11. Рейсы сквозь снега

11. Рейсы сквозь снега

В начале марта неожиданно начались снегопады. Кипенно-белые сугробы занесли заводской двор, снег покрыл крыши цехов, шапками повис на уже наливавшихся весенним соком ветвях деревьев. Отступила весна…

В предрассветной мгле раннего утра из заводских ворот вышли один за другим два танка, сверху почти до катков укрытые брезентами. За ними двинулся мощный тягач «Ворошиловец» с цыганской кибиткой, тоже обтянутой брезентом. Странная колонна бесформенно-неузнаваемых машин, ревя двигателями и подминая гусеницами пушистый снег, двинулась по Московскому шоссе. Ни одного прохожего не было в этот час на пустынных улицах окраины города. Лишь кое-где в окнах низких, засыпанных снегом домиков светились ранние огни.

Кошкин в армейском полушубке, валенках и меховой шапке-ушанке сидел на месте командира первого танка. Накануне он простудился. Но остаться на заводе или ехать в Москву поездом наотрез отказался.

— Раньше не болел, а теперь просто не имею на это права. Я должен ехать.

Немало энергии: потратил Михаил Ильич на организацию этого необычного рейса двух первых танков Т-34 своим ходом в Москву. Это была его идея — вместо обычных ходовых испытаний на военном полигоне, где танки один за другим ходят по кольцевому маршруту, провести их по реальным просёлочным дорогам, через овраги и реки, через леса и болота — почти тысячу километров до самой Москвы. А там, после пробега, — показ правительству в Кремле. Кошкин не забывал решившие всё слова: «Пусть они сделают предлагаемую ими машину, а мы посмотрим, так ли она хороша, как они говорят о ней». А из Кремля — на Карельский перешеек для боевых испытаний в реальных суровых условиях военных действий.

Каких только возражений не высказывали против этой, казалось бы, такой логичной и целесообразной идеи! Начиная с того, что танки секретные и вести их открыто через десятки городов и деревень недопустимо. А если выйдут из строя какие-то механизмы где-то в поле или в лесу? Где и кто их будет ремонтировать? Наконец, даже исправный танк может намертво застрять в овраге или в болоте, а ведь это новая секретная машина! Кошкин отвечал: «Танки надёжны, поломок не будет; не застрянем, у машин отличная проходимость в любых условиях. А если и случится что-то, так это хорошо — выявим недостатки в реальных условиях, а значит, и устраним своевременно».

Поддержал нарком — не тот, который когда-то напутствовал Кошкина у себя в кабинете, а новый нарком машиностроения — бывший матрос и чекист, а в недавнем прошлом — директор крупнейшего автозавода. Он прославился в начале тридцатых годов организацией знаменитого международного автопробега через пустыню Каракум. Первые советские грузовики под его руководством соревновались в знойных бескрайних песках с автомобилями иностранных марок, в том числе с фордовскими. Пробег прогремел на весь мир, и прежде всего потому, что в невероятно трудных условиях советские автомобили, к удивлению многочисленных маловеров и скептиков, показали себя отлично.

Идея пробега новых танков Т-34 с Особого завода своим ходом в Москву наркому пришлась по душе. Человек решительный и смелый, он не побоялся ответственности и санкционировал пробег, несмотря на возражения Салова. А Салов не просто возражал, он официально потребовал, чтобы оба танка были в установленном порядке доставлены на полигон для испытаний по утверждённой программе. Своих представителей для участия в пробеге направить отказался.

…Хорошо, что прошли снегопады. Дороги совсем, нет — снежный покров почти полтора метра! Танки пробиваются вперёд по башню в снегу, водители выдерживают направление лишь по цепочке телеграфных столбов. Но скорость всё-таки приличная — машины тянут на второй передаче. А что, если изменить разбивку и ввести ещё одну передачу между второй и третьей? Тогда, вероятно, машины пошли бы с большей скоростью…

За рычагами первого танка — Володя Усов, Он без полушубка, в фуфайке и ватных брюках, в сапогах. От работы рычагами и напряжения ему жарко: танковый шлем снял, всклокоченные волосы на голове мокры от пота. Не боится, что простудится, — парень здоровый, крепкий, А вот он, Кошкин, простудился и, кажется, серьёзно. Мучает кашель, сухой, назойливый. Михаил Ильич часто курит, в слабой надежде, что пройдёт, — клин клином вышибают, — но папиросы не помогают. В горле першит, кашель бьёт так, что отдаёт в висках. И далее в полушубке зябко — озноб. Хорошо бы выпить чаю с малиной или тёплого молока, согреться в тёплой постели, поспать…

Вскоре на обоих танках вышли из строя главные фрикционы. Что ж, условия действительно тяжёлые. Но это не оправдание. Механизм выключения фрикциона изготовлен с отступлением от чертежей — главный инженер, ссылаясь на производственные трудности, упростил конструкцию. Он, Кошкин, с этим не согласился. И не согласится. Он за такую простоту, которая не снижает, а повышает надёжность механизма.

