Русскоязычный швед из Финляндии
Русскоязычный швед из Финляндии
Поскольку ни в Петербурге, ни в Старой Финляндии (то есть в той части великого княжества, которая отошла к России по условиям Ништадтского 1721 г. и Абоского 1743 г. мирных договоров) было невозможно получить лютеранское теологическое образование, то главы прихода приезжали, за единственным исключением, из Финляндии. Исключением был Нильс Адольф Доннер, приехавший из Швеции и получивший магистерскую степень в Або. Должность пастора в приходе Св. Екатерины он получил посредством женитьбы на одной из дочерей Исаака Хоугберга. Доннер прибыл в приход в 1798 г., но уже через два года покинул Петербург. Его сменил Карл Таваст, человек дворянского происхождения и житель Выборга. Таваст оказался достойным последователем Левануса, Хоугберга и Индрениуса — хорошим хозяйственником и умелым администратором. Сданные внаем дома приносили тогда настолько большие доходы, что приход смог вернуть заимствованные деньги. При Тавасте в приходе была также организована церковная школа.
Важнейшим событием, происшедшим за двадцатипятилетний срок пасторства Таваста, явилась русско-шведская война, завершившаяся мирным договором 1809 г., по условиям которого Финляндия стала российским великим княжеством. Страна сохранила шведское законодательство и уставы, но отныне взоры ее граждан все чаще обращались не на запад, а на восток.
Беньямин Патерсен более всего известен как живописец, создавший виды города, но начинал он как портретист. Одно из его первых известных произведений в Петербурге — портрет Эмануэля Индрениуса, пастора прихода Св. Екатерины в 1783–1792 гг. и затем главного пастора во Фредриксхамне. Художественный архив Музейного ведомства (Хельсинки)
Многие финляндцы отправлялись в Петербург в поисках работы и образования, и финляндская колония в городе росла. Естественными местами сбора для вновь приезжавших были приходы Св. Марии и Св. Екатерины. Последний до 1809 г. состоял главным образом из шведских подданных, но с этого времени подавляющее большинство находилось под властью российского императора: в 1828 г. из 3607 прихожан 75 процентов были российскими подданными и 15 процентов — шведскими.
На новый 1826 год должность пастора в приходе Св. Екатерины занял Эрик Густав Эрстрём; в его лице приход обрел сильного руководителя, соответствовавшего требованиям, которые предъявляла к нему новая ситуация. Заслуги Эрстрёма перед приходом невозможно переоценить. Он был яркой личностью, обладавшей талантами и интересами, выходящими далеко за пределы чисто профессиональной теологической сферы.
Эрик Густав Эрстрём родился в 1791 г. в Эстерботтене, на севере Финляндии. Его отец Андерс Эрстрём учился на врача, но вместо этого стал пастором. Семья священника жила бедно, в ней было десять детей, однако ценой великих лишений родители смогли дать сыновьям университетское образование. Эрик Густав был зачислен в Абоскую академию, где начал изучать русский язык и в 1812 г. получил стипендию на обучение в Московском университете. Отец когда-то изучал естественную историю в Упсале у Линнея, а сын занимался русским языком в Москве — трудно себе представить более наглядный пример изменившегося геополитического положения Финляндии…
В Москве способный и любознательный юноша вел дневник, в котором с пониманием дела и юмором описывал не только повседневную жизнь русских, но также и войну, которая вспыхнула во время его пребывания там, — вскоре после приезда Эрстрёма в Москву Наполеон пошел на город, и Эрстрём вместе со всеми эвакуировался. (Его дневник, долго остававшийся неизвестным, был опубликован только в 1984 г. потомком автора Кристманом Эрстрёмом).
По окончании войны Эрстрём вернулся в Або, где возобновил свои занятия русским языком. К этому времени он уже был хорошо знаком с Россией и бегло говорил по-русски. В 1814 г. он издал двухтомный «Rysk Spraklara for Begynnare» («Учебник русского языка для начинающих»). За ним спустя четыре года последовали «Grammatikalisktpraktiska ofvningar i Ryska spraket» («Практические упражнения по грамматике русского языка»), а в 1821 г. — «Rysk lasebok med lexicon» («Книга для чтения по русскому языку, со словарем») в трех частях. Наряду с подготовкой учебных пособий энергичный пасторский сын сумел в 1815 г. защитить диссертацию по языкознанию на тему «Ofversigt af Ryska sprakets bildning» («Обзор строя русского языка»); через год он в возрасте двадцати пяти лет был назначен доцентом русского языка и литературы в Абоской академии.
