3. Думайте все!

3. Думайте все!

Начал он с того, что в составе конструкторского бюро создал спецгруппу для проектирования нового танка. Это оказалось непростым делом. Несколько дней ушло на то, чтобы познакомиться с людьми, узнать, хотя бы приблизительно, кто есть кто. Помогал ему знакомиться с сотрудниками заместитель начальника КБ инженер Николай Овчаренко. Сам Овчаренко производил благоприятное впечатление: высокий, красивый украинец, держится с достоинством, сдержанно, одет подчёркнуто аккуратно — добротный серый костюм, белоснежная рубашка с галстуком, до блеска начищенные штиблеты. Но характеризовал конструкторов Овчаренко уклончиво, делая многозначительные паузы и как бы что-то недоговаривая. В конце концов Михаил Ильич прямо предложил ему составить список десяти, по его мнению, лучших конструкторов отдела — один-два человека от каждой группы. Овчаренко пришёл в замешательство, попросил время подумать, и на другой день представил список, в котором было всего три фамилии — Метелин, Аршинов, Васильев. На вопрос: «Почему только трое?» — Овчаренко молча пожал плечами с многозначительной миной на своём важном лице молодого английского лорда.

На Александра Метелина Михаил Ильич и сам уже обратил внимание. Он бросался в глаза костлявостью, наголо обритой головой и аскетически-бледным лицом с ввалившимися щеками. И на этом лице — необыкновенно живые, чёрные, словно горящие внутренним огнём, глаза человека не просто умного, а талантливого. Михаил Ильич не удивился, узнав, что Метелин, придя работать на завод чертёжником, быстро прошёл ступень за ступенью до руководителя группы трансмиссии, хотя по образованию лишь техник. Результаты его работы налицо: когда несколько лет назад на танке БТ-5 начали наблюдаться случаи выхода из строя коробки передач и на заводе объявили конкурс на создание новой коробки, победителем вышел Метелин. И теперь на танках БТ-7 и БТ-7М — коробки передач его конструкции. С Метелина Михаил Ильич и решил начать формирование спецгруппы. Однако первая беседа с ним была нелёгкой, более того, оставила неприятный осадок. Молодой конструктор держался сухо, недоверчиво, показался человеком резким, необщительным. К предложению войти в спецгруппу отнёсся без энтузиазма.

— А кто ещё войдёт в эту группу?

— А кого бы вы предложили? — живо откликнулся Михаил Ильич. — Вы давно работаете в КБ, хорошо всех знаете.

Метелин улыбнулся тонкими губами — улыбка получилась едкой — и, пожав плечами, сказал:

— Трудный вопрос. Коллектив слабый, опытных инженеров нет. Есть несколько молодых ребят, у которых мозги кое-что варят, но опыта — никакого. Да и образование — местный техникум. Один Овчаренко с дипломом инженера, да и тот…

— В общем, по Гоголю: один в городе порядочный человек — прокурор, да и тот — свинья. Вы это хотите сказать?

Костлявое лицо Метелина передёрнулось, он сухо и, как показалось Михаилу Ильичу, зло рассмеялся.

— Я ничего не хотел сказать. Вы спросили — я ответил, что думаю. А вообще-то — это ваше дело. В мою компетенцию не входит.

«Самолюбив и обидчив, — подумал Михаил Ильич. — Эти качества — не лучшие для работы в небольшом коллективе. Но придётся мириться. Что толку, если у человека приятная внешность и милый характер, а в голове — мякина. К сожалению, по какому-то странному закону природы так чаще всего и бывает…»

— Извините, я не хотел вас обидеть и прошу помочь мне, — мягко сказал Кошкин. — Напишите вот на этом листке фамилии тех ребят, у которых, как вы говорите, мозги варят. Просто так, на всякий случай, для ориентировки.

Метелин взял листок и, не раздумывая, чётким чертёжным почерком крупно написал столбик с десятком фамилий. Список возглавлял Аршинов.

