Швеция на русской почве
Швеция на русской почве
Семья Нобелей была выдающимся примером шведского предпринимательства в России, а ее петербургский дом — естественным местом встреч достопримечательных русских и шведов. Свен Хедин, который на пути в свои азиатские экспедиции или возвращаясь из них неоднократно был принимаем на аудиенциях у императора, часто гостил и в доме Нобелей на Выборгской стороне. Здесь, вспоминал он, устраивались «пышные пиры, на которых встречались шведские, финские и русские инженеры и служащие, работавшие в Петербурге или направлявшиеся в Баку либо в какие-нибудь из бесчисленных складов и центров нефтяной торговли, разбросанных по всей Российской империи».
Размах трапез был «королевским», и «казалось, что находишься в маленькой Швеции на русской почве». Так же «по-королевски» была принята, в частности, Сельма Лагерлёф, гостившая у Нобелей в 1912 г. (см. главу «Визиты знаменитостей. Доктор Лагерлёф гостит у доктора Нобеля»). Другим прославленным шведом, которого чествовали в резиденции Нобелей, был Адольф Норденшёльд, в 1889 г. на судне «Вега» открывший Северо-Восточный проход; в 1880 г. в его честь был задан большой обед, для которого Людвиг Нобель заказал из Швеции тарелки с портретами самого Норденшёльда, Луи Паландера и меценатов Оскара Диксона и А. М. Сибирякова. По завершении обеда гости получили по тарелке в подарок.
Марта Нобель вспоминает, что «крупные деятели европейской культуры» редко гостили в их доме, а выдающихся политиков, пожалуй, не бывало вовсе. Нобели были семьей инженеров, их интересы ограничивались главным образом техническими и инженерно-научными вопросами, и окружение было соответствующим. О каком-либо салоне речь не шла. «Для этого, — пишет Марта Нобель, единственная в семье избравшая профессию вне инженерной деятельности и ставшая врачом, — недоставало важнейших условий: особого таланта, более глубокого знания языков, умственного полета, образования в широком смысле этого слова и… обаяния (charme)».
Маленький рай в Баку
Во время совершенной осенью 1884 г. инспекционной поездки на нобелевские нефтеочистные предприятия Людвиг Нобель написал в Петербург два письма своей восемнадцатилетней дочери Анне — младшей сестре сына Эммануила. Первое датировано 24 сентября, отправлено из Царицына и описывает плавание по Волге.
Моя дорогая, милая Анна.
Когда меня что-то действительно радует, я всегда ощущаю потребность рассказать об этом кому-то, кто мне по-настоящему дорог, а посему сегодня я так хотел бы написать Тебе, мое любимое дитя.
Путешествие на сей раз доставляет мне много радостных дней с самыми приятными впечатлениями. Повсюду, куда бы ни приехал, меня встречают радостные и дружелюбные лица, и эти люди говорят, что довольны и счастливы тем, что работают в нашей компании. Наши крупные предприятия, стоившие мне столь многих лет усилий и забот и при налаживании которых довелось пережить весьма много огорчений и досадных обстоятельств, ныне завершены, и все действует так хорошо, что приносит нам удовлетворение и выгоду и пробуждает зависть в других. У всех наших работников хорошие, а у многих и нарядные жилища.
Отсюда, моя милая Анна, Ты можешь заключить, что у меня есть повод быть удовлетворенным, коль скоро вижу, что сумел содействовать обеспечению многих добросовестных и квалифицированных людей добрым заработком и приятным существованием.
Кроме того, мне радостно видеть также других, не состоящих у нас на службе, которые с уважением относятся и ко мне, и к моим работникам, из чего я могу сделать вывод, что наше предприятие пользуется всеобщим уважением и признанием благодаря его полезной и добросовестной деятельности.
Само путешествие проходит тоже весьма приятно… Мы имеем счастье плыть на самом большом и красивом из всех волжских пароходов: его ведет капитан Тигерстедт, слывущий лучшим капитаном на этой реке.
Сообщение о размерах судна в футах или аршинах не дало бы Тебе достаточно ясного представления о нем. Но вообрази, что ширина салона для пассажиров третьего класса равна длине нашего большого зала, а длина — 150 шагов. Судно трехэтажное: нижняя часть, или трюм, предназначена для грузов, выше расположены места пассажиров третьего класса, а на самом верху — огромные каюты первого и второго классов. Над всем этим возвышается рубка капитана и рулевых. У руля стоят шесть человек, четверо из которых полностью заняты при больших рулевых колесах.
