Прорыв сквозь блокаду
Прорыв сквозь блокаду
Возле Гибралтара режим секретности на «Александровске» резко усилился. Военным запретили в дневное время суток подниматься на палубу. Температура в трюмах доходила до 40 по Цельсию, началась душегубка. Гуляли по палубе группами по пять-семь человек, по ночам, а днем предписывалось спать на нарах, люди начали путать время суток, доходили до полуобморочного состояния и, преследуемые нашествием дурных мыслей, видели скверные, тревожные и затейливые сны. Мучились жаждой, вставали, покрытые каплями пота, обреченно смотрели в потолок, на желтую электрическую лампочку, на свешивающееся пыльное одеяло соседа, вздыхали, вытирали пот и снова ложились, напряженно думая о том, что их ждет впереди, и не находили ответа на это, словно запутавшись в мудреной арифметической задаче с ускользнувшей ошибкой.
Время тянулось медленно, счет суткам терялся. До ракетчиков, коротавших время за житейскими разговорами в своей трюмовой раскаленной тюрьме, дошли слухи, что судно проходит Азорские острова, те самые, что считались центром морского пути между Старым и Новым Светом. Земля Азорских островов, помнящая Колумба, которого здесь по ошибке приняли за морского пирата и даже упекли великого мореплавателя на несколько дней за решетку, готовила «Александровску» первое испытание. К кораблю подкатилась волна дьявольского гула, он нарастал, колотил в виски тревогой и опасностью и, словно огромный невидимый колпак, обрушился на корабль, поглотив его. Над «Александровском» кружил американский военный самолет, словно хищная птица, заметившая добычу. И сидящие в трюмах люди, не видя этого самолета, всем своим телом ощущали опасность, сердце замирало в груди, цепенели пальцы, к горлу подкатывал комок, и бились стальными кувалдами в корпус корабля волны Атлантики. Потом рев стал слабее, и сознание стало возвращаться медленно, отрывками, словно солнечные вспышки в тумане, и призрак угрозы, наконец, стал неосязаем, как морской горизонт ночью.
Но это было лишь начало. А вот дальше начались настоящие кошмары. Кеннеди объявил блокаду. Это означало, что все суда, приближающиеся в зоне в 500 морских миль от берегов Кубы (примерно 927 км), обязаны подвергаться досмотру. «Александровск» либо должен прорваться сквозь блокаду, либо быть затоплен. Был, конечно, и третий путь — вернуться в советский порт, но до Кубы оставались считаные часы плавания, да и силы людей, находящихся в трюмах, были уже на исходе.
Советское Политбюро, предупрежденное о том, что «сегодня с экстренным выступлением особой важности выступит президент США Джон Кеннеди», уже собралось на экстренное заседание в Кремле. Пусть «Александровск» идет в ближайший порт — прозвучал вердикт Хрущева. Что значит в «ближайший порт»? Ближайшие порты находились на Багамских островах, принадлежащих Великобритании! Но никаких других подробностей от Кремля не поступало!
Капитан «Александровска» прикидывал, как развернутся события. Очевидно, что мгновенно в силу блокада вступить не сможет и даже самые скороходные корабли ВМС США не сумеют мгновенно выдвинуться на исходные позиции. Значит, несколько часов у «Александровска» есть, чтобы прорваться через эту невидимую границу раньше, чем американские корабли замкнут свое кольцо. Сколько же именно часов им отпущено на этот рискованный маневр — десять, двадцать, тридцать?
Конечно, есть опасность, что американские корабли окажутся рядом, двигаясь навстречу «Александровску». Что тогда? Досмотр? Затопление судна? Страшно подумать. Надо любыми путями избежать столкновения с ВМС США. Но — как?
Радист «Александровска» подбегает к капитану: — Поступил сигнал с сопровождающей нас подлодке. — А! Приятно знать, что мы не одни в море!
— Подводникам приказано идти на Кубу. Они спрашивают, не нужна ли нам какая-то помощь?