Когда Михаил Ильич предложил Аршинову войти в спецгруппу, тот наотрез отказался.

С виду Михаил Аршинов выглядел богатырём — высокий, широкоплечий, для своих лет несколько даже грузноватый. Лицо широкое, твёрдое, над густыми бровями и низким крепким лбом — шевелюра густых, торчащих, как щетина, волос. Смотрит спокойно, уверенно, но исподлобья, мрачновато.

— А причина? — спросил озадаченный Михаил Ильич.

— Надоело ходить в дураках.

— Наоборот, я слышал о вас только хорошие отзывы.

— Не тех спрашивали. С завода не выгнан только потому, что сменилось начальство.

— Вы имеете в виду историю с корпусом БТ-ИС?

— А-а, вы уже знаете! Ну, конечно, земля слухами полнится. Тогда и объяснять нечего.

— Принесите мне ваши эскизы, посмотрим вместе.

…История с корпусом БТ-ИС действительно дошла до Михаила Ильича. Связана она была с острым конфликтом между Аршиновым и бывшим руководством КБ. Корпусом и общей компоновкой БТ занимался сам бывший главный конструктор Полянский, а непосредственно группу корпуса в КБ возглавлял инженер Поздняков. Началось всё с того, что на завод поступило предложение изобретателя Чиганкова, представлявшее собой ни много ни мало проект нового броневого корпуса для танка БТ. Заниматься этим предложением поручили Аршинову. Михаил узнал, что Чиганков — преподаватель местного танкового училища, и так как предложение было оформлено непрофессионально и вызывало ряд вопросов, решил съездить в училище и поговорить с самим изобретателем. Чиганков, сутуловатый, невзрачного вида старший лейтенант, повёл его в небольшой сарай, приткнувшийся к какому-то складу. Здесь в полутьме Михаил с удивлением увидел танк, по размерам такой же, как БТ, но с другой формой корпуса и башни. Нос танка не суживался до квадратного пятачка, как у БТ, а шёл во всю ширину корпуса. Он был составлен из двух наклонных листов, образующих ровный и мощный угол. В верхнем листе был люк для водителя, закрытый крышкой. Каждый борт — тоже из двух наклонных листов, нижний закрывал ходовую часть, а верхний плавно переходил в коническую, приплюснутую башню. Корпус был монолитный, внушительный, красивой, обтекаемой формы, с острыми углами наклона брони.

— Наклон листов делает корпус непробиваемым, — хмуро сказал изобретатель. — Пули да и снаряды будут рикошетировать.

Потрогав листы, Аршинов убедился, что они — из фанеры. Но какое это имело значение?

— Здорово! — только и сказал восхищённый конструктор.

Вернувшись в КБ, Аршинов быстро составил заключение: предложение изобретателя Чиганкова — оригинально, полезно, его необходимо принять и внедрить в производство.

Поздняков, нацепив золотое пенсне, прочёл заключение, бегло взглянул на эскиз корпуса, потом — более внимательно — на Аршинова.

— Вы серьёзно так думаете?

— А что же тут несерьёзного? Важное, талантливое изобретение.

Поздняков снял пенсне, почесал пальцем высокий, залысинами лоб.

— А вы посчитали, на сколько при такой форме корпуса увеличивается вес танка и расход брони?

— Но ведь одновременно увеличивается свободный объём внутри корпуса. Особенно в носовой части.

— А зачем, простите, нужен этот объём?

— Можно дополнительно разместить боекомплект, — начал сердиться Михаил. — Или топливный бак. Не в этом же дело.

— А в чём же?

— Броневые листы расположены наклонно под острыми углами. Башня коническая. Пули и снаряды будут рикошетировать.

— Кто вам это сказал? Изобретатель?

— Это даже дураку ясно.

— Вам, может быть, и ясно, не спорю. А я, как инженер, хотел бы знать: что, почему и насколько.

Михаил замолчал, сурово насупившись. Поздняков спокойно поигрывал пенсне.