Первый класс оборудован чрезвычайно роскошно и с превосходным комфортом. Все освещается электрическими лампами Эдисона, точно такими, какие мы дома приобрели на пробу для нашего зала и решили осуществить мою выдумку насчет того, чтобы разместить лампы в гардинных кистях, — выдумку, впрочем, весьма глупую. Вообще же впечатление восхитительное, когда поворачиваешь выключатель, и каюта в мгновение ока освещается…
Судно идет очень скоро, несмотря на свою величину, и это не удивит Тебя, если скажу, что машина работает с такой мощностью, как если бы 1670 лошадей тянули изо всех своих сил, причем все с равным напряжением, чего, конечно, не заставит их делать ни один кучер на свете. Кроме того, лошади, не выдержав, довольно скоро устали бы. А здесь совершенно спокойно ходит, присматривая, один машинист, еще двое рабочих следят за несколькими кранами, из которых нефть течет в топку, и так судно ходко летит вперед…
Само собой разумеется, что здесь много любопытного для меня. Дом, в котором я живу, стоит на очень высоком берегу, и от него открывается замечательный вид на реку, по которой движется множество судов; многие из них принадлежат нашей компании, что и понятно, ведь мы вложили в здешнее дело столь большие суммы…
Твой Людвиг.
Второе письмо написано из Вилла Петролеа — жилого квартала в нефтедобывающем районе Баку, оборудованного братьями Нобель для своих работников, и датировано месяцем позже —21 октября.
Моя милая, милая Анна!
…Часто — наверное, Вы полагаете, что слишком часто для Вас речь заходит о Баку. Среди нас Баку — постоянная тема разговоров. Вам, конечно, известно, что здесь обычно очень жарко и что сильные песчаные бури весьма неприятны, а в промежутках между ними воздух насыщен густыми тучами дыма и неприятными испарениями дурно пахнущих масел. Но, кажется, мы не говорили о том, что часть года, то есть осенью и весной, стоит совершенно божественно прекрасная погода и здесь есть места, где не докучают ни дым, ни испарения со скверным запахом и где воздух всегда чистый и свежий.
Такова местность, где я построил маленький дачный поселок, назвав его Вилла Петролеа, и где поселены многие из наших служащих. Именно здесь я теперь живу с (сыновьями) Карлом и Яльмаром (Крюселлем. — Б. Я.) в доме, предназначенном для главного управляющего. Поскольку дом большой и господин Тёрнудд живет один, без семьи, то места нам достаточно. В других виллах живут несколько семей и много холостяков. Некоторых Ты знаешь — например, Рюдёна, Румана, Хольмстрёма, Ламберта.
В одном из больших домов расположен клуб, где вся колония почти до последнего человека собирается вечерами по средам и субботам, и там музицируют, танцуют и играют на бильярде. Возникла счастливая идея создать музыкальный ансамбль, настоящий оркестр, в котором теперь уже довольно много виртуозов. Оркестр состоит из пятнадцати духовых инструментов. Его руководителем и наставником является замечательный музыкант, на протяжении многих лет руководивший здешними флотскими музыкальными командами. За год наши любители достигли таких успехов, что получают большое признание, выступая с благотворительными концертами. Пишущие об оркестре газеты называют его нобелевским.
Разумеется, меня пригласили в клуб на концерт. К моему чествованию там царило праздничное настроение. Зазвучал Бьёрнеборгский марш, меня усадили на стул и, подняв высоко в воздух, носили вокруг большого зала все время, покуда марш игрался. Затем из большого кубка пили за мое здоровье и произносили речи, в которых благодарили меня за то, что подумал о создании для работников хороших условий жизни. Все это доставило мне особенную радость, ведь я действительно основательно потрудился, прежде чем сумел устроить все это, и видя теперь, что все удалось и что служащие обеспечены удобным и здоровым бытом и осознают, что я сделал это по доброй воле, в душе моей испытываю глубокое удовлетворение и считаю себя щедро вознагражденным за труды и заботы.
Клуб и оркестр оказывают весьма благотворное воздействие на всеобщее настроение в нашей колонии, ибо все работники охотно собираются здесь, избегая дурных компаний, с которыми вообще-то так легко связаться, если ищешь развлечений вне дома. Многие молодые господа подумывают о женитьбе, но, к сожалению, свободных квартир нет, а у нас нет денег на то, чтобы построить дома для всех, тем более что люди склонны претендовать на весьма многое.
Я закладывал этот поселок в надежде озеленить его, но, к сожалению, это не получилось из-за отсутствия воды. Все, что мы смогли сделать, это цветочные клумбы и маленький огород. Летом поля высыхают и выжигаются солнцем, а дождя там в это время года вовсе не бывает. Однако осенью, зимой и весной, напротив, дожди идут часто. Тогда там пышная зелень и воздух насыщен чарующими ароматами. Прошлой ночью прошел первый дождь, которого столь долго и с таким нетерпением ждали. Особенно благоприятно он сказался на астрах и левкоях, и они уже так гордо подняли свои сильные пучки. Я надеюсь, что к следующему году мы сможем лучше обеспечиться водой, и тогда, при помощи Господа, осуществится моя мечта о зеленой Вилла Петролеа — маленьком рае в Баку.
Вид от Виллы на синее море и многочисленные горы, а также на просторную гавань очень красив. Он не безлюден, ибо экипажи и всадники постоянно следуют мимо. Но большой лист бумаги уже весь исписан, а как мало я еще успел сказать. Прими горячий привет от бесконечно любящего Тебя отца.
Людвиг.
Анна Нобель в 1884 г. Общество семьи Нобелей