Эрик Густав Эрстрём быстро стал центральной фигурой в академических кругах, представлявших так называемую Абоскую романтическую школу. Человек шведско-язычный, получивший образование в Москве, доцент кафедры русского языка, он стал одним из ведущих поборников финского как национального языка Финляндии.
Финский приход Св. Марии, возникший в результате борьбы между шведско- и финско-язычными прихожанами церкви Св. Анны, долгое время довольствовался старым общим зданием приходской церкви, которое было построено в 1733–1734 гг. и с годами совершенно обветшало. Однако в 1803–1804 гг. приход возвел на Большой Конюшенной улице собственный храм. Архитектор Кристиан Готлиб Паульсен
Он негодовал по поводу того возмутительного обстоятельства, что страной руководят люди, не владеющие языком ее народа — миллионного народа, не имеющего собственной литературы. «Финская нация, — писал Эрстрём, — которая должна являть собой одно неразрывное целое, подвергается опасности постепенно разделиться на две части, все более отдаляющиеся друг от друга». Поэтому финский язык должен «стать и языком образованных классов», и Эрстрём предлагает грандиозную программу мер, включающую введение преподавания финского языка в школах и университетах, где «обучение все большему ряду предметов… должно вестись на финском языке, чтобы наконец оно велось исключительно на нем». Как известно, со временем идеи Эрстрёма были претворены в жизнь; но сам он, как это ни парадоксально, обладал лишь крайне скудными познаниями в языке, за который ратовал.
Однако Эрстрём не только боролся за статус финского языка, но и настаивал на том, чтобы официальные лица, представляющие Финляндию, владели русским. Это мнение отражает его научные интересы и свидетельствует о трезвом понимании новой политической ситуации в Финляндии.
У Эрика Густава и его жены Ловисы родились семеро детей. Многое говорит за то, что орава детишек в сочетании с низким доцентским жалованьем побудили Эрстрёма, подобно его отцу, сменить род занятий и стать священником. Он был рукоположен в сан в 1824 г. и назначен принять пасторат Тенала в юго-западной Финляндии. Пасторат считался доходным, но когда с кончиной Таваста освободилось место главы прихода Св. Екатерины, Эрстрём попросился туда и получил эту должность. Тем самым открылась новая глава в жизни и Эрстрёма, и прихода.
Эрик Густав Эрстрём обладал исключительной работоспособностью, которую и направил на деятельность в приходе. Он осуществил масштабные перемены в финансовых делах — в частности, ввел настоящие реестры. Он осовременил и упорядочил записи о рождениях, смертях, конфирмациях, приезжавших и уезжавших прихожанах, ввел журналы входящей и исходящей корреспонденции, тем самым заложив основы целесообразного управления делами.
На этом плане из книги Эрика Густава Эрстрёма видно, как шведский и финский участки отделены друг от друга сараями. Это — символическое отражение глубокого раскола на языковой почве
Кроме того, он в так называемой «Памятной и цензурной книге» записывал сведения о частной жизни прихожан, и эти заметки дают живые картинки образа жизни и нравов того времени. О подмастерье сапожника Габриэле Лиде сказано, например, что он «выглядит жутковатым», а о свадьбе подмастерья столяра Густава Вик-стрёма пастор записывает, что ее «прекрасному празднованию» помешало то, что «Викстрём перегрузился крепкими напитками». К сожалению, преемники Эрстрёма не поддержали заложенную было традицию таких записей, которые представляли бы ценный материал для социологических исследований.
В годы пасторства Эрстрёма приход получил новую книгу псалмов. Раньше пользовались изданием 1695 г., а теперь решили ввести новую шведскую книгу псалмов, одобренную в 1819 г. Это, казалось бы, простое решение, принятое в мае 1833 г., поставило Эрстрёма перед совершенно особой и специфически русской проблемой. Дабы заручиться «дозволением властей», пастору пришлось не только снабдить книгу псалмов указателем, но и смягчить в ней некоторые слова и выражения, чтобы не задеть власти. Эрстрём несколько месяцев трудился над переделками, и в мае 1834 г., в День молитвы и покаяния, новая книга псалмов была введена в употребление, пройдя цензуру и будучи дополнена выдержками из «Требника для евангелическо-лютеранских приходов в Российской империи».