— Вы подумали о том, что это предложение потребует перестройки всей технологии производства корпусов? Новой оснастки. Наконец, новой компоновки танка. А в чём выигрыш?

— Я уже сказал, в чём.

— Расход брони из-за этих широких передних листов и ненужных фальшбортов возрастёт минимум на двадцать пять — тридцать процентов. Увеличится вес танка, придётся создавать новые агрегаты, трансмиссии. Технология производства усложнится. Вероятность рикошетирования количественно не определена и не доказана. И такое заключение… Инженер должен уметь считать, Аршинов!

— Сами считайте! Мне, как дураку, и так всё ясно.

— Вам зря выдали диплом инженера, Аршинов.

— Я не инженер, а техник. А вы не имеете права… оскорблять. Я…

— Ах, извините, любезный. Я совсем забыл. Вы же только занимаете должность инженера. Ради бога, извините. — На холёном лице Позднякова появилась весьма любезная улыбка. — Вы свободны, голубчик. Можете идти.

Примерно через полчаса Аршинова вызвали к Полянскому. Главный конструктор Анатолий Викентьевич Полянский был красивый старик, типично профессорского вида — крупный, полноватый, с седой бородкой клинышком и розовыми, слегка обвисшими, всегда гладко выбритыми щеками. Говорил он негромким мягким голосом, уснащая речь витиеватыми и полузабытыми старомодными оборотами.

Анатолий Викентьевич встретил Аршинова любезно, попросил сесть.

— Сергей Петрович доложил мне о прискорбном недоразумении. Позволю себе заметить, коллега, что я ценю вашу… э-э… увлечённость. Новое всегда подкупает молодёжь. Но предложение изобретателя… э-э… Чиганкова действительно требует слишком большой перестройки производства, сопряжено с весьма серьёзными трудностями.

— Ничего нового нельзя внедрить, не перестраивая производства!

— Совершенно с вами согласен. Но всегда, в первую очередь, надо иметь в виду получаемый эффект. В данном случае он, к сожалению, весьма сомнителен. Поэтому позволю себе не согласиться с вашим заключением.

Аршинов хорошо знал, что значит в устах Анатолия Викентьевича это «позволю себе не согласиться», и угрюмо сказал:

— Я могу идти?

— Да, пожалуйста. Это дело я поручил Сергею Петровичу. Не могу не посоветовать вам, коллега, быть несколько осмотрительнее в выводах и вообще… сдержаннее. Засим честь имею кланяться.

«Пойти разве в партком?» — подумал Аршинов, выходя из кабинета главного конструктора. Но пошёл не в партком, а к своему кульману. Внимательно посмотрел ещё раз на эскиз корпуса — и ругнул себя за поспешность. Надо, конечно, было посчитать. Вряд ли есть смысл на лёгком танке закрывать фальшбортами ходовую часть. Ведущие и направляющие колёса, опорные катки — из стали, пуля ничего им не сделает. Носовая часть корпуса действительно чересчур свободна — ведь в ней размещается только механик-водитель и приводы управления. Лишний её объём — лишний расход брони…

В общем, никуда не пошёл Михаил Аршинов. Но корпус обтекаемой формы с острыми углами наклона брони ему запомнился. Запомнилось и то, как можно повредить хорошей идее непродуманным и преждевременным её «проталкиванием».

Отношения Аршинова с Полянским и особенно с Поздняковым стали после этого случая, мягко говоря, не блестящими. О том, как Аршинов «сел в лужу» с предложением какого-то чудака-изобретателя, в КБ узнали все.

Когда стал вопрос об установке на БТ-7 нового дизеля В-2, Михаил оживился: вот бы заодно хотя бы башню сделать конической! Но оказалось наоборот: объём башни надо увеличивать для установки рации. А что, если рацию разместить в носовой части корпуса, сделав её более свободной? Михаил поспешил к Чиганкову.

Встретил его дежурный по училищу — молодой подтянутый лейтенант с весёлой, белозубой улыбкой.