Капитан на секунду задумывается, сведя брови к переносице.
— Нам надо выбрать курс на Кубу, расчищенный от американской эскадры. Нужна дополнительная информация по пеленгу встречных кораблей, чтоб не напороться на них. Если мы объединим данные с наших локаторов с данными подводников по их ГАС.
— Понял. Радист вернулся довольно быстро, с обеспокоенным лицом, и доложил:
— На пути к нашему порту Мариэль обнаружены американские авианосцы. Подводники предлагают нам двигаться в порт Ла-Изабелла. Там вроде бы все чисто.
После общения с коллегами с подлодки стало как-то спокойнее. Корабельный хронометр показывал местное время и часы по Гринвичу, и стали отчетливо слышны удары секундной стрелки напольных часов с бронзовым циферблатом, украшавших нелепой роскошью кают-компанию. Над океаном разгорался новый день. Сквозь сырую мглу развернулся простор лазоревых волн, и вдали над ними показалась светлая лавина облаков, полных бликов розового золота, которые неслись мимо восходящего солнца, как паруса призрачного фрегата. Волны начали блестеть, как стекло, теплый ветер боролся со свежестью; и наконец солнечные лучи разогнали эльфов рассвета, и начался день, полный тревоги и надежды, последний день плавания.
Но когда, казалось, цель была уже почти достигнута, прямо перед «Александровском» вырос из морской пелены американский эсминец. Он только что вышел из военного порта со стороны Флориды, и он спешил занять свое место на боевой позиции, преодолев всего за сутки марафонское расстояние. Этот эсминец, конечно же, был информирован, что, словами Макнамары, «американский флот ищет советское судно, специально предназначенное для перевозки боеприпасов». Но белоснежный изысканный «Александровск» никак не походил внешне на подобный корабль! И все же эсминец, идущий навстречу, им явно заинтересовался, сбавляя ход.
Движимый каким-то смутным предчувствием, капитан «Александровска» посылает в Москву радиограмму.
— Говорит пассажирский теплоход, «Александровск». Проходим Багамы. Рядом с нами американский эсминец. Что нам делать?
Радиограмму в Москву посылают без всякой шифровки, открытым текстом, так что американцы легко могут ее перехватить и изучить содержание. Из Москвы приходит немедленный ответ.
— Вас в списке для предъявления нет. — В каком списке для предъявления нет? — переспрашивает, и снова без шифровки, «Александровск» Москву.
— Вас нет в списке грузов, подлежащих досмотру. Игра на грани возможного. Поравнявшись с «Александровском», американцы дали на борт теплохода световую телеграмму.
— Good morning! — Добрый день, — ответил «Александровск». - Ok, good bye! — и американский эсминец поспешил дальше, искать советский корабль, «специально приспособленный для перевозки ядерных боеприпасов».
«Александровск» подошел к кубинскому порту Ла-Изабелла. День клонился к закату. О том, что в этот порт, ничем не оборудованный для разгрузки тяжелого и опасного груза, направляется советское судно особой миссии, сообщили командованию дивизии Игоря Стаценко. Ракетчики поняли: тяжеленные ящики с боеприпасами придется снимать с корабля буквально на голых руках! И.А. Плиев, командующий войсками на Кубе, послал через А. Алексеева по каналам КГБ шифровку о том, что «Александровск», «являющийся главной целью блокады американцев, благополучно прибыл в кубинский порт».
Когда «Александровск» пришвартовался, была уже глубокая ночь, и часы отсчитывали первые минуты 24 октября. Влажная тропическая ночь набросила над Островом свободы черный шелковый плащ, усыпанный бриллиантами созвездий. «Александровск» стоял в порту Ла-Изабелла, освещенный перламутровым свечением бортовых огней. И слышно было, как волны прибоя шелестят о его корпус и устало поскрипывают канаты, наброшенные крупными узловатыми петлями на массивные черные тумбы.
Морская блокада вступила в полную силу.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.