог делить советские танки на свои и чужие. Думал прежде всего об интересах дела. И гордился тем, что внёс вклад в улучшение конструкции отлично зарекомендовавшей себя в боях тридцатьчетвёрки, так полюбившейся фронтовикам.
— Ну, Николай Леонидович, знал я, что ты кудесник. Но такого, признаться, не ожидал. Это похоже на фокус!
— Вот расчёты, Сергей Нестерович. Соединений станет больше, но прочность гусениц не снизится.
— Трюк, настоящий трюк, — сказал Махонин. — Но другого выхода у нас нет. Будем пробовать, проведём испытания.
Для возраставшего выпуска тридцатьчетвёрок остро не хватало массовой детали — траков гусениц. Дело дошло до того, что у сборочного цеха стояли десятки «необутых» танков — задерживалась отправка их на фронт. Траки изготовлялись путём литья. Процесс был трудоёмкий да и довольно капризный — случался брак. Возможности справиться с программой у литейщиков не было.
И вот Духов предложил изготовлять траки значительно более производительным способом — штамповкой. Ничего особенного в этом не было — траки для гусениц КВ штамповали на девятитонном молоте в кузнице. Но этот самый мощный на заводе молот — единственно пригодный для такой операции — был крайне перегружен, ибо на нём штамповали ещё и коленчатые валы для двигателей В-2.
«Фокус» состоял в том, чтобы штамповать не целые траки, а их половинки, что возможно на пятитонных молотах, гораздо меньше загруженных. И собирать гусеницу так: целое литое звено (трак с клыком), потом составное из половинок, затем опять целое. Литейщики будут отливать только клыковые траки, программа для них уменьшится вдвое, и они вполне справятся.
«Трюк» удался — танк Т-34 с такими опытными гусеницами прошёл от Челябинска до Свердловска без единой поломки пальцев и траков.
Пришла вторая военная осень. Она была не менее трудной, чем первая, — враг вышел к Волге, овладел предгорьями Кавказа. Но Танкоград в эту осень был на подъёме. Он преодолел, пожалуй, самый сложный и опасный для себя рубеж, справившись — почти одновременно — с модернизацией КВ и освоением выпуска Т-34. Теперь он давал фронту эти превосходные боевые машины, работая в напряжённом, но почти нормальном ритме. Улеглась буря и за рабочими столами КБ. В относительно спокойной обстановке возобновились перспективные работы по новому тяжёлому танку.
Котин уехал в Москву. А вскоре Танкоград был охвачен радостным оживлением — пришёл номер «Правды» с большой статьёй Героя Социалистического Труда, генерал-майора технических войск Ж. Котина. Называлась она «Танки». Николай Леонидович с большим интересом начал её читать.
«Наши танки лучше немецких», — писал Котин.
Да, это бесспорно, — подумал Духов.
«Этим мы прежде всего обязаны товарищу Сталину. Он — наш главный конструктор…»
Гм… Сказано смело, но кто решил, в конце концов, принципиальный вопрос о числе башен на тяжёлом танке? Товарищ Сталин!
«За эти годы мне несколько раз выпало счастье встречаться с товарищем Сталиным, — продолжал Котин. — И — каждый раз я уходил от него вооружённый новыми мыслями, идеями, обогащённый его мудрыми указаниями и советами».
Да, но товарищ Сталин, видимо, не преувеличивал значение этих указаний. Иначе, за что же тогда Котину и Сталинская премия, и звание Героя Социалистического Труда, и генеральское звание в тридцать с небольшим лет? И пример, кажется, не совсем удачный: «Некоторое время назад на наших основных танках появилась командирская башенка. Это улучшение целиком вытекает из опыта войны и сделано по личному указанию товарища Сталина». Что-то, видимо, перепутано — речь о башнях, да не о тех…
Но в целом — статья превосходная. В конце её говорилось о том, что за время войны на наших заводах выросли замечательные кадры конструкторов. И перечислены фамилии: Духов, Морозов, Ермолаев, Сычёв, Балжи, Халкионов, Троянов, Кучеренко, Мият, Шашмурин «и многие другие». Конечно, есть маленькая неточность. Он, Духов, был ведущим конструктором КВ ещё до войны. Правда, и «за время войны», безусловно, «подрос». Но стоит ли обращать взимание на такие нюансы? Статья интересная, нужная. Молодец, Жозеф Яковлевич!..