— Мне к Чиганкову.

Лейтенант удивлённо присвистнул.

— Эге, дорогой, да его у нас с полгода уже нет.

— Где же он?

— Откомандирован для пользы службы в войска. Кажется, на Дальний Восток.

— А танк? Как же его танк?

— Из-за него-то всё и получилось, — охотно пояснил улыбчивый лейтенант. — Занимался чудак своим танком, а преподавательскую работу запустил. Да и с танком ничего не вышло, пришла с завода такая плюха, что закачаешься. Осточертело всё это начальству, ну и… будь здоров!

— А можно посмотреть его танк? Он где-то в сарае стоял.

— Фанера на мишени потребовалась. Ни танка, ни сарая уже нет. Филиал КБ ликвидирован за отсутствием штата. Вопросы ещё есть?

Нет, больше вопросов у Михаила не было. Вернувшись на завод, он достал из дальнего ящика стола эскиз корпуса БТ-ИС. Но ведь есть же, чёрт возьми, есть здесь рациональное зерно. Острые углы наклона брони….. Это же идея, идея непоражаемого корпуса, неуязвимого танка! Пусть она недоработана, кажется примитивной или, наоборот, слишком сложной. Но она не должна умереть, пока не доказано, что это — ложная идея! Правда, среди идей — ложных, пожалуй, не меньше, чем поганок среди грибов! И всё-таки! Только не надо спешить, надо всё обмозговать. Не мечи бисер перед свиньями. Что-то церковное, из Евангелия, кажется, а по существу — верно. И ещё: если найдёшь в навозной куче жемчужное зерно — подними его.

Кошкин внимательно посмотрел эскизы, потом покрутил в руках любовно выпиленный из дерева макет корпуса.

— Оригинально, — сказал он задумчиво, постукивая пальцем по отполированному дереву макета. — Такой формы корпуса у нас ещё не было. Красиво. Скажите, а зачем этот зигзаг у бортов в виде… четвёрки?

— Для того чтобы верхний лист расположить наклонно, — ответил Аршинов. — Наклон листов увеличивает противоснарядную стойкость брони.

— Да, конечно. Но в носовой части получается свободный объём.

— Здесь можно разместить рацию. И поставить лобовой пулемёт для радиста.

— Стрелок-радист? Над этим надо подумать — на рации обычно работает командир. Но в целом форма корпуса, по-моему, интересна. Вас можно поздравить, товарищ Аршинов.

— Это не моё предложение, — смутился Михаил. Не только моё… во всяком случае.

И с чувством облегчения, волнуясь, Аршинов рассказал Кошкину, как печально оборвалась работа изобретателя Чиганкова в училище.

— Пусть это вас не волнует. Если потребуется, мы разыщем изобретателя и на Дальнем Востоке. Думаю, здесь есть основа для серьёзной работы. А сейчас я ещё раз предлагаю вам войти в спецгруппу. Или приказом обязать?

— Не надо приказом, — скупо улыбнувшись, сказал Аршинов. Он почему-то вспомнил ехидного Поздняков и мысленно сказал своему ненавистному противнику: «Вот как относятся к новому умные люди, змея ты золотоочковая!»

…И вот они сидят перед ним — четырнадцать конструкторов, молодые, в большинстве недавние выпускники местного техникума, плохо одетые, скуластые и вихрастые, за исключением Метелина, у которого череп не по годам голый. Михаил Ильич хотел набрать пятнадцать, но ещё одного подходящего не нашлось и ровного счёта не получилось. Он откашлялся и, сдерживая невольное, волнение, открыл первое совещание спецгруппы КБ.

