Часть вторая Рождение колосса
Часть вторая
Рождение колосса
Человек, которому повезло, —
это человек, который делал то,
что другие только собирались сделать.
Ренар
1. Уход
…Вероятно, он был счастливым человеком. Судьба обласкала его. К пятидесяти годам он получил почти все мыслимые у нас в стране награды и почести. Трижды Герой Социалистического Труда. Лауреат Ленинской и пяти Государственных премий. Доктор наук и член-корреспондент АН СССР. И даже генерал (хотя ни дня не служил в армии). Он не был на войне, но среди его многочисленных орденов — полководческий орден Суворова, которого удостаивались храбрые боевые генералы за выигранные сражения.
И вот в расцвете сил — болезнь, не оставляющая надежды. Та самая болезнь, которую врачи по гуманным соображениям обычно пытаются скрыть от пациента, и почти всегда безуспешно. В отличие от преступника приговорённого к казни, больной не знает, за что и к чему.
Внезапный удар судьбы Духов принял стойко. Рассказывают — вёл себя так, как будто ни о чём не догадывался. Ездил на работу, как всегда охотно шутил, ещё охотнее смеялся шуткам друзей. Горячо и заинтересованно участвовал в обсуждении рабочих планов, том числе и на отдалённую перспективу. Сотрудники КБ, люди в большинстве серьёзные и многоопытные глядя на «шефа», поговаривали иногда между собой о трудностях диагностики этого коварного заболевания, о том, что не исключена одна из тех ошибок, которыми так грешат медики. Было от чего засомневаться. Николай Леонидович выглядел прекрасно, держался, как всегда. Очень похоже, что его болезнь — всего лишь разговоры.
Но весной ему стало хуже. Весна в Москве — нелёгкая пора года. Грязь, слякоть… Пробуждение природы, но хмурое, вялое… Явно не хватает тепла. Днём иногда пригреет солнце, а ночью — опять заморозки. И так день за днём. Иногда кажется — всё, конец зиме, весна прорвалась, а глядь — опять выпал снежок. Во дворах — мусор, уже не прикрытый снегом, вмёрзший в грязно-серый лёд. Деревья стоят голые до самого мая. Трудно весной в столице человеку больному, особенно уроженцу солнечного юга.
Он и жаловался лишь на затянувшуюся слякоть да изредка — на усталость. «Устал я что-то сегодня, — иногда говорил жене. — Пуст, как выжатый лимон». Вздыхал: «Поскорее бы кончилась эта треклятая карикатура на весну». Вслух мечтал о поездке в Крым, к морю.
А потом наступил день, когда внешнее благополучие — а по сути, хрупкое равновесие между силами жизни и смерти, поддерживаемое громадными усилиями воли — внезапно и катастрофически рухнуло, как это и бывает всегда при такой болезни. Силы стали стремительно убывать.
Он сидел на диване или в кресле, читал своего любимого раннего Чехова, но уже не посмеивался, как бывало, и даже не улыбался. Осунувшееся лицо было суровым. Часто ронял книгу, впадая в дремоту или забытье, и тогда случалось — из-под опущенных век выкатывалась и скользила по бледной щеке слезинка…
Один из поэтов в старости в отчаянии и с поздним раскаянием написал горестные строки:
Лёгкой жизни я просил у бога,
Лёгкой смерти бы надо просить.
Жизнь Духова не была лёгкой. Слишком много в ней было борьбы. А там, где борьба, — там не только победы, но и горечь неудач, и тайные муки обидных поражений. Но как совместить с этим репутацию Духова как человека весёлого, лёгкого, неистощимого оптимиста и юмориста — «человека, который смеётся»? Что это — удобная маска? А может быть, трудная жизнь не мешает ей состояться как жизни счастливой?..