Предрасположенность Эрика Густава Эрстрёма к порядку и систематичности наверняка в значительной степени была связана с его научными склонностями. Это касается и интереса к истории прихода. Некоторые его предшественники — Хоугберг и Индрениус — составили на эту тему более или менее краткие обзоры, но Эрстрём стал первым, кто методично трудился над описанием судеб прихода Св. Екатерины с самого его основания. Книга вышла в Або в 1829 г. под названием «Historisk Beskrifning ofver S: t Catharina och S: t Maria Forsamlingar, eller Swenska och Finska Forsamlingarna i S: t Petersburg» («Историческое описание приходов Св. Екатерины и Св. Марии, или Шведского и Финского приходов в С.-Петербурге»). Это систематическое и последовательное изложение пребывания шведов и финнов в Петербурге XVIII — начала XIX в. в сочетании с фактическими данными, статистикой, а также личными комментариями является уникальным источником. Тонкий ум Эрстрёма заметен на каждой странице книги.
Эрик Густав Эрстрём внес эпохальный вклад в жизнь прихода Св. Екатерины, хотя его пасторство оказалось непродолжительным. В 1831 г. скончалась жена Эрстрёма, и он остался один с семью малолетними детьми. Примерно через год он снова женился — на молодой женщине из Борго, которая в 1835 г. родила ему дочь. Через пять недель сам Эрстрём умер от тифа в возрасте всего сорока четырех лет. Газета «St. Petersburger Zeitung» «с болью» констатировала, что петербургская евангелическо-лютеранская консистория потеряла «одного из своих уважаемых за человеческие качества, неутомимых и просвещенных членов».
По церковному уставу 1833 г. евангелическо-лютеранские приходы в России получили дозволение назначать «попечителя церкви», который бы осуществлял связь общины с властями. По предложению Эрстрёма в 1834 г. первым церковным попечителем прихода был избран Роберт Хенрик Ребиндер. Он был министром статс-секретарем по делам великого княжества Финляндского, то есть его официальным представителем в российской государственной администрации. Министр статс-секретарь имел резиденцию в Петербурге и докладывал императору по делам Финляндии. Благодаря этому связи прихода с Финляндией укрепились. Отныне аппарат министра статс-секретаря взял на себя ту роль, которую на протяжении первого столетия играло для прихода шведское дипломатическое представительство.
Пестрое смешение народов
В Петербурге 1820-х гг. было добрых 400 тысяч жителей, являвших собой «пестрое смешение народов». Эрстрём указывает, что многие жители, сколь это ни странно, обычно не называют своей национальной принадлежности, а зовут себя просто-напросто «здешними», то есть родившимися в Петербурге, Ингерманландии или в какой-либо из Прибалтийских провинций.
Будучи филологом, Эрстрём испытывал сильный интерес к языковым вопросам. Особенно же его тревожило положение шведов в Петербурге, где господствующим иностранным языком был немецкий. В городе насчитывалось приблизительно шесть тысяч шведско-язычных жителей, однако многие шведы и финляндцы не желали говорить на своем родном языке — прежде всего люди образованные; даже между собой они часто предпочитали говорить на немецком. Некоторые родители, очевидно, полагали, что знание родного языка может повредить немецкому произношению их детей; по мнению других, детям от родного языка нет никакой пользы: для чего им родной язык, если они «потом останутся жить в С.-Петербурге»?
В умах людей статус шведского языка в Петербурге снизился до положения, при котором его скорее всего можно было бы счесть неким особым диалектом, переполненным русицизмами и — главным образом — германизмами; многие понятия и выражения были просто-напросто прямыми заимствованиями из этих языков. В фонетическом отношении петербургский шведский отличался от литературной нормы и от финляндского шведского. Для Эрстрёма сохранение родного языка было делом чрезвычайной важности: национальность и язык предков всегда должны быть «святы». Те, кто любит свой язык и свой народ, являются «вернейшими подданными благосклонной власти и самыми надежными гражданами среди своих собратьев в Государстве».
В тарабарском смешении языков Эрстрём усматривал угрозу национальной самобытности. Между тем его собственный вклад в шведский язык парадоксальным образом представляет собой прямое заимствование из русского языка. Именно Эрстрём ввел понятие «finlandare», обозначающее жителя Финляндии независимо от того, является его родным языком шведский или финский. Это слово — калька с русского «финляндец», в свою очередь образованного от русского названия страны «Финляндия». Иначе говоря, слово «финляндец» запущено в оборот шведскоязычными петербуржцами.