— Нам предстоит выполнить важное правительственное задание, — твёрдо и веско сказал Михаил Ильич. Все вы ознакомились с тактико-техническими требованиями на проектирование нового танка. Может показаться — ничего особенно нового нет, основные показатели — вооружение, скорость, мощность двигателя, тип движителя, габариты — такие же, как у хорошо знакомого всем вам танка БТ-7М. Но это только на первый взгляд. Броневая защита должна быть усилена до двадцати миллиметров. А значит, возрастёт вес, увеличатся динамические нагрузки, повысятся требования к прочности и надёжности всех узлов и агрегатов. Простым копированием агрегатов БТ или их некоторым усилением не обойтись. Кроме того, конструкция БТ, разработанная в своё время американским изобретателем Кристи вообще не может служить для нас эталоном. Эта конструкция даже с теми улучшениями, которые внесены вашим заводом, далека от совершенства, не свободна от слабых мест и существенных изъянов. Это не только моё мнение, об этом говорил мне Главный конструктор БТ Сергей Сергеевич Болховитин. Поэтому задача стоит такая — создать для Красной Армии взамен БТ новый танк — скоростной, манёвренный, простой по конструкции и надёжный в бою.

Говоря это, Михаил Ильич заметил, что конструкторы, слушавшие его с напряжённым вниманием, беспокойно задвигались и начали переглядываться, словно бы хотели сказать друг другу: «Так вот что свалилось на нашу голову». И невольно подумал о том, что в ОКМО была бы совсем иная реакция. Там — опытные, солидные инженеры, присланные в своё время из Москвы по личному указанию Серго Орджоникидзе. Люди с именами. В ОКМО часто запросто бывал, а иногда и присутствовал на совещаниях Сергей Миронович Киров, Это по его инициативе в 1934 году группа выпускников Ленинградского политехнического института была направлена в ОКМО, сначала на преддипломную практику, а потом и на работу. В их числе был и Михаил Кошкин. Сергей Миронович интересовался работой молодых инженеров, говорил о том, что рассчитывает на сплав их энергии и творческой дерзости с опытом и зрелостью старых кадров. Как-то в шутку или всерьёз он сказал, что если бы не стал партийным работником, то наверняка был бы инженером — мечтал об этом с юношеских лет. Конечно, на Особом заводе совсем другие условия. Перед Кошкиным сейчас сидела совсем зелёная молодёжь без серьёзного опыта. Но не боги же горшки обжигают.

— Не ждите, что я буду предлагать, а тем более навязывать вам свои готовые решения, — продолжал Михаил Ильич. — Исполнитель чужого замысла — всего лишь исполнитель. Он может быть добросовестным, старательным, но не больше. Другое дело, когда конструктор воплощает в жизнь свой замысел, свою идею. Тогда он — творец, он способен стать энтузиастом, загореться и зажечь других. Поэтому я предоставляю каждому из вас полную инициативу в работе. Вы на сегодня — самые способные молодые конструкторы завода, каждый из вас, безусловно, силён в своей области, будь то двигатель, трансмиссия, ходовая часть или вооружение, особенно в том, что касается танков БТ. Вы практически, за чертёжной доской, освоили конструкторское дело. У некоторых, как, например, у товарища Аршинова, уже есть заслуживающие внимания оригинальные варианты конструктивных решений, в данном случае, по корпусу. Это большое дело. Надеюсь, что и другие ведущие исполнители в ближайшее время подготовят, пусть предварительные, но такие же смелые и новаторские предложения по своим узлам и агрегатам. Принципиальные вопросы общей компоновки танка мы будем обсуждать и решать вместе. Новый танк — детище всего коллектива, но обезлички не должно быть — вклад каждого будет ясен всем. Сроки у нас жёсткие, работа предстоит большая и огромной важности. При условии, что каждый из нас будет работать творчески, с полной отдачей, с напряжением всех своих сил и способностей мы, я уверен, правительственное задание выполним!

Михаил Ильич закончил свою речь с воодушевлением, сменившим первоначальное тревожное настроение. Вопросов не было. Конструкторы сидели тесной группой, молчаливые, даже подавленные свалившейся на них ответственностью. Закрывая совещание, Михаил Ильич вместо обычных слов: «Ну, а теперь за работу, товарищи!» — веско и требовательно сказал:

— Думайте все!