Главные фрикционы заменить не удалось — требовалась слишком большая разборка. Тоже недостаток. Продумать: нельзя ли сделать так, чтобы сменить главный фрикцион можно было и в полевых условиях?

Водители Усов и Носик — настоящие асы — двигались дальше, переключая передачи с помощью бортовых фрикционов. Михаил Ильич и сам садился за рычаги. Он вёл танк как раз по тем местам, где потом, летом сорок третьего, разразилось решающее танковое сражение Великой Отечественной войны. Не знали тогда испытатели, что здесь, в степи под Курском, в честь великой победы танк Т-34 будет установлен на гранитном пьедестале…

Под Москвой испытателей встретил заместитель наркома. От него они узнали об окончании боёв на Карельском перешейке.

— Тому, что окончилась эта война, нельзя не радоваться, — сказал Михаил Ильич. — Но жаль, что мы опоздали.

Москва. В неё въехали не сразу — подождали на окраине, пока погаснут фонари и опустеют улицы.

По заснеженным, ещё зимним улицам и переулкам проследовали через центр к одному из ремонтных заводов.

На другой день заменили главные фрикционы. А в ночь на 17 марта поехали в Кремль.

У Спасских ворот пришлось долго ждать. Потом ворота открылись, и первая тридцатьчетвёрка двинулась под своды Спасской башни. Остановились на площади напротив колокольни Ивана Великого.

Доставкой машин в Кремль руководил Пётр Климентьевич Ворошилов — молодой инженер-танкист, сын наркома обороны.

Утро было пасмурное, холодное. У Михаила Ильича усилилась простуда. Он старался сдерживаться и всё-таки кашлял так громко и натужно, что привлекал неодобрительные взгляды лиц, окружавших членов правительства. Докладывал о танке П. К. Ворошилов. Докладывал спокойно, уверенно, чётко.

Сталин был в шинели и меховой шапке с опущенными, но неподвязанными наушниками. Он молча, внимательно слушал докладчика.

…Что-то Сталин скажет теперь? Не было сомнения, что он информирован о всех деталях борьбы вокруг нового танка.

Доклад окончен. Водители одновременно запустили двигатели. Две тридцатьчетвёрки, красиво развернувшись на кремлёвской брусчатке, прошли навстречу друг другу. Когда танки остановились и сизоватый дымок рассеялся, Сталин, ни к кому не обращаясь, негромко сказал:

— Это будет ласточка в наших танковых войсках.

Ласточка! Название и в самом деле чем-то подходило к машине, коротко и образно выражало возникавшее к ней тёплое отношение. Ласточка — вестник весны, поры расцвета…

После успешного показа в Кремле танки были отправлены для дальнейших испытаний на полигон. Обстрел корпуса снарядами сорокапятимиллиметровой противотанковой пушки показал, что Т-34 стоит на грани непоражаемого танка. Михаил Ильич, несмотря на тяжёлую простуду, был оживлён и весел. Когда полковник, руководивший обстрелом, чертил мелком на броне треугольник, подзуживал: «Не попадёт, промажет». Однако лейтенант, стрелявший из танковой пушки, хорошо знал своё дело: снаряд ложился точно в центр треугольника. Но… или рикошетил от наклонной плиты, или застревал в броне. Ни одной сквозной пробоины! Только одна болванка попала в щель между корпусом и башней и заклинила её. Михаил Ильич сделал очередную пометку в блокноте.

После испытаний заместитель наркома уговаривал его возвращаться на завод не с танками, а поездом.

— Теперь уже всё ясно, — говорил он. — Через неделю-другую состоится решение правительства. Танк будет принят в серийное производство. А тебе надо лечиться.

— Сейчас не до этого. Оказать тебе, какая у меня появилась идея? Так и быть, слушай: двигатель расположить не вдоль оси, а поперёк танка. Это позволит укоротить машину, при том же весе — усилить её броню. Я уже подсчитал — всё получается, лобовая броня может быть почти сто миллиметров!

— Это дело будущего, а сейчас тебе надо в больницу…

— Не могу, не имею привычки бросать товарищей на полдороге.

— Так что — тебя приказом обязать? Или и приказу не подчинишься?

— Не подчинюсь, — засмеялся Михаил Ильич.

И снова снежная дорога в холодней, тряском танке. Снова главный конструктор у приборов, за рычагами машины, наблюдает, делает заметки. А он был уже очень и очень болен…

Тех, кто встречал испытателей, поразил вид Михаила Ильича — лицо красное, словно горит, серые крупные глаза лихорадочно блестят, он часто надрывно кашляет…

Но силы ещё были. Он поехал не домой, а на завод и целиком отдался работе.